По направлению к Рихтеру - Юрий Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прелюдии и фуги я играл — шестнадцать из двадцати четырех. Автор просил, чтобы я все выучил. Я уже покорился, но через D-dur'ную так и не переступил. Такой наив…
Очень люблю gis-moll'-ную — в духе Бородина. Вначале он в раздумьях по поводу своих химических опытов. А фуга — так это же его суфражистки! Есть такое движение за избирательные права. Вот оно ширится, суфражисток все больше, но к концу они как-то киснут, редеют…
В а-moll'ной есть передразнивание Баха. Как будто нарочно… Но мне это нравится.
G-dur'ная фуга — наверное, «биомеханика» Мейерхольда. Я ее так себе представляю. Шостакович же был под влиянием… «Болт», «Нос» — одни названия чего стоят!
Вот прелюдии играть не хочу. Хотя две мне по-настоящему нравятся. Особенно h-moll'ная. Если делать параллель с Шопеном, то здесь опять все навыворот. Помните, какая h-moll'ная у Шопена? Поэтичнейшая… Северянин? Очень может быть. Или Берлинская Милочка[71]. Как миниатюрная бонсаи, с изогнутым стволом. А что у Шостаковича? «Кондукторша» Самохвалова[72]!!! Самохвалов из школы Петрова-Водкина. Вещь в своем роде, очень запоминающаяся. Женщина с фламандскими формами, половина лица вымазана медным купоросом. Почти что икона.
Я однажды наткнулся на такую. Это еще перед войной. Денег на билет не было, а она начала требовать. Пришлось соврать, что у меня концерт. Соврал, а она поверила. Наверное потому, что ноты были в руке.
Но что же делать с трио — учить или не учить?
Показывает ноты трио и демонстративно откладывает их в сторону. Вместо них открывает толстую книгу с закладками. Это — «Гоголь в жизни» В. Вересаева.
Вчера все время читал про Гоголя, и думал, что начало трио — ползущая болезнь. Болезнь звука? Когда у Гоголя плохо двигалась к голове кровь, он принимал ванны. Что делать мне? Выход один — стена!
Знаете, сколько я уже не играю? Три недели!
(Читает вслух).
«Когда я изъяснил доктору опасение насчет кофею, доктор сказал, что это вздор; что кофей для меня даже здоров и лучше, нежели одно молоко…» Так что давайте пить кофей, а еще лучше — какао!
Совершенно очевидная мысль: в его болезни и в моей что-то есть схожее. Вот все клокочет, бурлит, а потом в одночасье… Тррах! И как из шарика выпустили воздух.
(Продолжает читать).
Ага, вот самое интересное: «Посещавший Гоголя врач захворал и уже не мог к нему ездить». Это единственный способ поправиться — чтоб заболел доктор! Доктора — народ мистический, гофмановский. Сейчас появится доктор Миракль и положит на клавиатуру магнит[73].
У Гоголя смешно заканчивались все депрессии — он возбуждал в себе аппетит. Для этого просил нажарить ему котлет. А потом начинал тащить из них волосы, весело приговаривая: «Это у повара лихорадка, и у него повыпадали последние волосы!» Сам разражался смехом, а всем вокруг было уже не до смеха.
Во второй части трио — путешествия. Чемоданы, чемоданы…
Вот Софроницкий — он любил дома сидеть, в последние годы стал почти затворником. О Лилиной — жене Станиславского — рассказывали, что домоседка была страшная. Актриса от Бога, но география ее не беспокоила. Я же чуть что — сразу на колеса! Как и Гоголь… Тот просто бесился без передвижений.
У меня скоро в Риме концерт. А я не знаю… Не самолетом же лететь — это так неинтересно. Ничего не видно!
Елена Сергеевна, «Маргарита», рассказывала, что Булгаков не сразу решил, что Мастер, Маргарита и Азазелло полетят над Москвой на конях. Сначала он думал о разных фантастических существах. Под впечатлением от работы в Большом театре — там шел балет «Сильфида». Попросил Елену Сергеевну собрать сведения о сильфах и сильфидах. Вот, что она сообщила Булгакову: «Те качества, которые отличают талантливых людей, происходят от их связи с сильфами. Но они плохо действуют на нервную систему».
Дальше пока не знаю… Третья часть трио — зарисовка Гоголя «Ночи на вилле»[74]. В Риме умирает его друг — граф Виельгорский. Шостакович скорбит по Ивану Ивановичу Соллертинскому[75]… Вообще, фигуры Гоголя и Шостаковича чем-то близки. Не зря Шостакович написал две оперы на сюжеты Гоголя!
После того, как я нашел в Альтовой сонате тему из «Игроков», решил посмотреть эту оперу[76]. Она показалась еще интересней «Носа»! Жаль, что кто-то остановил Шостаковича. Ну и что, что не было либретто? У Даргомыжского не было[77]… Наверное, кто-то из друзей и остановил.
Про финал трио трудно говорить. Если продолжать «линию Гоголя», то совершенно ясно: он сжигает свои рукописи. Просит слугу молиться, молится сам. Исступленно.
С какой радостью я уничтожил бы свои записи! Почти все… Оставил бы не больше десяти. Старые мне все не нравятся. Только концерты Листа — хорошо, соната Листа (пиратская), концерт Шопена (ведь тоже пиратский!) и может быть… «Джинны» — но это не из-за меня — из-за Кондрашина[78]! Вы что-то просите? Шестую сонату Скрябина? Пожалуйста, оставляйте, только надо фальшивые ноты исправить. Кто это будет делать? Скрябин? А как быть с кашлем? Назойливый, в самых неподходящих местах. А ведь лето стояло…
Что вам еще оставить? «Бабочки»[79]? (Удивленное, кислое лицо). Ну, что ж, давайте торговаться.
Из последних записей — хорошо прелюдии Шопена из Японии, две пьесы Шумана «Ночью» и «Сновидения», его же новеллетты. Да, и концерт Грига! Все!!! В остальном — где-нибудь да есть брак. Когда буду уничтожать, молиться и не подумаю.
Трио кончается страшно: умирающий произносит свои последние слова. Эти слова очень важны, они почти все говорят о человеке.
Гоголь попросил лестницу.
Мои слова, конечно, никто не услышит.
Но надо ли думать о трио? Пусть обращаются к Гаврилову… И с Гоголем — это только догадки. Может, за этим трио стоит вовсе и не Гоголь, а… Пикассо?
Об Италии тоже лучше не думать. Когда должен быть концерт? Ну, вот так всегда: не буду успевать и полечу самолетом.
XI. «Мимолетность» № 21
По этим маршрутам Рихтер чаще всего попадал в Европу. Основной маршрут — через Минск, Брест и Польшу. «Запасной» — через Киев, Западную Украину и Прагу. По дороге останавливался в самых маленьких городах — в Чернигове, Бобруйске, Молодечно… Не упускал случая поиграть в какой-нибудь новой «дыре». «Почему вы так неуважительно — «дыра»? Да, город N. действительно похож на «дыру». Одна длинная улица… (И неподражаемый свист). Но ведь люди там очень хорошие. Они не виноваты, что здесь родились. У них есть корова, а у вас нет».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});