Двойка по поведению - Ирина Семеновна Левит

Да, она была хорошим предметником — никто не спорит. И те гимназисты, кто впоследствии выбирали себе стезю Менделеева, вспоминали науку Галины Антоновны с благодарностью. Только таких в Двадцатой гимназии насчитывались почему-то единицы. Впрочем, чему удивляться? Пирогова так свирепствовала на своих уроках, так безжалостно засыпала учеников «двойками» за малейшее незнание или крошечную провинность, что практически у всех вызывала нелюбовь к своей любимой химии. Ни на кого так часто не жаловались директору родители, как на Галину Антоновну. И ни с кем директор не проводила столько много соответствующих бесед, сколько с Пироговой.

Однако все было впустую. Учительница, которую все дети звали не иначе, как химозой, железно стояла на своем. Гимназисты обязаны усердно изучать предмет, вовремя и точно выполнять домашние задания, образцово вести себя на уроках, а те, кто не хотят соответствовать этому правилу, будут иметь «двойки». Пересдавать «неуды» она не позволяла, требования предъявляла высокие и никаких отговорок не принимала.

Она пришла в гимназию, которая в ту пору называлась школой с углубленным изучением английского языка, сразу после института, проработала здесь тридцать лет, и никому из директоров «сковырнуть» ее не удавалось. На все претензии она имела четкие ответы и министерские инструкции, которые не отличались однозначностью, а потому дозволяли различные толкования. Эти инструкции Пирогова знала так же хорошо, как свою химию.

Кира Анатольевна, считавшая себя очень умелым руководителем, пыталась зайти с одного бока, с другого, она уговаривала, грозила, однако неизменно слышала: «Вы хотите, чтобы я нарушала свои служебные обязанности?»

Конечно, в особых случаях директору удавалось найти обходные пути, вывести некоторых учеников из-под «пуль» Пироговой, но это требовало такой изворотливости, таких нервов, что Рогова буквально дни считала, когда сможет отправить Галину Антоновну на пенсию. До этого счастливого момента оставалось три года.

Да, Кира Анатольевна могла встать несокрушимым бастионом, но это тоже следовало делать в самом начале. Как и с Качариным. Потому что потом… Потом она могла только уговаривать, высказывать претензии, однако же в полной мере употребить власть не осмеливалась. Должок за ней числился.

Рогова не раз проклинала тот выпускной вечер, семь лет назад, когда трое выпускников гимназии, образцовые мальчики, сыновья образцовых родителей, по дури своей юношеской вляпались в отвратительнейшую историю, грозившую закончиться если не тюрьмой, то, без сомнения, очень плохими последствиями. Эта разгоряченная вином троица, не имея водительских прав, угнала чужой автомобиль и сбила прохожего. К счастью, не до смерти, только до перелома ноги, однако и этого уже было достаточно, если учесть, что бросивших на дороге человека угонщиков почти сразу задержал патруль ДПС.

Родители тут же кинулись к Кире Анатольевне. Они оказались на редкость сообразительными, учли, что та директорствует всего два года, еще окончательно не зарекомендовала себя как руководитель, а гимназия престижная, желающих занять здесь начальственное кресло много, и потому Роговой никак не нужен большой скандал, который непременно поднимется по той простой причине, что самое захватывающее — это искать пятна на солнце.

Кира Анатольевна тоже оказалась сообразительной, быстро просчитала все отвратительные последствия и, в свою очередь, кинулась к Галине Антоновне — сестре заместителя начальника областной ГИБДД.

Разговор вышел тяжелый и унизительный. Кира Анатольевна не просто просила — умоляла, и Пирогова соизволила отступить от своих принципов. Попросила брата, и дело удалось замять.

В последующие годы Галина Антоновна ни словом не поминала ту историю, однако Кира Анатольевна всегда знала: при необходимости упомянет, ткнет в нос, выставит человеком, покрывающим отвратительные безобразия.

Такого Рогова позволить не могла, а потому учительницу химии терпела.

Однако именно вчера это терпение если не лопнуло окончательно, то весьма основательно треснуло.

После совещания в мэрии Киру Анатольевну задержал начальник департамента образования Валеев. Провел в кабинет и без всяких прелюдий спросил:

— Вы вообще-то управляете своим коллективом или так, видимость создаете?

Рогова опешила.

— Что у вас происходит с вашим преподавателем химии Пироговой Галиной Антоновной?

— А что вы имеете в виду? — напряженно осведомилась Кира Анатольевна.

— В данном случае я имею в виду ее недавнее заявление двум девятиклассникам о том, что им уже сейчас следует присматривать себе другую, более простую школу, поскольку в десятом классе вашей гимназии они учиться не будут по причине низкой успеваемости по химии. Заявлено это было публично и — подчеркиваю! — в начале учебного года! То есть уже сейчас, в сентябре, преподаватель твердо решил, что к концу мая ребята получат плохие оценки по ее предмету. И как прикажете понимать подобную предвзятость?

— Ну-у… — Кира Анатольевна выдавила кислую улыбку. — Галина Антоновна у нас, конечно, человек специфический, однако она наверняка не говорила это всерьез… Просто попыталась неудачно простимулировать ребят к хорошей учебе…

— Вот как?! — Лицо Валеева налилось гневом, аж пухлые «хомячковые» щеки вздулись. — Методы, значит, у нее такие специфические? Разговоры не серьезные? Стимулы оригинальные? А мы вот, в департаменте, это плохо понимаем. А мэр, тот и вовсе не понимает. Категорически! И когда ему отец одного из мальчиков в дружеской, — слово «дружеской» Валеев произнес с нажимом, — беседе поведал про заявление вашей Пироговой, мэр был сильно возмущен и приказал разобраться!

У Киры Анатольевны мгновенно закаменело внутри все, что могло закаменеть, в том числе горло, через которое она с трудом выдавила:

— Я… сама… разберусь… и вам… доложу… Это… действительно… недопустимый… поступок…

И тут же «камень» принялся трещать, крошиться, обваливаться под натиском растревоженных, взбудоражившихся мыслей: «Друг мэра — это кто? Его сын в девятом классе? Почему я не знаю?» Подобное незнание было еще более недопустимым, чем поступки Пироговой. Рогова всегда знала, у кого какие родители, и подобную информацию считала наиважнейшей.

— Вы можете мне сообщить фамилии учеников? — произнесла она все еще скованным, но уже близким к нормальному голосом.

— Могу. Это Крыжаполов и… — Валеев метнул взгляд на листок, лежащий сверху объемистой стопки бумаг, — Уткин.

По тому, как он сверялся с простой фамилией и при этом четко, по памяти, не запинаясь о буквы, выговорил сложную, Рогова сразу догадалась, что друг мэра — и есть папаша Крыжаполов. Кто бы мог подумать? Крыжаполова-младшего она никак не могла вспомнить в лицо, хотя всех «соответствующих» детей знала с первого класса.

«Хомячковые» щечки Валеева вернулись в исходное положение, гневливый взгляд несколько потух, и Кира Анатольевна, издав неслышный вздох облегчения, заявила уверенно:

— Я обязательно все выясню и накажу преподавателя. Дабы ничего подобного впредь не происходило. Хотя… — добавила она с легким укором, — если бы родители сразу обратились ко мне, не было бы нужды беспокоить ни мэра, ни вас.

И тут случилось