Последние ратники. Бросок волка - Антон Скрипец

— Что, сильно напужался? — пряча улыбку в бороде, спросил Хром. Совсем прежний Хром, про которого ни в жизнь не подумаешь, что он — важный княжий человек. — Дальше только хуже будет.

— А почему про меня ничего не сказал? Мы ж сюда вроде как меня судить ехали…

— Подумалось мне, успеется ещё, — пожал плечами староста. — Посерьёзнее дела появились.

Воевода и посадник смотрели вслед селянам. Перед тем, как пойти за ними, Перстень наклонился ближе к Фролу Силычу и почти неслышно спросил:

— Откуда его знаешь?

— Не первый день живу, — посадник, увидев удаляющегося Хрома, испытал только облегчение. В голос вернулись привычные властные нотки. — Как не запомнить человека, который при всех боярах да воеводах Светлому князю по морде кулачищем заехал.

5. Кровь и темень (начало)

Проснулся Яшка быстро, в один миг. Только что мирно посапывал, а в следующее мгновение уже сидел на задней точке и ошалело озирался по сторонам. Поначалу, как обычно, в мельчайших подробностях помнил, что снилось, но никак не мог уразуметь, что же такого важного упустил в яви. Потом в его сознании что-то перевернулось, и он начисто позабыл сон. Зато понял, какая же мысль из реальности назойливой мухой жужжала в сознании.

«Никодим. Гридень. Встреча». - пронесся в его сознании вихрь образов. Внутри все оборвалось. Неужели проспал?

Ночь, судя по всему, еще не успела перевалить за половину. Луна висела высоко. Призрачный свет, мягко опускаясь на землю, обтекал верхушки крыш, вплетался в ветви деревьев. Правда, под натиском рукотворного света он послушно отступал, позволяя огням человеческих жилищ мерцать во мгле приветливым золотистым сиянием.

Костер запоздалых путников, мерцавший за плетнем по другую от харчевни сторону, теперь лишь тускло отливал розоватым мерцанием прогоревших и рассыпающихся угольков. Гомон голосов уже не был слышен — лишь изредка прорывал сокровенную ночную тишь чей-то солидный развесистый храп.

Осторожно, будто любое неловкое движение могло навредить тайной миссии, Яков выдвинулся из тени. Даже вытянул шею, как гусак, словно это могло ему помочь заглянуть за угол. Тишина. Подойдя ко входу, остановился, прислушался. И ничего не услышал. Совсем ничего. К тому же свет из окон больше не заливал дорогу, а затаился маленьким светлячком, еле заметно подрагивающим где-то внутри дома. Яков постоял несколько томительных мгновений, так и не решаясь занести ногу на нижнюю ступень лестницы. Даже он, выросший вообще в другом времени, понимал, что такая тишь для подобного рода заведений как минимум неестественна. Ледяная лапа безотчетного страха сжала нутро и заставила мелко затрястись ноги.

«Одним глазком гляну — и назад. Никто и не заметит». Он крадучись подобрался к двери, темной, с массивным медным кольцом, таким мутным, будто оно впитало в себя все дикарские помыслы хватавших его посетителей. Прислушался. Тишина по ту сторону уже не просто настораживала — она давила. Нервно сглотнув, «послушник» осторожно, будто боясь обжечься, взялся за кольцо. Затравленно огляделся по сторонам.

Дверь, к облегчению и удивлению, открылась без малейшего скрипа.

Внутри царил мрак. Тусклым светом плевался в него только малюсенький огонек на потрескивающей лучинке. Его пугливое мерцание выхватывало из темноты то серые стены в каких-то неряшливых пятнах, то сужало красноватый нимб света до грубо сколоченных досок широкого стола.

Словом, ни черта не было видно.

— Эй, есть кто? — хотел как можно более беспечно бросить он во мрак харчевни, но голос выкинул предательский номер — вырвался из горла каким-то придушенным сипом, из которого даже сам говорящий ничего не понял. Смутившись, прокашлявшись и сделав чуть более решительный шаг вперед, повторил вопрос.

— Хозяева дома?

«Что за дурак? Какой дом?! Кабак обычный, где жрут, пьют да спят. В том, что жрут».

То ли вторая попытка получилась такой же сопливой, то ли тут уже давно уснули все — привечать нового гостя никто и не подумал.

Потоптавшись на месте, Яшка, наконец, решился войти. Только он сделал три робких шажка в сторону стола с лучиной, как дверь за спиной с плотоядным стуком захлопнулась. «Послушник» от неожиданности вздрогнул, запнулся, цапнул вмиг одеревеневшей рукой за край ближайшей столешницы, пытаясь удержать равновесие. Ноги скользнули куда-то назад, а верхняя часть долговязого тела предательски подалась вперед… Стук треснувшегося об пол костлявого естества заглушил грохот перевернутого стола и скамьи.

Такой шум разбудил бы даже покойника. Сдвинув с себя стол, сопя и потирая ушибленное место, Яшка медленно поднялся на ноги. Он бы готов к чему угодно — к брани и угрозам сбежавшихся на шум хозяев и постояльцев, даже к зуботычинам. Но страх перед всеми этими неприятностями прошел очень быстро. Как только послушник понял — судя по гробовой тишине, почти осязаемо сгустившейся в трактире, его баталию с мебелью никто не услышал.

— Да где же все?! — яростно проворчал «монашек». Не столько из-за накатившего раздражения, сколько для того, чтобы наполнить могильную тишь хоть каким-то признаком человеческого присутствия.

Мелкими шажками, чтобы в темноте не налететь еще на какое-нибудь досадное недоразумение, двинулся в сторону стола, на котором проигрывала неравный бой с вязким торжеством мрака тоненькая лучинка. Добрался до него без приключений, осторожно, чтобы ненароком не выронить и не сжечь в довершение весь дом, поднял робко тлеющую щепу над головой и осмотрелся. Темнота хоть и отступила на пару шагов, но как-то нехотя, будто с ленцой.

По правую руку от входа в харчевню из стены таращился черным провалом, без малейшего намека хотя бы на тлеющие угольки, внушительных размеров очаг. Сразу за ним темнела приглашающе распахнутая дверь. Вела она, скорее всего, в поварню. У дальней стены на второй поверх, под который здесь, судя по всему, оборудовали обширный чердак, карабкались ступени лестницы. Всё остальное нутро харчевни загромоздили расставленные безо всякого видимого порядка лавки и столы. На двух даже осталась неприбранная посуда — глубокие миски, солидно подбоченившиеся деревянные кружки, ложки. Одна валялась под ногами. Под ней растеклась лужа. Растерли её чуть не по всему полу — широкий мокрый след тянулся в сторону кухни.

Что ж. Если лужу вытирали, значит, хозяева в этом трактире всё же имеются. Чуть опустив руку с лучиной, так, что огонек теперь трепыхался на уровне подбородка, пугливо вздрагивая при каждом яшкином вздохе, книгочей двинулся в ту сторону, куда вела мокрая стезя.

Дойдя до поварни, уже в сотый, наверное, раз за вечер вытянул шею и заглянул внутрь. Здесь было еще темнее. Плотный мрак тщедушным огоньком не особенно смутился. Именно поэтому, едва переступив порог, горе-шпион снова