Контакт - Анар

— Дело в том, — сказал студент, — что я сел у вашей фотографии, ну прямо перед ней, и стал смотреть на нее в упор. И на моих глазах… — Студент сделал паузу, затем выпалил одним дыханием: — …у вас на щеках — на фотографии, разумеется, — стала пробиваться щетина и расти борода. Так что, пока я здесь, вы там, очевидно, — если, конечно, не успели за это время побриться — с длинной бородой.

Психиатр отпустил его руку, продолжая пристально смотреть на студента, и ничего не сказал. Он встал и медленно прошелся по комнате, остановился у книжной полки, взял какую-то книгу, раскрыл ее на странице с закладкой, что-то прочел и поставил ее обратно. Затем он подошел к студенту, встал позади него, повернул его голову к себе и улыбнулся.

— Мама говорила мне, что вы выдержали трудные вступительные экзамены. Это действительно непросто в такую адскую жару. Ни в коем случае не пугайтесь и не расстраивайтесь. Это утомление, стресс. Но… вы не обидитесь на меня, если я вам задам несколько вопросов? Скажите, пожалуйста, вы не злоупотребляете алкоголем? Я-то вижу, вы человек явно непьющий, но, может быть, когда-то… вы никогда не лечились от… — Он чуть замялся и добавил: — …от алкоголизма?

— Нет, — сказал студент твердо.

— Вы знаете, на почве хронического алкоголизма иногда могут появляться видения: порой кажется какое-то движение на портретах, фотографиях, или обои на стенах оживают. На нашем языке это называется delirium tremens. Вы никогда не лечились? В смысле…

— Да бросьте, — сказал студент, — никакой я не алкоголик и никакой не псих, вполне нормальный человек, только вот…

— Разумеется, разумеется, — быстро сказал психиатр. — Я и не сомневаюсь в этом. Ни о каком психозе речи не может быть. Речь может идти только об определенных явлениях, связанных, несомненно, с утомлением да и с жарой, будь она проклята, какие-то формы легкого расстройства восприятия. И ничего больше. Ведь вот, скажем, электричество — короткое замыкание, и связь прерывается, перегорает лампочка. Так и в нашем мозгу. Ничего страшного. Мне хотелось бы только уточнить. Бывают ли у вас, например, слуховые галлюцинации?

— Что?

— Ну, простые слуховые обманы. Скажем, вам кажется, что кто-то вас окликает по имени. Студент вздрогнул.

— Да, действительно, сегодня дважды мне показалось, что меня позвали, но на самом деле…

— Никого не было, никто вас не звал, — сказал психиатр радостно, превосходно, превосходно. А случается ли вам слышать какие-то голоса, поющие, шепчущие, иной раз даже металлические, особенно когда вы спите, вы чувствуете какое то сгущение голосов — кто-то вас обвиняет, кто-то защищает, кто-то объясняет, а кто-то над вашей головой стоит и считает? — Психиатр с жадностью впился глазами в лицо студента.

— Да, — сказал студент, — как раз сегодня ночью, перед моим приходом к вам, когда я спал, я слышал подобные голоса. Но ведь вы сказали мне, что это были голоса ваших пациентов, записанные на магнитофон. Их я и слышал, не так разве?

— Ну конечно, конечно.

Через некоторое время психиатр вновь обратился к студенту:

— Скажите, пожалуйста, а чувство знакомости, ну, скажем, попадаете вы в непривычную обстановку, а вами она воспринимается как пережитая, знакомая, бывает такое?

— Бывает, — сказал студент с некоторым удивлением.

— Deja vu, — удовлетворенно сказал психиатр.

— Что вы сказали? — переспросил студент.

— Да ничего, голубчик, это я сам себе. Еще один вопрос… — Психиатр как-то суетился, казалось, он боится, что неожиданно может упустить добычу, которую так давно искал. — Скажите, а наоборот: что-то такое, что явно вам знакомо, или, скажем, вы что-то куда-то положили сами только что, а через какое-то время это кажется вам чем-то новым, чего вы никогда не видели или как будто не вы это положили?

— Да, — сказал студент, вспомнив про сигарету, которую он оставил перед уходом в ванную, а потом никак не мог вспомнить, когда же он ее оставил, бывает и такое.

— Jamais vu, — решительно сказал психиатр. — Второе нарушение.

— Что?

— Это тема моей кандидатской диссертации. Вторая форма дереализации.

Глаза психиатра лихорадочно блестели, он возбуждался все больше и больше.

— А подозрительность? Не кажется ли вам порой, что кто-то вас преследует, что кто-то строит вам козни?

— Иногда, — сказал студент.

— Я так и предполагал, — сказал психиатр. — Типичный синдром Кандинского Клерамбо. А нарушение ориентировки — не путаете ли вы порой левую и правую стороны, верх и низ?

— Кажется, да, — сказал студент неуверенно.

— Психосенсорное расстройство, — сказал психиатр. Вы на пороге делирозного состояния.

— Чего? — испуганно спросил студент.

— Ничего страшного, — сказал психиатр. — Два-три сеанса, и все будет в порядке. Хорошо, что вы наткнулись именно на меня. Никому другому ничего не говорите, это моя тема. Но вы должны быть со мной полностью откровенны. В сексуальном плане у вас никаких отклонений?

— Нет, — сказал студент, сперва не поняв, а поняв, покраснел — сама эта мысль показалась ему крайне непристойной.

— Так, — сказал психиатр. — Не ощущали ли вы, сами того не понимая, непонятное физическое, психическое воздействие, ну, скажем, что-то вроде космических лучей?

— Вроде бы нет…

— А такое вот ощущение, будто ваши мысли — это не ваши мысли, они внушены вам кем-то или чем-то, будто их вложили в вас, или что ваши мысли читаются кем-то на расстоянии…

— Вы думаете, что я болен? — сказал студент глухо.

— Да что вы? Вовсе нет. Утомление, стресс, и больше ничего. Ничего опасного. Надо провести два-три сеанса, не больше. Можно начать сразу. Но вы должны меня извинить, я человек строгого режима и точно в это время обычно принимаю душ. Это займет, совсем немного времени, вы не уходите, подождите меня, пожалуйста. Посидите здесь, вот вам газета, журналы, я приду буквально через несколько минут, и мы продолжим нашу беседу. Я быстро, — суетливо говорил психиатр. Взяв что-то из ящика письменного стола, он вышел из комнаты. Студент услышал звуки открываемого крана, льющейся воды, а затем веселый свист психиатра.

Студент испытывал странное двойственное чувство: с одной стороны, ему, конечно, было очень неприятно, что он, по-видимому, действительно заболел какой-то психической болезнью, причем это гораздо серьезнее, чем пытается внушить ему психиатр в стремлении успокоить пациента. Он не хуже психиатра знает, как реально виделись ему все эти несуразности, и, следовательно, его болезнь значительно серьезнее, чем предполагает или делает вид, что предполагает, врач. Но с другой стороны, это как-то успокаивало студента больше всего на свете он не любил неопределенности. Теперь же, когда все, даже легкое помутнение рассудка, так разумно объяснялось, он мог думать об этом трезво, значит, все было в порядке. Он мог думать об этом трезво, несмотря на то что выпил почти полбутылки коньяка. Он мог думать обо всем этом настолько трезво, что опять какой-то внутренний голос подсказывал ему коварную мысль: что, если все это дьявольская игра его недругов, бывших соседей по общежитию, абитуриента-инструктора, игра, в которую вовлечена не только старуха, но и этот ее сын — сын ли? — и все они вместе решили методично и планомерно, различными средствами свести его с ума? Но если это так, то…