ЛУННАЯ РАДУГА - Сергей Павлов

Гэлбрайт задумался. Никольский смотрел в окно и молчал.

— Да… пожалуй, в этом что-то есть, — проговорил Гэлбрайт. — Либо те, кто сталкивается с «черным следом», не замечали всего остального, либо…

Никольский молчал.

— Либо «всего остального» раньше попросту не было?

— Я склоняюсь в пользу последнего, — ответил Никольский. — Иначе трудно объяснить, как обладателям подобных свойств удалось миновать рогатки спецкарантина.

— А затем и пройти полгода спустя обязательный медосмотр для бывших работников Внеземелья, — добавил Гэлбрайт.

— Да. И еще беседа с Кизимовым… Конечно, он многого недоговаривает, настроен если и не совсем враждебно, то, уж во всяком случае, отнюдь не дружелюбно. Однако не лжет, не пытается запутать следствие. И когда он дает нам понять, что происшествие на метеостанции было неожиданностью для него самого, нет оснований этому не верить. Там, у себя, мы сделали вывод весьма тревожного свойства: интересующий нас феномен раньше дремал, а теперь по каким-то причинам стал заметно активнее. Буквально в последнее время…

— Демон, вселившийся в наших подопечных, начинает показывать зубы.

— Всего лишь гипотеза, — ушел от прямого ответа Никольский.

— И довольно зловещая. — Гэлбрайт пожевал губами, размышляя. — Да, с ней придется считаться… Нет ли у вас заодно и гипотезы о причинах активности феномена?

— Увы…

— Жаль. Если пружина сработала где-то внутри самого черноследника — полбеды. Но если толчок направлен откуда-то извне… — У Гэлбрайта повело и резко дернуло щеку.

Никольский посмотрел на его почти не тронутое загаром лицо. Сказал сочувственно:

— Кстати, завтра суббота.

Гэлбрайт понял это по-своему.

— Завтра — очень удобный для нас с вами день, — сказал он. — Вернее, для естественной окраски визита Полинга в Копсфорт.

— Шурин будет безумно счастлив видеть его.

— Н-да… по предложите мне более оперативный способ разведки. — Минуту Гэлбрайт изучал пространство за окном. — В конце концов мы оставляем за Полингом право пойти на попятный, если там запахнет паленым. Меня тревожит другое…

— Неопытность Полинга?

— Нет. Он сообразителен, умен. Меня беспокоит вопрос: располагаем ли мы достаточной суммой сведений о черноследниках. Голыми руками Нортона не возьмешь. Вызвать его на существенный разговор можно, лишь ошеломив фактами.

— Да, только так… Что ж, посмотрим, чем порадуют нас аналитики.

У Фрэнка, который провел это время в одной компании с черным футляром и немым стариком, сильно испортилось настроение, и он с несвойственным ему злорадством отметил про себя, что в темных очках долговязый Никольский выглядит просто нелепо (темные очки действительно не шли Никольскому), а упитанный шеф теряет изрядную долю солидности, когда вот так елозит в кресле, то и дело нервозно глядит на часы и, натужно посапывая, озирается по сторонам, словно забыл, по какому поводу здесь очутился. Прозвищем Носорог ребята наградили шефа очаровательно метко… Умный Носорог, грозный Носорог, праведный Носорог. Трудолюбивый и проницательный Носорог. Его, Носорога, слегка побаивались, но уважали. Интересно, какое прозвище у Никольского? Ведь есть же у него какое-нибудь прозвище. Восточного типа. Скажем, Лось или Зубр. Или совсем экзотично — Копыто…

Раздражение улеглось, и Фрэнк постепенно проникся сочувствием к этим двум корифеям оперативного сыска, несущим на своих давно не тренированных плечах бремя головоломных расследований и постоянных тревог за судьбы — только подумать! — всего человечества. Разумеется, он понимал, что, кроме сочувствия, корифеям нужна его помощь, и готов был землю рыть от усердия, но отчетливо сознавал, что в поединке с таким человеком, как Дэв, иметь в своем арсенале одно лишь усердие — это все равно, что не иметь ничего…

— Не помню случая, когда бы аналитический цех укладывался в свои законные четверть часа, — прорычал Гэлбрайт.

— Не рискнуть ли нам попытаться в общих чертах предугадать результаты анализа? — невозмутимо предложил Никольский.

Гэлбрайт взглянул на него:

— Хорошо… Окинем ретроспективным взглядам события общеизвестные, но подозрительные в свете отобранных нами фактов: Вот, скажем, незавершенное дело трехлетней давности — авария на Сиреневом плато.

— Меркурий?

