Невидимое дерево - Александр Костинский

Вика принесла всё, о чём ёё просили, и они пошли в коридор.

— Теперь шлёпанцы всегда будут на месте. Всегда, — опустился на колени Шур Шурыч и стал приколачивать гвоздём тапочек к паркету.

— Ещё гвозди, — командовал он.

Вика и ворона еле успевали подносить ему тапочки и гвозди.

— Кончились, — сказала Вика и показала пустую коробку.

— Что? — не понял Шур Шурыч.

— Гвозди, — объяснила ворона.

— Давай клей, — потребовал бывший домовой.

— У меня предложение, — подняла крыло Розалинда. — А что, если тапочки развесить на стенах, тогда они у вашего папы будут всегда на виду!

— Ну, Розалинда! Ты — тоже голова. Птица, а соображаешь, — поддержал Шур Шурыч ворону, и они стали все вместе приклеивать к стенам квартиры принесённые вороной тапочки.

Шур Шурыч приклеивал, а ворона и Вика говорили, выше или ниже. Наконец, когда все тапочки были развешены, Шур Шурыч отошёл в сторону, встал рядом с Викой и вороной, склонил голову набок и, любуясь, гордо сказал:

— Красота!

— Да, — согласилась ворона, — очень красиво. Крак в музее.

— Теперь твоему папе домашней обуви на сто лет хватит, — уверенно сказал Шур Шурыч.

— Теперь они у него всегда на месте будут, — поддержала бывшего домового Розалинда.

В это время часы громко пробили семь раз.

— Скоро мама и папа придут! — радостно воскликнула Вика. — Представляете: папа приходит после своего собрания уставший ищет тапочки, а они и тут, и тут — везде.

— Теперь ваши родители никогда ссориться не будут, — сказала Вике ворона.

— Конечно, чего им ссориться? Тапочки на месте, вокруг такая красота, как в музее, — согласился с вороной Шур Шурыч и незаметно толкнул её локтем.

— Вы зачем толкаетесь? — бросила на Шур Шурыча гневный взгляд ворона.

— Кто толкается?! Кто толкается?! Ишь, что выдумала! Ну ты Розалинда, и даёшь. Чего б это я вдруг… ни с того, ни с сего… начал толкаться? Я вообще толкаться не люблю. А если и толкаюсь то для этого причина должна быть уважительная, — громко сказал Шур Шурыч и дёрнул ворону за хвост.

— Крак вам не стыдно хулиганить? Солидный мужчина, называется! Хулиган!

— Ну кто хулиган?! Что ты, Розалинда, такое говоришь? Разве я хулиган? Просто я волнуюсь. У нас с тобой дел ещё непочатый край, и Викины родители должны с минуты на минуту вернуться. А ты говоришь — хулиган, толкаюсь, — сердито посмотрел на ворону Шур Шурыч.

— Какие ещё дела? — не поняла ворона.

— Какие, какие? Важные, — покрутил пальцем у виска бывший домовой и снова толкнул ворону в бок, а потом ещё и дёрнул больно за хвост.

Розалинда громко ойкнула, но наконец-то поняла, что обозначали все эти толчки и щипки. Дел, конечно, у них с Шур Шурычем срочных не было, просто Шур Шурыч не хотел встречаться с папой и мамой. И он, очевидно, был прав. Сейчас не стоило это делать.

— Да, да, — часто закивала Розалинда головой, потирая бок, — крак я могла забыть?! У нас в самом деле ещё столько дел…

— Причём важных и неотложных, — добавил Шур Шурыч, поспешно направляясь вместе с вороной к окну, так как во входной двери уже поворачивался ключ: кто-то из родителей возвращался домой.

— Мы придём завтра! — крикнул на прощание Шур Шурыч и перепрыгнул через подоконник на росший под окном раскидистый клён.

Спустившись по стволу на тротуар, Шур Шурыч отряхнулся и отправился на площадь Двух Мастеров. Туда, где находился его дом — невидимое дерево и где его уже ждала ворона Розалинда.

Глава третья. «Семейные песни»

В этот вечер Шур Шурыч улёгся спать раньше обычного и даже не пошёл шуршать — пугать ребятишек. Он забрался в гамак, закрытый со всех сторон лохматыми еловыми ветками, поворочался с боку на бок и вскоре крепко заснул.

Шур Шурыч во сне улыбался и, как ребёнок, причмокивал губами. Его баюкали тёплый ветер и прилетевшие к нему в эту ночь воспоминания. Ему снились далёкие времена, когда он был не тренером по храбрости, а домовым и приносил людям счастье.

Ворона в эту ночь тоже сладко спала. Ей снился большой деревянный дом, в котором они все когда-то жили: и братья, и Шур Шурыч; ей снился тёмный зимний вечер… братья сидят за длинным столом. Тут же за столом — ребятишки мал мала меньше. Все мастерят ёлочные игрушки. Скоро Новый год.

