Посланник Аллаха - Юрий Татаринов

Стену на стыке холмов развалили железными крючьями. В том месте, как и ожидалось, ее защищал небольшой отряд. Осажденных перебили еще до того, как пала стена.

В образовавшийся проем хлынул целый поток всадников. Впереди, выделяясь своими светлыми одеждами, понесся по улице в гору Швейбан. Он только помахивал своей кривой саблей. Зато его воины рубили налево и направо.

Занялась заря. Светлейший отлично видел, как племянник скакал к церкви. В эти минуты, глядя на Швейбана, он вспоминал себя. Когда-то он тоже был отчаянным рубакой и прекрасным наездником. Но, сравнивая сейчас себя и юношу, находил, что в Швейбане больше страсти, чем рассудка. Баты-хан помнил себя куда более осмотрительным и гибким. «Погибнет мальчик, — неожиданно сделал он ужасный вывод. — Не сегодня, так в другой раз. Уж очень горяч!» Сие уверенное заключение побудили сделать отнюдь не тщеславие и зависть его, даже не рассудительность, но чистый опыт и знание жизни. Война, да и не только война — сама жизнь горазды были расставлять капканы. Никто из воинов Баты-хана не умирал своей смертью. Вернувшись из одного похода, люди, прожив награбленное, вскоре отправлялись в другой, потом — в следующий, и так до тех пор, пока не складывали где-нибудь свои головы. Как правило, в походы шли те, кто был из категории отчаянных. Таких вело не столько желание нажиться, разбогатеть, сколько желание жить так, как им хотелось. Хилые и осторожные, предприимчивые и трусливые всеми способами избегали войны. Да и сам Баты-хан, набирая войско, брал не всех, ибо знал, что в решительную минуту осторожные и хитрые обязательно подведут его, продадут ни за что. Таких он презирал.

С отчаянными и откровенными ему было гораздо проще. В походе он жалел своих людей, редко рисковал их жизнью. Он знал и старался выполнять главный принцип настоящего военачальника: войско должно быть сильно духом, а значит, в первую очередь следует заботиться о его сохранении. Когда случались особенно ожесточенные битвы и когда гибло много его воинов, в том числе и тех, с кем он был знаком еще по первым своим походам, Баты-хан ходил чернее тучи, и помогало разве что полное отмщение. За одного своего воина после таких сражений он приказывал покарать смертью десять вражеских... Со временем светлейший становился все жестче, беспощадней. Годы, проведенные в походах, отняли у него главное — уверенность в себе. Он оставался таким же последовательным, рассудительным, даже милосердным по отношению к своим, но уже знал, что в любую минуту может сорваться, как тот груз, подвешенный на изношенной, ржавой цепи...

Первый гонец прибыл от Швейбана очень быстро. Племянник сообщал, что ворвался в город, многих порубил и теперь стоит у дверей церкви, в которой заперлись люди. Баты-хан отослал гонца с пожеланием племяннику:

— Будь осторожен!..

Тем временем вокруг церкви образовался настоящий муравейник. Всадники носились взад-вперед. Иные, спешившись, искали бревно, чтобы выбить дверь.

Бревно нашли — и сейчас же воины подхватили его и понесли к дверям церкви. Беспощадный колокол продолжал бередить душу, напоминать о близости смерти. Из храма доносились голоса поющих — христиане взывали к своему Богу...

Бревно оказалось крепким и тяжелым, а запал страсти воинов Швейбана мощным, после первого же удара дверь затрещала и поддалась... Послышались вопли и громкий плач детей!.. Это была кульминация штурма. Казалось, еще мгновение — и своды церкви рухнут, чтобы наконец загасить и этот вышибавший все из сознания страшный звон колокола, и вопли укрывшихся в храме людей, и особенно суету, создаваемую множеством всадников...

Воины продолжали выбивать дверь, а неугомонный наместник, подскакивая то к одному отряду своих, то к другому, уже поглядывал в сторону крепости. Ему казалось, что как только дверь церкви упадет, жители тут же опустят мост и сдадутся...

Наконец дверь была выбита. Верховые ворвались в храм. Швейбан, памятуя о наказе светлейшего, отдал распоряжение, чтобы воины зачехлили сабли...

Хотя на улице уже брезжил рассвет, церковные огни буквально ослепили наместника. Тысячи свечей горели у иконостаса, а также на стенах и в руках собравшихся под этими сводами горожан. Даже малые дети, едва ли сознающие, что происходит, держали в руках по маленькой зажженной свечке. Эта неожиданная картина почему-то сразу успокоила Швейбана. От природы впечатлительный, большой выдумщик и озорник, он решил, что прибыл в царство огней. И удивился. Суровые лики святых смотрели на него со стен и даже с потолка. Наместник был очарован убранством строения. В то же время лица горожан, залитые слезами, вызывали в нем чувство раздражения. Сам обласканный вниманием, он не любил, когда плакали другие. Сие обстоятельство доказывало, что у этого наглого вояки и отчаянного храбреца еще было живо чувство совести. Особенно неприятно наместнику было видеть плачущих стариков и старух... А потому теперь, оглядываясь по сторонам, он не задерживал на лицах людей взгляд, взирал куда угодно — на образа, на росписи на стенах, на огни свечей. Последние, казалось, ласкали его утомленную душу. «И все это придется разрушить!» — вспомнив указание светлейшего, почему-то с сожалением подумал Швейбан. И очарованность его начала угасать... Вскоре он опять ожесточился. Лики святых, взиравших на него со стен, казалось, укоряли беднягу: «Пошто чинишь шкоду неповинным! Не видишь, что они жаждут мира! Пошто топчешь копытом святилище Божье!» Но угрызения совести уже не мучили наместника. И хотя удивление его продолжало жить, он думал теперь о другом: «Эти люди надеются, что им поможет Бог! Глупцы! Они не знают, что Бог — это я! Бог — это каждый из моих воинов! Ибо всякий кует славу сам, своими руками и умом!.. Мне жаль их!» Молодой наместник был искренен в своих убеждениях. И все-таки та первая минута, когда он ворвался в освещенную, как звездное небо, церковь, успела поселить в нем некоторое сомнение...

Это сомнение умножилось, когда он увидел в одном углу молоденьких девушек. Все они были в белом. Среди них находились и молодые матери с младенцами на руках. Девушки смотрели на наместника глазами, в которых, помимо страха, читалось еще и удивление. Чудовище, исчадие ада, явившееся забрать их, неожиданно предстало перед ними в образе красавца на белом коне, да еще с драгоценной серьгой в ухе! Может быть, в этом противоречии молодайки угадывали какую-то надежду для себя?..

Увидев девушек, Швейбан вдруг почувствовал себя так, словно выпил стакан крепкого вина. В нем пробудилась страсть хищника, почуявшего добычу. Наместник тут же вспомнил, что дядя разрешил ему выбрать несколько красавиц. Не желая откладывать дело в долгий ящик, он развернул коня и опять двинулся в тот угол, где на полу, сбившись, сидели красавицы. Чувство победителя, властелина зашевелилось в нем!..