Палома - Анн-Гаэль Юон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она покачала головой и перекрестилась. Когда я увидела новобрачных, по моей спине пробежал холодок.
Кармен.
Санчо впился своими губами в ее губы, ухватив при этом за плечо своей толстой рукой. На мостовую упало несколько рисовых зернышек, и процессия тронулась. Ласточки несли на головах несколько вышитых простыней, покрывало с кистями, полдюжины рубашек с именами жениха и невесты. Они приложили все свои силы, чтобы невеста пришла в дом свекрови не с пустыми руками. При виде этого жалкого, не до конца собранного приданого у меня на глаза навернулись слезы. Эти сокровища выглядели ничтожными в сравнении с принесенной жертвой.
Колокола Сент-Обена все еще звонили – мрачная мелодия, такая же серая, как та декабрьская суббота. У меня перехватило горло от злости при виде разворачивающейся драмы. Пусть Кармен выгнала меня из дома испанок, но она не заслуживала выйти замуж за тирана, будучи беременной от другого. Судьба указала пальцем на нее. А могла бы выбрать любую из нас. Марию. Фелипу. Альму. Или меня.
В памяти всплыли радостные песни ласточек в то утро, когда мы покидали Фаго. Их смех, надежды. Они хотели выйти замуж, заработать себе на приданое, попытаться найти свое счастье. Смерть Альмы, ночь со спицами, брак Кармен были слишком высокой ценой за это.
В тот день я пообещала себе, что никогда не выйду замуж.
27
Я еле дождалась, когда останусь одна.
В мерцающем пламени масляной лампы я внимательно рассмотрела конверт, который Жанетта сунула мне в карман утром возле церкви. Письмо пришло на прошлой неделе в дом испанок. Девочка сохранила его. Взамен она взяла с меня обещание рассказать ей все.
Конверт был помят, на нем стоял странный штамп. Почерк тоже был незнаком. Может быть, это он? Я наслаждалась моментом. Тот краткий миг, когда конверты, как и коробки с подарками, еще полны обещаний.
Я вспоминала его искреннюю улыбку, ясные глаза, широкие плечи, смуглую шею. Какая она, Аргентина? Каждый день я видела повозки с молодыми людьми, направляющиеся к побережью. Говорили, что пастбища там огромные, а басков так много, что здешние девушки опасаются однажды остаться без женихов. Мои мысли терялись где-то за окном. Сиреневое небо предвещало ночь. В саду Бернадетта закрывала ставни. Марсель, сидящий в кресле-качалке с сигаретой в зубах, молча наблюдал за ней.
А вдруг Паскуаль нашел себе невесту на другом конце света? Что бы он подумал, если бы увидел меня здесь? На мгновение у меня перед глазами промелькнула галерея мужских агрегатов.
– Что это?
Я вздрогнула, мои щеки алели. Колетт. Величественная и благоухающая. В последнее время она частенько присоединялась ко мне по вечерам. Мы болтали о том о сем, пока я не засыпала. Ночью она ускользала, оставив на подушке следы своей пудры и несколько ароматных нот белого мускуса. Я не успела спрятать конверт под одеялом – она выхватила его у меня из рук.
– Отдай! – закричала я.
Колетт подняла руку вверх.
– А я-то думала, ты примерная девочка! – хихикнула она.
Я с криком бросилась на нее, сбив с ног. Когда я с бешено бьющимся сердцем дотянулась наконец до конверта, она расхохоталась. Простая черно-белая открытка. На лицевой стороне – овца, горы, небо. На обороте пара строк, написанных неровным почерком.
Пять слов.
Пять теплых, ободряющих, прекрасных слов.
Пять слов, как невидимая нить, протянутая через океан.
Держись. Я обязательно вернусь.
Паскуаль.
Мое сердце забилось. Значит, он не забыл меня! Мне хотелось кричать, танцевать, целовать Колетт в губы. Моя комната наполнилась цветами, с небес спускались ангелочки с лирами, радуга освещала мою постель. Меня охватила любовная лихорадка.
Лежа на моей кровати, Колетт насмешливо смотрела на меня.
– Так ты расскажешь все сама или нужно умолять тебя?
Колетт стала моей верной наперсницей. Своим умением радоваться жизни она напоминала мне Альму, но у Колетт оно дополнялось причудливой, романтической ноткой, которая меня восхищала. Колетт любила приключения, риск, страсть. Она мирилась с тем, что жизнь обходится с ней сурово, если это позволяло ей переживать новые сильные чувства. Колетт была влюблена в саму любовь – но не в своих любовников.