— Да. Позволю себе напомнить обстоятельства дела. Орбитальная станция «Гелиос-2» по неизвестной причине сошла с орбиты и врезалась в энергетический комплекс «Солар»…

— Припоминаю. И что же?

— Любопытен список участников спасательной экспедиции, сброшенной на руины «Солара». Вернее, список участников ее десантного авангарда.

— Я просматривал список. Там есть Кизимов, Нортон я Йонге. Но там нет Лорэ. — Никольский снял очки. — Космодесантник Лорэ вышел в отставку восемь лет назад. С тех пор постоянно живет на Земле и никакого касательства к Внеземелью уже не имеет. С другой стороны, мы уверенно полагаем, что «черный след» — феномен внеземельного происхождения.

— Итак, вы настаиваете, что Йонге, Кизимов. Нортон, Лорэ оказались носителями «черных следов» строго одновременно?

— Я их на чем не настаиваю. Просто легче предположить, что эта… гм… — Никольский поиграл очками, подыскивая нужное слово, — феноменизация, что ли, настигла всех четверых одновременно, при одних и тех же условиях. Давайте договоримся не затрагивать пока событий более поздних, чем отставка Лорэ.

— Договорились. Положим в основу будущей версии принцип одновременности. — Гэлбрайт смотрел куда-то мимо Никольского.

У Фрэнка, внимательно следившего за разговором, складывалось впечатление, будто это не столько обмен информацией, сколько размышления вслух. Размышления осторожные, как осмотр обнаруженной бомбы с хитроумным устройством взрывателя.

— Принцип одновременности, — сказал Никольский, — дает нам реальный шанс взять быка за рога.

— Или хотя бы потрогать за хвост, — добавил Гэлбрайт. — Что ж, будем считать этот шанс главным доводом в пользу нашего договора.

— И единственное, что находится в нормальном соответствии с условиями нашего договора… во всяком случае, мне это так представляется…

— Да, — сказал Гэлбрайт, — «Лунная радуга».

Никольский с треском сложил дужки очков.

Фрэнк понял, куда нацеливались корифеи. В перекрестье прицела разведочно-десантный рейдер «Лунная радуга». А точнее, вторая катастрофа на Обероне…

Момент, пожалуй, был любопытный: версия зачиналась на основе событий десятилетней давности. Нортон один из тех, кому во время этих событий удалось выжить… Фрэнк покосился на старика. Мистер Икс спокойно разглядывал черный футляр с ореховой тростью, и любопытный момент зачатия версии, казалось, ни в малейшей степени его не занимал.

— «Лунная радуга», — повторил Гэлбрайт, пальцами выбивая барабанную дробь на столе. — Экипаж — тридцать два человека. Капитан корабля Игорь Молчанов, штурм-навигатор Гюнтер Дитрих, первый пилот Меф Аганн…

— Начальник рейда на Оберон Николай Асеев, — подхватил Никольский. — Ну и… командир группы десантников Юс Элдер. Похоже, все, что касается «Лунной радуги», мы с вами знаем едва ли не наизусть? Симптоматично, Гэлбрайт. Очень симптоматично. — Никольский тоже побарабанил пальцами.

— Ну, если полный букет имен феноменальной четверки можно встретить лишь в списке десантной группы Элдера… Скажите, Никольский, а вас не смущает тот факт, что события на Обероне имеют без малого десятилетнюю давность?

— Смущает. В том плане, что мы, очевидно, плохо работаем. Не знаю, надо ли ставить это в упрек только отделам Наблюдения, но ситуация совершенно скандальная: сегодня мы занимаемся тем, чем обязаны были заняться, по крайней мере, лет восемь назад…

— А в идеале сразу после злополучного рейда «Лунной радуги», — подхватил Гэлбрайт.

«Пароксизм самобичевания, — подумал Фрэнк. — Каждый раз та же самая песня: плохо работаем, недосмотрели, недоучли… Неужели им никогда не понять, что идея „космической предусмотрительности“ — это просто мыльный пузырь ненормально большого размера?!»

— Простите, — не выдержал он, — мощно вопрос?

— Можно, — позволил шеф и свирепо взглянул на часы. — Но учтите, Полинг, времени у вас немного — на полсекунды больше, чем продлится безобразное молчание аналитиков.

— Спасибо, учту. — Фрэнк обратился к Никольскому: — Мистер Никольский… вот вы говорите: плохо работаем. Верно. А почему, как по-вашему?

На лице Никольского появилось странное выражение. Бесцветным голосом он произнес:

— Полагаю, это не относится к предмету нашего следствия.

— Вы правы. Это относится к направлению нашей стратегии в целом.

— Ах, стратегии!.. — повторил Никольский, и странное выражение на его лице обозначилось еще отчетливее.