Милорд (СИ) - Баюн София

Виктор, не отрываясь, смотрел на девушку, стоящую на другом берегу пруда. Рядом с ней стоял мольберт, и все ее внимание было поглощено картиной, которой она изредка касалась кистью. Мартину показалось, что девушка смотрит на мир через собственную картину, и не видит пруда, раскинувшегося перед ней — только его отражение на холсте. Но стоило ему об этом подумать, как она подняла глаза и посмотрела на Виктора. Мартин почувствовал, как бешено заколотилось сердце.

Она смотрела на него несколько секунд, а потом снова опустила глаза к мольберту.

В этот момент реальность рывком опрокинулась и воспоминание оборвалось.

…

Виктор пришел в себя лежащим на полу рядом со стулом, на котором сидел. На светлом ламинате перед его лицом отчетливо виднелись широкие полосы размазанной крови. Рядом в луже разлитого кофе лежала чашка, расколовшаяся пополам.

— Что ты за человек, Мартин, — прохрипел он, проводя рукой по лицу.

На ладони остался красный след. Кажется, кровь шла носом.

— Мартин? Ты меня слышишь?

Он почти не чувствовал правую руку. Падая, он чудом не вывихнул ее, но она затекла, а кисть приобрела нездорово-бледный оттенок.

Мартин не отзывался. Виктор вообще не чувствовал его присутствия.

— Надорвался? Молодец. Ты был идиотом всю жизнь, Мартин, им и помрешь. Если уже не помер, — тяжело вздохнул он, вставая с пола.

Мир расползался пятнами, а сознание мутила тяжелая пульсация тошноты. Стоило ему встать, как кровь из носа частыми каплями потекла на рубашку. Он, грязно выругавшись, зажал нос манжетой.

— Хорошо, мы пойдем другим путем, — проворчал Виктор, пытаясь трясущимися руками попасть в замок наручников.

— Эй, ты там живой? Оксана сказала, ты третий час как на кухне заперся! — раздался за дверью голос Леры.

— Не очень. Скажешь ей — пусть помоет пол, — прохрипел Виктор, открывая дверь.

— Ты что, все-таки присел на Димину дурь? — скептически спросила Лера, глядя на его лицо.

— Нет, у меня были тяжелые самокопания, — ядовито выплюнул он, отодвигая ее в сторону.

— Мою любимую чашку разбил, ну и кто ты после этого! — донесся расстроенный возглас.

Он не слушал. Зайдя в ванную и не включая свет, Виктор заперся изнутри и открыл кран с холодной водой. Потом, не раздеваясь, лег в ванну и закрыл глаза.

Холод помогал очистить мысли. Позволял держать себя в руках.

Что Мартин видел не имело большого значения. Главным было то, чего Мартину не удалось увидеть.

Годы борьбы с собой научили Виктора контролировать приступы. Срывов почти не случалось, но сейчас он был близок к тому, чтобы не выдержать. Хорошо, что у Мартина первым кончились силы. Он не должен видеть.

Не сейчас.

Глухо застонав, он закрыл лицо руками. Ладони были мокрыми и холодными, рубашка липла к коже, а изнутри нарастала частая, истерическая дрожь.

Когда Мартин узнает, что он сделал — возненавидит его. Он уже готов убить себя вместе с ним, а ведь Мартин пока знает только часть правды. Виктор чувствовал, что Мартин сомневается. Что он все еще любит его, хоть и пытается задавить в себе это чувство. Мартин, для которого долг всегда был выше собственных чувств, все еще отзывался, чувствуя его отчаяние.

«Как все запуталось. Как перемешалось… Почему я оказался здесь? Как дал загнать себя в эту ловушку, и где из нее выход? Ты говорил, что я всегда смогу выбирать, Мартин. Но что делать, если настал момент, выбора у меня не осталось? Ты никогда не верил, что этот момент придет, верно?» — думал он, смывая с лица кровь.

Но он пришел.

«Ты ведь все равно узнаешь, верно, Мартин? Ты всегда узнавал…»

Мысли тяжелели и путались. Отрезвляющий холод растекся по телу обжигающим ознобом, а оставаться в темноте почему-то стало страшно. Что-то позабытое, детское, вроде монстра с тысячей глаз, таящегося за дверью, просыпалось в душе и распускало ядовитые щупальца.