Так что я не удивилась, когда после прочтения открытки и моего рассказа о Паскуале она подняла бровь и разочарованно покачала головой.
Я пожала плечами. Один взгляд на открытку – он написал мне! – и снова заиграли ангелочки, засияла радуга, запели цветы. Мне не было дела до сомнений Колетт. Я уже собиралась выставить ее, желая остаться наедине со своим сладким, розовым счастьем, когда она заявила:
– Поверь мне, Палома, любовь и обещания плохо уживаются.
28
Последующие дни стали одним долгим непрерывным разговором. С утра до вечера и с вечера до утра, за завтраком, в мастерской, в сумраке нашей комнаты и во время прогулок по лесу мы с Колетт говорили о любви. О ее обещаниях и опасностях. О ее разрушительных последствиях.
Однажды Колетт влюбилась. Безумно. Опасно.
Месяцы, проведенные под началом мадемуазель Веры, между уроками дикции и хороших манер, прогулками по Булонскому лесу и примеркой платьев сделали из нее куртизанку высокого полета. Она вошла в закрытый, порицаемый, но в то же время притягательный круг «великих дам полусвета».
Колетт была самой молодой из них, самой красивой и самой опасной. Она завлекала мужчин и проглатывала их состояния, как яйцо. Мадемуазель Вера передавала ей свое искусство с терпением и строгостью. Прилежная, изобретательная проказница Колетт шла по стопам маркизы. Некоторые даже ожидали, что она превзойдет ее.
– Ты можешь быть рабыней своих страстей, но никогда – рабыней мужчины, – внушала Вера. – Наша свобода слишком хрупка. Сердце не должно вмешиваться.
Но, как ты догадываешься, Лиз, сердце все-таки вмешалось.
Его звали Эдуард. Забавный. Чуткий. Внимательный. Чертовски обаятельный. Герцог.
– Герцог! – воскликнула я. – И сколько ему было лет?
– На двадцать лет старше меня. Но все равно очень красивый, уверяю тебя.
Я вспомнила, как Колетт улыбнулась хозяину в тот день на фабрике. «У любви нет возраста, а у счастья нет морщин!» – шутила она. Ей явно нравились зрелые мужчины.
Эти двое познакомились на званом ужине. К тому времени она уже стала знаменитостью. Ночь с ней была недоступна простым смертным. Поэтому герцог, как и многие другие, стал посылать ей цветы. Стихи. Рисунки. Пианино. И как-то раз даже певца из оперетты! Колетт это забавляло.
Терпеливый, заботливый, внимательный, он понимал ее лучше, чем кто-либо. Рядом с ним она чувствовала, как у нее вырастают крылья. Он обожал ее. Открыл ее для нее самой. Она встретила свою половинку, свою родственную душу. Через несколько недель она уже не могла обходиться без него.
Любовь с первого взгляда оказалась взаимной. Через месяц герцог сделал ей предложение. Согласится ли Колетт стать герцогиней де Монтегю? Представь себе, Лиз, какой эффект этот титул произвел на юную Колетт! Ту, которая выросла в коморке консьержки. Которая двумя годами ранее носила краденые платья, которой едва хватало на еду. Которую наконец кто-то полюбил такой, какая она есть.
Колетт была на седьмом небе от счастья.
Мадемуазель Вера, напротив, не выглядела довольной и явно переживала из-за расставания со своей молоденькой протеже. Но Колетт была полностью покорена. С неожиданной легкостью она вживалась в новую роль счастливой невесты. Она бросила всех своих клиентов, богатых любовников, которым завидовал весь Париж. Герцог занимал все ее мысли. Их свадьба будет яркой, романтичной, незабываемой. Ее разум стал театром их страсти. Страсти пылкой, сверкающей, безрассудной.
Однако через несколько недель она получила письмо. Короткое, мрачное, без всяких недомолвок. О герцогине больше не было и речи. Как и о браке. Он встретил другую. Лучше оставить все как есть.
Сердце Колетт было разбито вдребезги. Ее жизнь рухнула. Надежда на то, что ее наконец-то будут уважать, исчезла. Такие девушки, как она, никогда не становятся герцогинями. Настоящими герцогинями. За то, что отдаешься всем и каждому, приходится платить. Конец пламенным письмам, букетам, поездкам на край света. Тема закрыта.
Колетт бросилась к дому своего герцога, она кричала,
