Сингапурский квартет - Валериан Скворцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По ночам стоял сухой мороз. Лежали под овчинами, просыпались от озноба, прижимались к верблюдам. Гнедая кавалериста становилась белой от инея. Звезды сыпались с неба, которое к утру желтело и вдруг накрывало пустыню голубым куполом.
- Большой привал скоро... У райского озера Сого-нур. Оно, правда, не стоит на месте. В дни моего детства было восточнее, - сказал Цинь. - Там потеплеет.
Озеро обмануло караванщика. Исчезло совсем. И поэтому в полдень не остановились, как ни устали верблюды. Тревога погоняла на заход солнца, к другому озеру - Гашун-нур.
Сначала показался табор кочевников, а уже потом берег. Место оказалось занятым. В латаных юртах кишели оборванцы, называвшиеся таджиками. Дикари исповедывали буддизм, но, по словам караванщика, грешили против заповедей Просветленного - употребляли в пищу плоть животных. Цинь считал таджиков ничтожествами, поскольку они проявляли равнодушие к собственности и позволяли вольно обращаться со своими женщинами. Караванщик не советовал соваться к грязнулям без презерватива. Головы детей, сновавших по табору, покрывала короста наследственного сифилиса.
Сняв вьюки с верблюдов, проспали сутки, за исключением отца, караулившего как обычно товары. Пробудившись, с наслаждением плескались, далеко забредя в мелкое холодное озеро. Смывая псиную засаленность, Клео почувствовал, насколько пропитался за эти недели вонью верблюдов, кожи, попон и овчины.... Кроме обмотавшего чресла тряпкой правоверного Циня, все были голыми, с коричневыми от грязи и загара "ошейниками" и "перчатками", с посиневшими в не снимавшихся сапогах ступнями. Они орали и плескались, не обращая внимания на холод и ветер.
Цинь возбужденно рассказывал, какие впереди теперь легкие тропы, да и весна вот-вот, а неподалеку от Яркенда, до которого рукой подать, как раз находится назначенное место встречи с агентом хозяина лавки "Точнейших весов для драгоценных металлов".
После купания таджик с клочковатой бородой завалил барана, из глаз которого потекли слезы, и, по локоть вдавив руку в разорвавшуюся под пальцами кожу на брюхе, вытянул из-под ребер живое сердце. Религия запрещала ему орудовать ножом. Терпеливо ждал, когда туша истечет кровью.
Хозяин юрты помолился перед трапезой на своем языке и вдруг сказал на хорошем пекинском диалекте:
- Пусть простит нас. Для этого съедим его без остатка. Верно, мальчик?
- Я не знаю, господин, - ответил Клео, пораженный грамотностью дикаря.
- Баран отдал нам все, его жизнь перейдет в нашу...
- Что же, выходит, смерти нет? - спросил Цинь.
- Всякая тварь поедает другую, мастер Цинь. Сильная слабую. А сильнее всех человек. Но и он становится добычей, кормит собою землю.
Цинь брезгливо опустил под усами углы рваного рта. Кочевник из юрты говорил глупости.
- Выходит, - сказал Клео, - самый сильный тот, кто не хочет умирать, не стремится в рай? Тогда что же, не следует желать, по-вашему, достойного свидания с предками?
- Смерти нет, - сказал удивительные слова кочевник. - Всякая видимая смерть, и твоя тоже, мальчик, не более чем путь Будды от хорошего к лучшему, и так без конца.
В проеме под закатанным пологом, словно на картине, были видны овцы, повернувшие головы на желтый круг солнца, прикоснувшийся к озеру. Пастухи на конях смотрели туда же. Клео стало страшно.
Таджик ловко нанизывал баранину на шомполы, совал их в огонь, подставляя под бездымное пламя. Мясо темнело, сжималось, жир шипел и выпаривался, не долетая до золы и углей.
- Видишь, мальчик, - сказал кочевник, - мясо готово. Что в нем? Жизнь... Она перейдет в новорожденного однажды, когда, возмужав, ты зачнешь его...
- Ну, хватит тебе, старик, жратва вкусная, а вот от разговоров тошнит, - сказал караванщик Цинь. Надсадно чихнул, вытерся рукавом куртки. - Не надо было купаться... Вот чихаю. Все болезни от воды. Хорошо хоть... ха-ха-ха... тут нет изобретения заморских дьяволов... Ну, знаете, вода брызжет сверху.
- Брызжет сверху? - спросил таджик.
Караванщик выпятил усы. Редким сообщением он превзошел кочевника в беседе. Последнее слово осталось за ним.
- Брызжет сверху из трубы на голову, ты голый и вымазан мылом, закрепил он успех.
- Ох, Будда! - сказал человек из юрты.
- Да, под брызжущей сверху водой... От этого все болезни!
- Не так, - сказал солдат, который предал капитана Сы в Шандонмяо. Он стал тугим на ухо после депутатского пинка и получил прозвище Глухой. - В армии заморский инструктор выстаивал под душем каждое утро. И не болел...
- Потому что имел длинный нос, - сказал капрал Ли. - В их носах застревает все. Они высмаркивают вредные элементы в платки и отдают в стирку... Да!