С трудом выбравшись из ванной, Виктор стянул рубашку и, оставив ее лежать на полу, накинул на плечи полотенце.

— Совсем больной? — прошипела Лера, подхватывая его под локоть, когда он вышел в коридор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Пошла ты, — вяло огрызнулся он.

— Правильно, давай, не сдерживайся, можешь еще обложить меня матом и заблевать мне рубашку, — проворчала она, открывая дверь в спальню. — Ника? Держи своего Ромео, я понятия не имею, чего он опять нажрался.

Ника читала книгу, сидя на полу. Увидев Леру, она медленно встала и подхватила Виктора под локоть с другой стороны.

— Всю кухню кровью залил, разбил чашку и сломал стул, — пожаловалась Лера.

— Ты удивлена? — хрипло отозвалась Ника. — Складывай это недоразумение на край, я сама дальше… Спасибо.

Виктору хотелось огрызнуться, но он не смог.

Лера вышла, закрыв за собой дверь. Ника села на край кровати и взяла его за руку.

— Опять?

Он только кивнул.

— Он видел?

— Нет, — с трудом прохрипел он.

Она сняла с него мокрое полотенце и аккуратно сложила его на прикроватную тумбочку. Потом медленно достала из ящика под кроватью запасное одеяло. Виктор со слабой усмешкой следил за этим мелким садизмом.

— Я хотел бы, чтобы было иначе.

— Ты каждый раз так говоришь, — бесцветным голосом ответила она, накидывая на него одеяло.

— Я когда-нибудь тебе врал? — меланхолично спросил он, с трудом отодвигаясь к середине кровати.

Несколько секунд Ника молча смотрела на него тяжелым, невидящим взглядом. Потом улыбнулась и, оскалившись, хрипло расхохоталась, словно его слова были хорошей шуткой. Виктор с трудом растянул губы в ответной улыбке.

Он был рад, когда сознание его наконец-то погасло, затопленное темнотой. Значит, ему больше не нужно слышать этот безумный смех и чувствовать на себе ненавидящий серый взгляд.

Виктор хотел сделать так, чтобы она смотрела на него по-другому. Но не успел, к тому же он отчетливо понимал, что настало время нового этапа игры, и маска Милорда должна быть передана тому, кому она предназначалась.

Скоро.

Но не сейчас.

Действие 4

Последнее условие

Слушай же, мы знаем: Ты наш враг. Поэтому Мы тебя поставим к стенке. Но, учитывая твои заслуги и твои достоинства, Мы поставим тебя к хорошей стенке И расстреляем тебя из хороших винтовок хорошими пулями, А потом закопаем Хорошей лопатой в хорошей земле. (Б. Брехт)

Мартин обнаружил себя лежащим рядом со своим креслом. Он не мог этого знать, но поза точно повторяла ту, в какой очнулся Виктор, даже рука, в реальности пристегнутая к батарее, была закинута на подлокотник.

На лице ощущалось что-то теплое и мокрое, с металлическим запахом.

— Не скажешь мне, с какой стати у меня черные слезы и черная кровь? Это какая-то паршивая метафора, мол, я полон темноты? — хрипло спросил он у Ореста. — Надо было сделать тебя говорящим. Был бы хоть один умный собеседник.

Мартин вытащил из кармана сюртука платок, вытер кровь с лица и подошел к проему. Виктор спал, путь был свободен. Мартин хотел шагнуть в проем, но решил задержаться. Ему нужно время. Виктор должен проспать как можно дольше, и Мартин собирался ему помочь.

— Интересно, я так еще могу? Ведь рассказывал сказочку о колдуне, который отказался от способностей, чтобы все спасти… Черт возьми, я ведь так никого и не спас.

Бабочка сорвалась с его ладони легко, будто прилетела к нему из сада, а не была создана только что. Она взвилась под потолок и истаяла ниточкой белого тумана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Почему?!

Он призывал бабочку снова и снова, и с каждым разом она таяла все быстрее. Вскоре над его ладонью мелко дрожал бесформенный клок тумана, не желающий принимать никаких очертаний.