Батый - Алексей Карпов

Упомянутый выше венгерский монах Юлиан привёл ещё одно любопытное свидетельство на сей счёт: всех тех людей, которых монголы заставляют служить себе, они «обязывают… впредь именоваться татарами». Таково одно из объяснений названия, под которым монголы выступают почти во всех средневековых источниках — не только русских, но и китайских, арабских, персидских, западноевропейских и т. д. В действительности монголы сами себя татарами никогда не называли и с татарами издавна враждовали: так, именно татарами некогда был убит отец Чингисхана Есугай-Баатур; впоследствии Чингисхан жестоко отомстил за смерть отца и в кровопролитной войне истребил почти всех татар. И тем не менее их имя прочно соединилось с именем его собственного народа. И дело здесь не в желании самих монголов называть этим именем поверженных врагов, как полагал Юлиан; и даже не в том, что оставшиеся в живых татары будто бы составляли авангард их армии и потому повсюду «распространилось их имя, так как везде кричали: “Вот идут татары!”», как ошибочно думал побывавший у монголов монах-францисканец Гильом Рубрук18. Современные исследователи акцентируют внимание на том, что татарские племена были историческими предшественниками монголов и последние со временем заняли их место. Монголоязычные татары жили в Восточной Монголии; их коренной юрт располагался у озера Буир-Нур, вблизи кочевий собственно монголов. Во времена, предшествовавшие рождению Чингисхана, татары господствовали во всём этом регионе, так что «из-за их чрезвычайного величия и почётного положения другие тюркские роды… стали известны под их именем и все назывались татарами», — замечает в своём экскурсе в историю монголов Рашид ад-Дин. Ещё в XI веке обширные пространства между Северным Китаем и Восточным Туркестаном именовались по их имени «Татарской степью» (подобно тому как «Кипчакской степью» — Дешт-и-Кипчак — именовали пространства между Западным Туркестаном и Нижним Подунавьем). И когда полтора столетия спустя монголы заняли эти громадные территории, подчинили их своей власти, в тюркской и мусульманской среде они и сами стали именоваться татарами. От половцев это название стало известно на Руси и в Венгрии, а затем и во всей латинской Европе19. Оно и закрепилось в исторической традиции за монголами и всем разноэтническим населением их империи. Так что к современным татарам это название имеет весьма отдалённое отношение. Земли же, завоёванные монголами, — огромные пространства Восточной Европы и Центральной Евразии, включая Русь — будущее Московское государство, — на долгие столетия стали обозначаться на европейских картах зловещим словом «Тартария», в котором легко можно расслышать не только имя самих татар — то есть монголов, но всё то же название преисподней — чудовищного «тартара» — обиталища демонов и прочей тёмной силы…

Но вернёмся к событиям, непосредственно предшествовавшим великому Западному походу. Войска центральных улусов Монгольской империи «все сообща» пришли в движение в феврале — марте 1236 года. Бóльшую часть весны и летние месяцы они провели в пути, сообщает Рашид ад-Дин, «а осенью в пределах Булгара соединились с родом Джучи: Бату, Ордой, Шибаном и Тангутом, которые также были назначены в те края». «От множества войска земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные» — так описывает начало похода Джувейни.

Незадолго до вторжения монголов в Волжскую Болгарию, 3 августа 1236 года, случилось солнечное затмение, наблюдавшееся по всей Восточной Европе и отмеченное летописцами. Тьма накрыла солнце сначала с запада, оставив лишь узкий серп («словно месяц четырёх дней»), а затем ушла на восток20. В этом небесном знамении многие увидели предвестие будущих грозных событий: «…И были страх и трепет на всех видящих и слышащих сие…» Первый удар монгольского войска пришёлся по Волжской Болгарии — сильнейшему мусульманскому государству Восточной Европы. Напомню, что ещё в 1223 году болгары нанесли поражение отряду Джебе и Субедея, возвращавшемуся домой после первого похода на запад. Тогда болгары применили излюбленную тактику самих монголов, сумев заманить их в заранее подготовленную ловушку. И позднее болгарам приходилось постоянно сталкиваться с монгольскими отрядами, нападавшими на их земли. Так было в 1229 году, когда монголы захватили Саксин и разбили болгарские заставы на Яике; так было и три года спустя, в 1232 году, когда монголы вновь появились в их пределах и «зимовали, не доходя до Великого города Болгарского». Ещё в 1230 году, вскоре после поражения на Яике, болгары заключили мир с владимиро-суздальским князем Юрием Всеволодовичем, сильнейшим из русских князей того времени, и тем обезопасили свои западные рубежи. До времени казалось, что им удаётся сдерживать натиск грозного врага[3]. Но то были лишь передовые, разведывательные отряды. Когда монголы всей своей мощью обрушились на болгар, участь их была решена.

