Другой Париж: изнанка города - Наталья Лайдинен

– Некоторые наши друзья специально ездят на загородные свалки, там выбор больше, – сказала Мишель. – Но у меня нет времени. Я «работаю» только в Париже.

– Иногда даже начинающие модельеры к нам, фрикам, приходят. Смотрят, как мы одеваемся. Используют элементы нашего стиля, в том числе и моего «помоечного», в своих кол лекциях!

Тем временем мы подошли к крупному офисному центру.

– Действуем быстро! – сообщила Мишель. – Тут может быть что-то интересное и вкусное. Тут сотрудники кушают отменно.

Из маленькой сумочки через плечо она извлекла длинные перчатки. Но нас поджидала неудача: все мусорные баки, стоящие рядом с бизнес-центром, оказались под замком.

– Все, проехали! – разочарованно вздохнула Мишель. – Что за мода такая пошла – помойки запирать? Какой эгоизм – ни себе, ни людям!

Мы двинулись дальше. На нашем пути возник довольно крупный продуктовый магазин.

– Попробуем здесь? – переглянулись Поль и Мишель.

Поль быстро распахнул мусорный бак, который, на наше счастье, оказался незапертым, и фриганы профессионально закопошились в нем. Я стоял немного поодаль, наблюдая за происходящим. Спешащие мимо люди оглядывались на нас, но никто не останавливался и не выражал удивления. Несколько молодых людей прошло мимо, жизнерадостно насвистывая.

Через несколько минут улица огласилась торжествующим криком Мишель:

– Есть!

– У меня тоже! – откликнулся Поль, оторвавшись от соседнего бака.

Мои знакомые отвалили от помойки с довольно богатой добычей: пакетик картошки, морковь, помятые помидоры, луковица, яблоки, пара слегка увядших груш с коричневыми боками.

– Теперь надо еще хлеба достать! – авторитетно сказала Мишель. – На другой стороне улицы есть бистро. Я – туда. Скоро буду!

Через пять минут она вернулась с несколькими кусками белого хлеба, сладостями в сломанной пластиковой коробке и измятым пакетом виноградного сока.

– Можем обедать! Сегодня, к сожалению, без трюфелей и авокадо, но вполне сносно.

Сбросив куртки, мы расположились на травке в глубине одного из двориков, подальше от шумной улицы. Поль извлек из своего рюкзачка складной нож и бутылку с водой. Мишель помыла овощи и фрукты, порезала их на мелкие кусочки, разложила на бумаге.

– Картошку заберу с собой! Вечером сварю себе суп, по ужинаю! – сообщила она.

Мы весьма неплохо перекусили. На удивление, овощи оказались на самом деле свежими. А что до их помятых боков – так такое и в холодильнике случается. Не смертельно.

Я поблагодарил своих новых знакомых за обед.

– Отныне я знаю, как не умереть с голоду в Париже!

– Замечательно! – отозвалась Мишель. – Теперь ты тоже вступишь в наши ряды санитаров города и социума и перестанешь быть жертвой общества потребления!

Мы обнялись и распрощались.

– Где мы находимся? – напоследок поинтересовался я.

– Неподалеку от Площади Республики, – сообщила мне Мишель. – У тебя деньги на метро есть?

– Нет.

– Тогда нормально, не спеша, доберешься пешком до центра. С метро лучше не экспериментируй. Даже если через турникеты на входе перепрыгнешь, на выходе могут ждать контролеры. Потом от них не отвертишься, а то еще и в полицию заберут. Своим ходом надежнее. Да и погода располагает!

Выразив признательность Мишель и Полю за радость общения, я двинулся дальше, навстречу новым приключениям и знакомствам.

Через несколько часов я снова оказался на набережной Сены. Там, пытаясь свести знакомство с кем-нибудь из клошаров, я случайно встретил Горана, выходца из Больяничи, небольшого городишки на границе с Боснией. Он сидел на парапете, обмотанный лохматым клетчатым шарфом, и читал книгу Мережковского на русском, прилежно шевеля губами. Это меня заинтриговало – я подошел.

Оказалось, уже три года Горан скитался по Парижу в надежде попасть в Иностранный легион. Пока тщетно. Как выяснилось, он еще посменно подрабатывал мастером в авторемонтной мастерской на окраине Парижа, жил там же, неподалеку, вместе с десятком других соотечественников.

В «прошлой жизни» Горан мечтал закончить университет и стать писателем. Его любимыми местами в Париже стали книжные развалы на берегу Сены и маленькие букинистические магазинчики. Изредка от туристов и продавцов ему бесплатно перепадали книжки и журналы. А иногда и подворовывать приходилось, что делать – жажда чтения.

Горан оказался на редкость общительным парнем, к тому же очень интересным. Мы разговорились. Он неплохо понимал по-русски.

– Интересуешься Мережковским? – спросил я, кивнув на обложку книги.

