Баженов - Семён Борисов

В. И. Баженов. План 2-го этажа Смольного института.

Неожиданно, по странному и непонятному капризу Екатерины, постройка Смольного института была поручена Кваренги…

Баженов пережил новое потрясение.

Великие зодчие того времени были подлинными мастерами-строителями — не чертеж на бумаге, не модель из гипса, а возведенное здание считалось настоящим завершением художественного замысла. Вне этого завершения их деятельность казалась им бесполезной. Кроме того, такие зодчие, как Брунелеско, Бернини, Борромини, Растрелли, Баженов и равные им мастера стремились не подражать совершенным образцам, а превосходить их, и в этом творческом соревновании их историческая заслуга перед мировым искусством.

Ни одного своего замысла, — из тех, где он вкладывал всю силу своего мастерства, — не мог Баженов осуществить в неприветливом Петербурге. Он стремился в Москву. Может быть, там ему удастся осуществить свою мечту: построить новый город, воссоздать на своей родной земле величайшие образцы искусства, виденное и изученные в далеких странах Запада.

Баженов поведал Орлову свой грандиозный план перестройки Москвы, начиная с Кремля.

Орлов знал, что Екатерина II не любит Москвы. В одном из писем к Дидро она писала: «Москва столица безделья… сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку, страстно любит рассказы о всяких возмущениях и питает ими свой ум… Фабрики огромной величины, которые имели безрассудство там построить и в которых чрезмерное количество рабочих… увеличивают смуты».

Однако Орлов почувствовал грандиозность баженовского плана, его поразила широта замысла и то величие, которое сулило России осуществление этого строительства. Он довел о нем до сведения Екатерины.

Царица живо ухватилась за эту идею.

Баженов отправился в Москву. В Москве проект Большого Кремлевского дворца окончательно созрел и оформился в грандиозных масштабах.

БОЛЬШОЙ КРЕМЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ

В одном из кремлевских дворцов под кабинет генерал-фельдцехмейстера отведена зала с двумя огромными стрельчатыми окнами. Два молодых человека, склонившиеся над разложенным на столе чертежом, терялись в ее просторе. Один из них, с красивым открытым лицом, в генеральском мундире с орденами — Орлов, другой — офицер в зеленом форменном кафтане с черными отворотами и светлыми пуговицами — Баженов, капитан артиллерии, никогда не имевший дела с пушками.

Баженов выпрямился над картой — добела напудренный парик, оставляя большую часть лба открытой, придавал еще большую яркость румяному лицу и усиливал блеск глаз.

Баженов развертывал перед Орловым план строения Большого Кремлевского дворца.

— На это дело, ваше сиятельство, может даже нехватит человеческой жизни. Надо думать и готовить продолжателей этого, обучить их…

Орлов, сибарит и кутила, относился безразлично к тому, что будет после его смерти. План Баженова увлек его своей новизной и грандиозностью; быть может; принимая участие в его осуществлении, он улучшит свое положение при дворе Екатерины II, место фаворита которой он вынужден был уступить более счастливому и опасному сопернику — Потемкину. Орлов с некоторым равнодушием слушал скучный, как ему казалось, план Баженова о подготовке новых архитектурных сил.

Баженов докладывал о составе «архитекторской команды» при модельном доме.

— Они должны со временем быть надежными помощниками при таком великом строении, как кремлевское. Начало работы от меня будет принято моими учениками, и после смерти моей они останутся с несколькими моими мыслями по привычке с малых лет.

Выслушав Баженова, Орлов сказал:

— Так смотри, Василий Иванович, не ударь лицом в грязь. Бецкий все выдвигает своих иностранцев.

Баженов знал, что в Петербурге при дворе ведутся глухие интриги, чтобы опорочить план и самую идею московского строительства. Компорези утверждал, что Баженов неправильно составил смету, преуменьшив стоимость дворца; Кваренги заявил, что дворец перегружен украшениями и вообще чересчур тяжел…

Но Баженов верил в размах и широту взглядов Екатерины.

— Мы с вами, господин Баженов, — сказала императрица на аудиенции, — не токмо Москву, все города империи перестроим…

В самом конце Петровского арсенала в Кремле, окнами к его вековой ограде, находилось жилье Баженова. Стена закрывала свет, и в комнате царил полумрак, располагавший к мечтательности; вместо завитков капители колонны, рассеянная рука рисовала женские локоны — мастер переживал пору влюбленности в Аграфену Лукиничну, воспитанницу семьи Каржавиных.

Но эти лирические минуты таяли в творческом подъеме художника. Чаще перед Баженовым возникали образы грандиозных сооружений прошлого, вдохновившие смелый проект кремлевского ансамбля…

На Баженове лежала вся работа по организации строительства. Генерал Измайлов, начальник экспедиции строения, ничего в этом деле не понимал, да и не интересовался им. Баженов должен был уделять внимание и организации при модельном доме школы — «архитекторской команды». В этом сказался широкий ум и преданность делу, которому Баженов посвятил свою жизнь, — он был озабочен продолжением его работы преемниками.

По докладу Баженова последовал указ царицы, в котором, между прочим, говорилось: «о потребных принятых к строению архитекторских помощниках и учениках, а также рисовальщиках и разных мастерах, мы здесь ничего предписать не можем, а в том полагаемся на попечение экспедиции, которая таковых людей должна принимать по своему рассмотрению и аттестатам архитекторским, наблюдая в том искусство, надобность и удовольствие».

Заместителем Баженова являлся «за-архитектор» Матвей Федорович Казаков. Кроме того, работали архитекторы Захаров и Бланк.

Одновременно с модельным домом организовалась и «архитекторская команда», которая помещалась в каменном строении на Патриаршем дворе.

Первая трудность, с которой столкнулся Баженов, — отсутствие строительных учебников на русском языке. Был только единственный учебник Виньолы.

Баженов принимает смелое решение.

— Создадим сами учебник и переведем Витрувия.

Так был составлен сборник «Архитектурных речений, собранных при модельном доме».

Для перевода Витрувия на русский язык он привлекает своего друга Каржавина, который после долгих скитаний по Европе снова вернулся в Москву с пустым кошельком и головой, наполненной дикими планами.

Мастер пространно пишет, почему ему нужен Каржавин: «Должность его и знания не в чертежах и не в рисунках, но именно в рассуждениях о математических тягостях в физике, в переводе с латинского, с французского и с эллино-греческого языка авторитетных сочинений, величавых пропорций архитектуры; для изъяснения гистории: откуда произошла красивая архитектура, да и в прочем, что в таком величайшем здании, каково будет кремлевское здание, да и по нынешнему при модели делу такого человека весьма нужно и необходимо для рассуждения математических и физических правил и примечаний».