Лето 1236 года войска Бату и его братьев провели у самых границ Болгарской земли. Именно в это время здесь оказался венгерский монах-доминиканец Юлиан, направлявшийся с миссионерскими целями к венграм-язычникам (уграм), жившим в Приуралье. Помимо миссионерских Юлиан преследовал и иные, секретные цели; во всяком случае, он и тогда, и позднее действовал очень умело, добывая важные сведения о передвижениях и намерениях монголов21. Юлиану удалось отыскать своих давно потерянных сородичей, но здесь же он нашёл и «посла татарского вождя» — едва ли не посла самого Бату, который вёл с уграми какие-то переговоры. От этого посла Юлиан узнал, что монгольское войско находилось по соседству, на расстоянии пяти дневных переходов; оно намеревалось «идти против Алемании» (Германии) и только дожидалось «другого, которое послали для разгрома персов»22. Упоминание о персах, равно как и об Алемании как о главной цели Западного похода монголов, не вполне верно (не исключено, что это результат целенаправленной дезинформации монгольского посла). Но вот то, что «другое войско» должно было соединиться с первым, — факт несомненный. И мы знаем, что во главе этого «другого» войска, шедшего из глубин Азии, были старшие царевичи Монгольской империи, а вёл войско лучший полководец империи Субедей-Баатур, прекрасно знавший и местность, в которой монголам предстояло воевать, и все повадки и уловки противника.

Происходивший из монгольского племени урянхаев, Субедей, «отважный храбрец, отличный наездник и стрелок», очень рано перешёл на службу Чингисхану23. Он начинал карьеру в качестве «сына-заложника», потом был десятником, сотником и так прошёл все ступени воинской службы, в конце концов породнившись с Чингисидами через брак с принцессой из их рода Тумегань. «Опорой и поддержкой в кровавых битвах» называл его Чингисхан, а враги именовали «псом», «откормленным человеческим мясом» и готовым на всё ради достижения поставленной цели. У них «…железные сердца, сабли вместо плёток. Они питаются росой, ездят верхом на ветре. В дни битв они едят человеческое мясо, в дни схваток им пищей служит человечина» — такими казались недругам монголов полководцы Чингисхана, и первый из них — Субедей-Баатур24. «Им молвишь: “ Вперёд, на врага!” / И кремень они сокрушат. / Назад ли прикажешь подать — / Хоть скалы раздвинут они, / Бел-камень с налёту пробьют, / Трясины и топи пройдут» — а это уже слова самого Чингисхана о людях, подобных его верному «цепному псу»25. 61-летний Субедей (он родился в 1175 году) фактически возглавил Западный поход, как возглавлял он прежние походы и во времена Чингисхана, и при Угедей-хане. Остальные царевичи могли чувствовать себя спокойно «под его крылышком», как выразится позднее сам Угедей, подводя итоги военной кампании Бату на Руси и в других странах Запада. Впрочем, свой отличный полководец имелся и у Бату — вместе с ним (а отчасти вместо него) его войсками в Западном походе предводительствовал Буралдай (или Бурундай, как будут называть его русские летописи), сородич и преемник знаменитого Боорчи-нойона, первого сподвижника и эмира Чингисхана и предводителя «правого крыла» всего монгольского войска.