Елка в подарок - Сан-Антонио

Закончив работу, мы идем к фургону.

— Ну что вы об этом думаете, ребята? — спрашиваю я, срочно закуривая сигарету, чтобы хоть как-то нейтрализовать кошмарный запах.

Мюллер, который и так говорит с эльзасским акцентом, твердым, как застывший бетон, из-за флюса еле ворочает губами. Видом своим он напоминает мне половинку бегемота.

— Женщина молодая. Антропометрию я вам сообщу позже. Зубы в порядке…

Туг его голос срывается, и он корчит болезненную гримасу. Осторожной рукой несчастный ощупывает правую щеку, затем продолжает:

— Кости поражены негашеной известью, но не полностью разрушены, поскольку известь в контакте с мокрой землей теряет свои коррозивные качества. Вы же знаете, что окись кальция…

Я перебиваю его:

— Нет, Мюллер, не знаю, и не морочь мне голову. Давай дальше!

— Это, значит, что касается женщины. Естественно, позже мы вам расскажем больше. Теперь о мужчине. Я думаю, ему лет сорок, довольно крупный. У него — счастливчика — тоже были здоровые зубы, что, конечно, затруднит идентификацию.

Мюллер снова гладит вздувшуюся щеку. Бедняга, видно, страшно мучается, но мужественно продолжает:

— Кроме того, поскольку его не засыпали известью, труп сохранился значительно лучше, хотя, похоже, его закопали раньше.

Тошнотворный запах разлагающихся трупов бьет мне по носу, как кувалдой.

— Что еще удалось установить? — задыхаясь, выдавливаю я.

— Женщина шатенка… Можете это сами видеть… У мужчины пальцы рук хорошо развиты, последние фаланги широкие. Такой тип рук дает возможность накрыть монету в пять франков одним пальцем…

Мюллер умолкает, и эстафету перехватывает Лашо:

— На момент смерти на нем был шикарный костюм, синяя рубашка и черный вязаный галстук… Замшевые туфли…

— Ладно, спасибо, мальчики, для начала очень неплохо.

Мы останавливаемся перекусить в уютном придорожном ресторанчике, где накануне Берю принял косоглазие официантки за проявление интереса к своей персоне.

Мы с Лашо заказываем себе сосиски с чечевицей, а для Мюллера очень жидкое пюре и соломинку.

Глава восьмая

Я расхаживаю среди шкафов и полок в архивном отделе, где собраны все материалы по особо тяжким преступлениям и списки с данными на пропавших граждан.

По мере того как ребята из лаборатории подбрасывают мне все новые детали о “моих” скелетах, я пытаюсь сориентироваться в расследовании. Огромное количество людей каждый год исчезает без следа, и в подавляющем числе случаев они никогда больше не объявляются ни живыми, ни мертвыми. К сожалению, даже если иной раз и удается найти пропавшего, то в основном только для того, чтобы прикрепить бирку с номером к его навсегда остывшим конечностям. Поэтому хоть я тут и суечусь, но надежда обнаружить среди всего этого скопища досье на “жильцов” Пинюша очень слабая.

После двух часов тщетных поисков в компании архивиста, перелистав сотни дел, я понимаю, что нахожусь в тупике с двумя неопознанными трупами на руках. Откуда они взялись? Кто такие? Тайна и сплошной мрак…

Вы ведь, наверное, думаете, что вместо того чтобы таращить глаза на ворохи бумаг, мне стоило бы скорее посетить бывших жильцов дома, ныне принадлежащего моему подчиненному Пино? Вас, видно, удивляет, как это при таких натренированных для беготни нижних конечностях комиссар Сан-Антонио проявляет адское терпение и отсиживает себе зад в архиве! Так вот, несмотря на то что я не обязан учить вас уму-разуму и отчитываться в собственных действиях, тем не менее постараюсь раскрыть вам глаза на элементарные вещи. Известно, что неприлично ходить в гости с пустыми руками. Лучше прийти с подарком, а еще лучше — с сюрпризом. Вы, твердолобые, как себе представляете мой визит? Постучу в дверь, держа шляпу в руке, и с умным видом и проницательными, как рентген, глазами спрошу: “Извиняюсь, господа, не вы ли, случаем, зарыли два трупа в саду?

А вот если я заявлюсь к ним, имея в загашнике некоторые доказательства их причастности к захоронениям или хотя бы зная имена обнаруженных жмуриков, то с полным правом могу строго спросить: “Что стало с мадам Бамс и месье Бомс, которые были среди ваших гостей вечером такого-то числа?”