Она — Розалинда — тоже помогает: клювом протыкает в разноцветном картоне дырки, в которые детвора и Шур Шурыч продевают нитки. Время от времени Шур Шурыч залезает под стол и там шуршит: «шур-шур-шур-шур-шур!»

Проснулась ворона, когда солнце только-только выкатилось на голубое небо, разбрасывая вокруг тёплые лучи.

Розалинда открыла глаза, зевнула, затем, отряхнувшись, забралась на сухой сук и начала делать зарядку. Она поднимала, опускала крылья и одновременно громко пела:

— На зарядку, на зарядку становись!Спозаранку умываться не ленись!

Песня разбудила Шур Шурыча. Он вылез из гамака, уселся рядом с вороной и тоже стал поднимать и опускать руки. Но вскоре это ему надоело, и он сказал:

— Ну всё! Пошли!

— Куда? — спросила ворона, продолжая выполнять гимнастические упражнения.

— Как это куда?! К Вике и её родителям. Всё-таки я, Розалинда, молодец, — похвалил сам себя Шур Шурыч. — Здорово это я с тапочками придумал.

Ворона перестала делать приседания и рассерженно посмотрела на Шур Шурыча.

— Вы, может быть, и бывший домовой и когда-то, возможно, могли приносить счастье, — сказала она обиженным голосом, — но тапочки, между прочим, принесла я. Это была моя потрясающе гениальная идея.

— Гениальная, — перекривил ворону Шур Шурыч. — А кто их приклеил? Кто их гвоздями прибил? А?! Нечем крыть! То-то же, — в свою очередь обиделся Шур Шурыч. — Ладно! — махнул он рукой. — Пошли к Вике!

— В таком виде? — ворона протянула Шур Шурычу зеркало.

Шур Шурыч взял зеркало и сердито заворчал:

— Такой степенный мужчина и нечёсаный. Позор! Немедленно отправляйся приводить себя в порядок.

Умывался Шур Шурыч шумно: фыркал, пыхтел, и брызги летели так далеко, что вороне пришлось перелететь подальше на верхнюю ветку и оттуда беседовать с Шур Шурычем.

— Представляешь, — говорил вороне Шур Шурыч, вытираясь большим вышитым полотенцем, — мы приходим, а девочкины родители, как голубки, рядышком сидят и…

— Крак это прекрасно! Я так и вижу, крак они друг с другом беседуют и время от времени улыбаются и смеются.

— Ага, — кивнул головой Шур Шурыч, — смеются, потому что телевизор смотрят или друг другу анекдоты рассказывают.

— Почему обязательно анекдоты? Может быть, сказки или загадки, — предположила ворона.

— Ты ещё скажи — былины. Не-е-т, сейчас все в основном анекдоты рассказывают. Сами рассказывают, сами слушают и сами громче всех смеются. Совсем люди разучились развлекаться. Раньше в игры разные играли, загадки загадывали, песни пели. А теперь?

— Слушайте! — воскликнула Розалинда. — У меня есть предложение. Давайте подарим родителям девочки книжку песен.

— А что, можно, — согласился Шур Шурыч и снял с ветки большую книгу, на обложке которой золотыми буквами было написано «Семейные песни». — Ну вот, — сказал он, спрятав книгу за пазуху, — теперь, кажется, всё, теперь можно идти. — И он вместе с вороной отправился к Вике.

Вика сидела в своей детской комнате и снова вертела кубик Рубика. Мама Вике говорила, что этот кубик очень способности развивает. А Вике нужно, просто необходимо развиваться.

«Если я хорошенько разовьюсь, — думала Вика, — родители будут на меня глядеть, радоваться, и им даже ссориться перехочется».

И почему только они ссорятся?

Вот вчера, например, когда тапочки увидели… вместо того, чтобы помириться, очень друг на друга обиделись. А чего, спрашивается, обидного в том, что тапочки к стене приклеены, — непонятно.

Особенно папа обиделся. У него даже пот на носу от волнения выступил. Вика знает, это с ним происходит, когда он очень чем-то расстроен.

«И почему он так расстроился?» — вздохнула Вика и тут вдруг услыхала знакомый голос:

— Здравствуйте, пожалуйста. А вот и мы!

Через окно в комнату впрыгнул Шур Шурыч.

Вслед за Шур Шурычем влетела и ворона.

— Добрый день, милая де… — умолкла на полуслове Розалинда и застыла, широко открыв большой клюв.

Шур Шурыч был поражён не меньше своей подруги. Они стояли и в изумлении разглядывали стены. Те самые стены, на которых они вчера так тщательно укрепили тапочки.

Сейчас тапочки были сорваны вместе с обоями, к которым были приклеены, и по всей комнате белели рваные, некрасивые пятна.

— Что это? — растерянно спросил Шур Шурыч.

— Где комнатные туфли? — не понимая, что произошло, спросила ворона.