Отара и всадники на берегу разом, как вспугнутые птицы, бросились галопом вдоль Гашун-нур. Срезая по мелководью берег, они поднимали искрившиеся радугой брызги. Раскатились винтовочные выстрелы.
Капрал Ли вскочил, напрягая синюю жилу на шее, закричал:
- Тревога! В ружье! Всем в цепь! Интервал...
- Капрал! - привел его в чувство депутат Лин Цзяо, прикрываясь от слепившего закатного солнца ладонью. - Капрал! Прекратить! Ты, ты и ты...
Толкался, пихал заметавшихся, сбивая в кучку. Верблюды недвижно лежали, пережевывая жвачку.
- Капрал и Глухой! Э-э-э... Чжун тоже! Выдвигайтесь за стойбище. Разглядите, кто там, и известите. Ясно? Найдете меня здесь. Бегом! Да не тряситесь! Противник тоже боится... Быстрее, ещё быстрее!
- А поклажа и верблюды, отец? - спросил Клео.
- Если обойдется, никуда не денутся... Здесь в верблюдов не стреляют. Ваше мнение, уважаемый Цинь?
- Это не бандиты. Мы на другом краю пустыни. Разбойники сюда не таскаются... в юртах поживиться нечем...
- Что скажешь ты? - спросил отец таджика.
- Торговцы платят и не стреляют. Бандиты забирают и тоже не стреляют. Мы нужны им. Мы не нужны солдатам... Солдаты приходят в пустыню убивать, а поэтому грабят подряд и убивают подряд. Это они. Потому что стреляют в баранов...
Отец распустил ремни на вьюке, выдрал сверток, обмотанный одеялом.
От озера на своей лошади охлюпкой летел Глухой, валясь с боку на бок без стремян. Крикнул издалека:
- Хозяин! Кавалерия! Человек десять! Едут медленно... Регулярные. Стреляли в баранов.
- Дай мне винтовку, отец, - сказал Клео.
- Заткнись...
Цинь крякнул, сплюнул. У него начиналась икота.
- Скажи капралу Ли так. Дождитесь кавалерии. Сразу застрелите начальника. У него кожаные сапоги, а не стеганые... Да ты знаешь, как одет Сы. Убьете командира, остальные замешкаются. Если же не убьете, отступайте, тяните солдат на себя, покажите, что вас только трое. Постепенно обратитесь в бегство. Ясно? Вокруг озера. Сделайте так, чтобы убить вас им показалось важнее, чем сразу лезть в стойбище. Ясно? А когда мы увидим их спины, ударим с тыла. Ясно?
Глухой, лягнув пятками лошадь, пустил её в галоп.
- Вот такой разговор по мне! - сказал караванщик.
Лин Цзяо развернул одеяло, потом овчину. С хрустом загнал магазин в автомат "люгер 07", второй магазин сунул за ремень на спине. Цинь, дернув затвор, дослал патрон в карабин, обхлопал карманы с обоймами.
- Дай мне твой маузер, отец, - попросил Клео.
- Возьми, - сказал депутат. - Прежде чем стрелять, сдвинешь вот этот предохранитель. Потом нажимай и нажимай... Не целься. Тяни дуло на человека, пока не ощутишь... не ощутишь... В общем, пока не ощутишь, что попадешь!
Они залегли на полу юрты, прислушиваясь, как движется по берегу бой.
- Вот что, сынок, - сказал отец. - Если со мной что случится, забирай верблюдов и уходи с таджиками. Если Цинь не будет отдавать, убей его... и уходи с дикарями. Останешься жить. Это моя воля.
В углу зашелся криком младенец.
- Повернули вдоль озера, - доложил Цинь от двери. - Раз... два... пять... шестерых вижу, депутат!
- А вот и капитан Сы, черепашье яйцо! Да его не узнать! Как высох-то, - пробормотал отец. - Не подстрелили, значит...
Караванщик, выскочив из юрты, вскинул карабин. Водил стволом нелепыми кругами. Отец, ползая на коленях у входа, бил из автомата, дергавшего его руки. Вонючие гильзы сыпались на голову и плечи Клео, который, сжимая маузер, тщетно высматривал врагов. Снаружи что-то вдавилось в полог юрты, по которому пошли рваные дыры.
Отец, остановив стрельбу, отогнул приклад "люгера". Приложился щекой. Долгие секунды выцеливал... И вдруг крикнул:
- Не достать! Ушел, чтоб паршивые псы разодрали всех зачатых им выродков в утробах его потаскух! Ушел капитан Сы!
Клео тоже чувствовал разочарование. Пострелять не удалось.
Разметавшись, у юрты валялся Цинь.
Клео пошел за отцом к озеру, потом вдоль воды. Депутат пробовал ногой тела убитых. Глухого, судя по всему, застрелили на лошади, которая стояла над ним. Отец шлепком отогнал её. Труп успели обыскать. Карманы шубы и штанов были вывернуты. Нашли и Чжуна, которого прикончили гранатой. Капрал Ли зигзагами мотался вдоль берега - рылся в карманах, подсумках и вещмешках убитых, комками совал деньги за отворот кителя. Издалека покачал головой на немой вопрос депутата: есть ли пленные?