Путь первого - Максим Александрович Лагно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как говорил мой дедушка, ныне ещё живой Каро Ронгоа, «Смятенный духом — это уже побеждённый».
На четвёртый или пятый день я понял — всё кончилось. При воспоминании о пережитом кошмаре у меня больше не дрожало сердце, а только вздымалась ярость. Теперь Кохуру окончательно мои враги. Я миллион раз поклялся себе, что сделаю с каждым из троицы то, что они сделали со мной.
Стыдился ли я того, что временно превратился в трясущееся от страха и визжащее желе? Не совсем. Маур научил меня воспринимать воздействие «Смятения Духа» так же, как кровотечение или ушиб.
— Нужно ли стыдиться кровотечения в бою?
— Конечно, нет.
— Так же и со «Смятением Духа», Самиран. Оно оставляет на Духе след, как ушиб на теле. Всё, что ты говорил или визжал — было кровотечением. Ушибом. Повреждением Духа. Нельзя укорять себя за это.
Я радовался этому объяснению. Но задумался: а как бы я повёл себя, если бы мой страх нельзя было списать на «Смятение Духа»? Принял бы стойко испытание кастрацией?
Навряд ли.
Но не будь этого наведённого страха, я дорого продал бы свою жизнь.
✦ ✦ ✦
Дни, проведённые в размышлениях о пережитом страхе, не просто разозлили меня. Ещё научили, что нельзя верить в заявления старших о чести и традициях.
Ведь как получалось: типа, убивать гостя, призванного ларцом дружественного дара, никак нельзя, но если всё-таки сильно надо — то убивай. Воровать грани умерших — ай-яй-яй, как можно! Фу таким быть. Но если ты член Совета Правителей, то так уж и быть — воруй. Заодно отбирай врождённые грани у подростков, прокачивая своё Моральное Право.
Я столкнулся с высшим обществом прирождённых жителей, и это столкновения меня едва не убило. Как и в мире Дениса Лаврова, самые славные и светлые господа оказались самыми жестокими и лживыми. И если все дивианцы парили над низкими, то старшие славных родов парили над дивианцами. Вот и гадай, была ли эта иерархическая матрёшка задумкой Создателей или люди сами всё испоганили.
Нельзя отрицать, что представления о чести и честности были у большинства окружавших меня дивианцев, пусть и искажённые фашистским патриотизмом.
Славные воины умирали во славу Дивии и не нарушали её заповеди и законы. Даже болван Хаки, воспитанный небылицами папаши, в любой момент готов проявить самоотверженность, не думая о собственной жизни. Но в высшем обществе Дивии сложились свои отношения. Запутанные игрища славных родов запросто могли сделать меня случайно жертвой. Как они уже сделали Самирана, у которого Кохуру едва не отобрали грани. И если бы загадочная посторонняя воля не заменила сознание Самирана моим, то парень присоединился бы к числу обобранных несчастных, утерявших все грани.
Так и сейчас.
Если бы не смелость Маджи, которая привела к воротам Кохуру весь отряд, то старшие Патунга проглотили бы моё убийство. А если бы Кохуру потом ещё и извинились, то вообще замяли бы и забыли сие мелкое недоразумение между двумя славными родами.
Я понимал, как мыслили старшие Патунга. Узнав, что меня убили или покалечили во дворце Кохуру, сказали бы: «Этот малец сам полез в логово Кохуру, хотя мы и обласкали его и дали ему первое место в отряде. Пусть теперь страдает, пусть стучит по стенам своим деревянным членом».
Как же я благодарен Мадже! Если бы Кохуру не выдали меня, она атаковала бы дворец. Небесные воины Кохуру, конечно, справились бы с нашим отрядом за минуту, но после этого уже нельзя было бы спустить всё на тормозах. Война началась бы немедленно и длилась бы до тех пор, пока один род не одолел бы другой. Или оба сгорели бы в топке вражды, уступив роду Поау место самого старшего в сословии.
Тем сильнее я захотел отомстить Кохуру. Я в очередной раз стал немного большим дивианцем, чем был — я страстно возжелал начала родовой войны между Кохуру и Патунга.
И мне было плевать, что сами Патунга и Кохуру вели себя осторожно, не давая мелким поводам спровоцировать полномасштабное противостояние.
Нерешительность славных воинских родов легко объяснялась. Все родовые противостояния должны иметь не просто веский довод, но и красивый повод.
В своё время Саран и Те-Танга схлестнулись ради места в Совете Правителей — очень красивый повод. Старшие обоих родов набрали одинаковое Моральное Право, а по закону, когда у претендентов на членство оказывалась одинаковая толщина Морального Права, то никто из них не получал место, оно пустовало, пока один из претендентов не обойдёт другого. Тогда оба рода решили не ждать, когда соперник их обойдёт, и почти одновременно напали друг на друга. Привело это к ослаблению обоих родов и мирному договору с женитьбой детей.
Война славных родов из-за меня, какого-то там Саран, — повод некрасивый и глупый.
Другая причина, по которой Патунга и Кохуру осторожничали — Гуро Каалман. Негласный верховный правитель Дивии резко против родовых войн. Могучие военные просто-напросто боялись его и его союзников. Хотя открыто этого не признавали.
Не знаю как именно, но, кажется, Безумный Гуро мог создать трудности для обоих родов.
У меня возник закономерный вопрос: раз Гуро такой противник войн, то почему он не наказал животноводов Карехи за то, что те напали на конкурентов из рода Кхарт, а потом не наказал Кхарт, за то, что те вырезали Карехи?
Поразмыслив догадался, причина — в наёмниках.
Можно сказать, что наёмники были неофициальным сословием Дивии. Старшие этого сословия не заседали в Совете Правителей. Они не отдавали своих детей на учёбу в Дом Опыта. А в Прямом Пути появлялись исключительно в качестве обвиняемых. Даже за благоволениями ходили в храмы на Ветроломах.
Эта социальная страта Дивии жила отдельно от остального населения.
Наёмники добровольно поселились на Ветроломах не из-за бедности, как остальные жители этих окраин, а чтобы быть как можно дальше от официальной власти Дивии.
Поэтому непонятно, кого привлекать за нападение на Карехи? Всех наёмников наказать невозможно, а найти именно тех, кто напал на Вакарангу Карехи тоже проблематично — наёмники лучше всех на Дивии скрывали свою личность.
И если рода и семьи сословия Защищающих Путь воевали друг с другом сами, то остальные рода и сословия привлекали наёмников. Собственно, именно так это сословие и появилось: кто-то должен был воевать за тех, кто воевать