Вот тут-то и будет сюрприз, вот тут они зашевелятся. А так как у вашего любимого (но не до конца оцененного, как я вижу) Сан-Антонио глаз как все ультрачувствительные фотопленки, вместе взятые, то он тут же зарегистрирует вздрагивания, подергивания и всякие там покраснения-побледнения, весьма симптоматичные в таких случаях.

Ладно, не стану давать вам заочных уроков полицейского искусства, но стиль, которого следует придерживаться в моем деле, вкратце я вам объяснил. Полагаю, вы согласитесь с моим мнением, и на этом поставим точку! Стиль Сан-А — он как бы от природы, его нельзя объяснить, ему нельзя научить! Он вытекает из-под моего пера, как вода для слива в унитазе после нажатия на рычаг. Здесь позвольте мне сделать маленькое отступление, а если не позволите, то можете идти ко всем чертям!

Так вот, однажды я читал в очень серьезном толстом (сантиметра три) журнале интервью с Раймоном Кено из Гонкуровской академии, очень активным членом этой многоуважаемой ассамблеи, где он поведал миру, что ему для написания одного произведения требуется семь лет. Семь лет, вы ухватываете? То есть срок, как у президента Франции, в течение которого тот может многое изменить в государстве! И прекрасно, утверждает Кено, что не получается снести что-то нетленно-эпохальное за меньший срок. Только безответственные кретины якобы способны рожать быстрее. Удивительно ли, что эти недоумки производят на свет рахитичные книжонки, о которых потом и вспоминать не хочется.

Ну уж дудки! — отвечу я досточтимому академику. Семь лет! Древним не требовалось столько времени даже на то, чтобы высечь бессмертное творение из мрамора! За такой период пространство между запятыми и точками успеет зарасти мхом, а плесень несколько раз покроет все вспомогательные и смысловые глаголы.. Семь лет! Да за такое время слова выпадут в осадок и выпустят газ! Склонения склонятся и загнутся, а спряжения распрягутся, и где их потом искать? Конечно, это мое личное мнение. Согласен, я тоже могу ошибаться, хоть и не часто, как вы успели заметить. Но вот тираж — он говорит сам за себя! Если кому-то нравится макать перо не в чернильницу, а в истлевший саркофаг, — пусть его! Но его тираж обычно смахивает на еле теплящееся пламя газовой горелки, когда у вас в доме уже отключили газ! Ощущаете образ? Мой образ! А кроме того, что это значит — “потом вспоминать не хочется”? Кстати, между нами и господином Кено, хотел бы заметить, что если бы я был современником великих классиков (Расина или Рабле, например), то отрывки из моих произведений непременно вошли бы во все школьные хрестоматии. Между прочим, и сейчас мои книги находят в школах, но только мои добропыхатели, хоть и читают сами втихомолку, работают с ними ножницами, чтобы сделать секвестр моим шедеврам, лишая их самых жизненных мест. Бедные! Им не хватает смелости, современности, чтобы признать мои книги! Ну и не надо. Когда твое имя увековечено на табличке с названием улицы, то так и видишь его на могильном камне, а это не очень весело. Учитывая все эти обстоятельства, я сам выбираю лучшие отрывки из моих произведений и самолично передаю их в женские ручки. Именно вам, мои милые читательницы!

Но вернемся, однако, к разворачивающимся событиям. Я уже обмолвился, что, готовясь к бою, необходимо запастись боеприпасами, и это, согласитесь, логично, учитывая опыт второй мировой войны. Под “боеприпасами” я числю имена и фамилии, лучше с адресами, имеющие касательство к двум наборам костей, обнаруженных на новом участке старика Пинюша.

Я сажусь за маленький столик, заляпанный чернилами, на котором другой шутник (не типа Берю) орфографически правильно написал: “Старик — сволочь”. Это о моем шефе, я точно знаю.

Возможно, это даст вам повод заключить, что мы в полиции неисправимо непочтительны по отношению к нашим начальникам, но должен обратить ваше драгоценное внимание: суждения-то у нас здравые.

Я перечитываю описание мадам и месье Скелет. Хоть и знаю его уже наизусть, но жанр романа обязывает, и мне придется прочесть специально для вас еще раз вслух текст, лежащий передо мной:

1. Смерть мужчины наступила примерно два года назад.

2. Смерть женщины наступила сравнительно недавно, но из-за негашеной извести (проклятье!) невозможно назвать точно, когда именно.

3. Рост мужчины 1,78 м. Примерный вес 75 кг. У него широкие плечи, пальцы с утолщенными последними фалангами. Большие залысины. Волосы скорее светлые. Исходя из этого, глаза, очевидно, тоже светлые. Нос орлиный. Причина смерти: револьверная пуля, пущенная в затылок. Был одет в костюм из английской шерсти (лейбл изготовителя отсутствует). На пальце золотое кольцо швейцарского производства без гравировки.