– Да, очень даже! – обрадовался Горан. – Они с женой, Зинаидой Гиппиус, довольно долго в Париже жили, работали. В 16-м округе, на улице Колонель-Бонне. Было такое литературное общество «Зеленая лампа», где собирались русские писатели. Я даже знаком с несколькими эмигрантами, которые интересуются русской литературой, они мне много об этом рассказывали…

– Здорово! А скажи, Горан, общался ли ты за время жизни в Париже с настоящими клошарами?

– Ты имеешь в виду SDF или еще кого-то? – удивленно переспросил Горан.

– SDF? – удивился я. – Что это?

– Это бомж по-французски.

– А разве бомж и клошар – это не одно и то же?

– Вовсе нет! – уверенно сказал Горан. – SDF – это просто лицо без определенного места жительства, а таких тут полно.

– А как отличить бомжа от клошара, если все так серьезно? Я тут накануне общался с несколькими, они себя сами клошарами называют, а на поверку – обычные бомжи.

– Бомжи и есть бомжи. Их обычно регистрируют власти Парижа и других городов. Бегают за ними со всякими анкетами и бумажками. Бродяги получают пособия, еду, палатки, одежду. Неплохо в целом живут. Например, тут, на набережных.

– А кто в Париже обычно становится бомжом?

– Чаще всего люди, которые не нашли места в обществе или потеряли жизненные ориентиры. В общем, оказались за бортом. Знаешь, разные причины бывают. Брошенные жены, спившиеся мужья, потерявшие работу, не сумевшие выплатить кредиты за квартиру в один прекрасный день скатываются на дно общества.

– У нас говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся.

– Это правда! Я запомню, хорошо сказано! – снова обрадовался Горан. – В Париже очень легко оказаться на улице, чуть ли не треть нормального населения живет в долг! Нелегальных иммигрантов полно к тому же. А вот настоящий парижский клошар – это немного другое. Их почти не осталось, я читал об этом. Это больше философская категория. Им не нужны пособия и бесплатные обеды, им нужна свобода. Такие, наверно, в прошлом веке жили. А есть еще в Париже просто скитальцы по жизни. Хрен его знает, кто они, вроде и не клошары, не бомжи – тем более. Трудно определить.

– Например? – спросил я.

– Знаешь Пьера Ришара? Знаменитый актер. Я его большой поклонник. Когда брожу тут по набережной, часто его вспоминаю. Он мне чем-то близок. Такой же странник, как я.

– Пьер Ришар? – присвистнул я. – Знаю, конечно! В России его все знают. Видел многие его фильмы, очень люблю «Игрушку»…

– Этот фильм почти биографический. Я читал, что Ришара еще до его рождения бросил отец, мот и гуляка, который все свое состояние профукал. Вообще-то, Ришар всегда хотел играть серьезные драматические роли, но вот режиссеры видели в нем только рассеянного интеллигента-недотепу, комического, растрепанного и немного печального. А сейчас смотри внимательно! – Горан принял важную позу и указал рукой в сторону Сены. – Вон там находится Национальная ассамблея, а там – Нотр-Дам, слева – Эйфелева башня. Здесь начинаются Елисейские Поля. Ту дальнюю баржу видишь?

Я пригляделся. Среди нескольких барж одна выделялась гирляндами разноцветных флажков.

– Вижу!

– Она-то и принадлежит знаменитому Пьеру Ришару. Настоящий бродяга, даром что по происхождению арис тократ, из известного рода! Вообще место тут непростое. Еще когда-то там, неподалеку, жил другой знаменитый актер, Жан Марэ. И у Жерара Депардье тоже своя баржа есть. А еще тут легенды просто ходят про Дункана Маклауда…

– Кого? – удивился я.

– Ну, «горца». Не знаешь разве?

– Ты, наверно, актера Эдриана Пола имеешь в виду, – рассмеялся я. – Дункан Маклауд – имя его героя!

– Ну, да, наверно, а мы тут привыкли: Маклауд да Маклауд, – растерялся немного мой собеседник. – Так вот, у него не баржа, а просто антикварный магазин! Такие слухи про нее ходят…

– А почему все эти люди однажды уходили из города на Сену? – спросил я. – У всех, о ком ты рассказал, ведь были возможности жить в любом районе Парижа, в любой квартире или доме, более того – в любой стране мира! Возможно, это каприз? Я слышал, среди парижского бомонда считается престижным – жить на баржах. Там даже элитные бордели есть. Тот же Ришар не на палубе под тентом спит! Корабль – как квартира, на нем есть все условия для жизни, автономные системы электро– и водоснабжения… Ты сам только что про Пола рассказывал! Я знаю, что в Голландии в XIX веке списанные корабли и баржи отдавали под ночлежки для бездомных, спустя сто лет они превратились в престижные кварталы на воде, где живут богачи, элита. Взять, например, Ибург неподалеку от Амстердама: там стоимость квадратного метра просто зашкаливает! От этого – один шаг до «Корабля свободы», баржи для миллионеров. Дань моде, разве не так?