Жена пРезидента - Ева Ланска

– Так что папе передать? – раздался вдруг голос Александра.

Все обернулись. Он стоял, опершись рукой о косяк двери, ведущей из коридора в гостиную, и смотрел на всех с блуждающей полуулыбкой. За его спиной белела Анжела.

– Привет, – сказала Лиза.

– От кого?

– От дяди маво.

– Анонимные приветы не доставляются. – Он поискал глазами Сашу и подошел к ней. – Саш, не сердись… Ну действительно ничего не было… Мы просто разговаривали…

– Я рада, что тебе есть, о чем поговорить с такой интеллектуальной девушкой. Я поеду домой. Не люблю ночевать не дома, ты же знаешь… А ты решай сам…

Он помог ей надеть пальто, посмотрел вслед грустными детскими глазами, занесенными многодневной метелью, и сказал:

– Пока…

Глава 10

Дома Саша встала под теплый душ. Макушку массировали тысячи иголочек-струй, и с головы вместе с водой потекли марширующие огни конференц-зала «Рэдиссон», гламурные читательницы с их грудастой предводительницей, московские пробки, куча народа в арбатской квартире, позолоченные краны джакузи, на краю которой сидел муж, вытянув длинные ноги в оранжевых носках… Жора, где ты был? Где-где: ходил, гулял, курил… Тяжелый день…

Она заснула мгновенно, словно выключилось сознание. В последнюю секунду перед выключением огромный черный прямоугольник плазмы на стене сделался овальным и расширился до размеров перехода. По этому переходу она идет на высоченных шпильках, стараясь не попасть концом каблука в щель между плитами. Но что-то отвлекает ее внимание, и каблук заклинивает в выбоине. Она знает, что действовать нужно очень аккуратно, если резко дернуть ногой, можно испортить туфлю. Обувь жалко. Она вынимает ногу из туфли и садится на корточки посмотреть, как можно вызволить ее из западни наименее травматично для каблука.

И вдруг тяжелая массивная тень валит ее на каменный пол. Перед глазами проскакивает длинный пустой тоннель перехода, почему-то зеркальный, и облупленный сводчатый потолок с двумя кривыми трещинами. Тупая боль в затылке, отвратительный запах перегара и гнилых зубов.

Ее насилуют.

Она не видит лица, лишь чувствует сухое, болезненное проникновение и то, что лежать на каменном полу ужасно неудобно. Она пытается рассмотреть насильника, но серое расплывчатое пятно ни с кем не идентифицируется, как среднестатистический гражданин. С трещинами над головой он похож на ее оленя из детства, который вырос, превратившись в монстра, и теперь мстит своей хозяйке. За что?…

Все это продолжается довольно долго и однообразно.

В какой-то момент она даже отвлеченно думает, как надо переделать вступительную речь мужа перед поездкой в Красноярский край. Все-таки в каждом регионе своя специфика и в такой огромной и различной по менталитету стране, как Россия, неправильно обходиться одним и тем же набором слов.

С мыслей о работе ее сбивают новые ощущения «там». Серая голова переместилась вниз и, кажется, занялась кунилингусом. Сашу одновременно охватывает возбуждение и возмущение. Как это безликое ничтожество может доставить такое же удовольствие, как и единственный мужчина в ее жизни! Она решается взглянуть еще раз на насильника и не верит своим глазам.

Того уже нет, на его месте тот самый мужчина, единственный, который мог наполнять ее таким блаженством… Муж… Саша… Его волнистые русые волосы, плечи, кожа, его привычка крепко держать ее за бедра. Она хочет спросить: «Милый, ты? Почему здесь?» Но всё плывет перед глазами от неги, и она снова опускается на пол, который больше не холодный и не твердый. Ее тело сотрясают конвульсии оргазма. Не открывая глаз, она тянется вперед, чтобы обнять, притянуть его к себе, но руки трогают мягкую пустоту.

– Милый, как хорошо… – произносит она и открывает глаза.

Ком из пухлого одеяла лежит на ее животе, перед глазами темнеет черный прямоугольник плазмы, а над головой – идеальный потолок без единой трещины…

Новое утро. «Доброе…»

С остатком напряжения в мышцах, она садится на кровати, долго откашливается и смотрит на часы. Девять. Надо звонить в Красноярский край Петру, там уже давно рабочий день. В ежедневнике значатся на сегодня еще несколько дел, требующих срочного решения.

Сейчас быстро в душ, кофе, и за работу…

Сделав за утро все необходимые звонки, Саша снова направилась к Боре на квартиру, не сомневаясь, что там она застанет всех вчерашних участников в том же виде. Как раз к обеду они должны были очухаться.

Вопрос квадратного охранника «Вы к кому?» почему-то поднял ей настроение. Она представила конструкцию его туловища в виде ящика с щелью и надписью над кнопкой: «Нажмите. Говорите». Или нет, там стоит фотоэлемент, реагирующий на пересечение определенной линии в холле дома и заставляющий резиновую голову со встроенным громкоговорителем задавать вопрос: «Вы к кому?» Или он продукт предприятия «Роснано» – экспериментальный подъездный «выккомульник» на мини-кристаллах…

– В двадцать восьмую квартиру. К Борису. Я Александра, – отчеканила Саша строго как всегда, чтобы не возникло сбоев в работе экспериментальной системы под серой униформой.

На этот раз дверь открыл Борис. Вид у него был изрядно помятый. Одутловатые щеки не переставая двигались, он что-то жевал, красные глаза совсем заплыли.

– Привет. Заходи, – сказал он и отработанным жестом помог ей снять пальто.

– Хорошее у тебя лицо, – улыбнулась Саша.

– А кому щас легко, – не прекращая жевать, согласился хозяин.

Народу в гостиной заметно поубавилось. Модели то ли ушли, то ли еще спали. Лизы тоже не было. Мутный серый свет наполнял комнату, как застоявшаяся вода огромный аквариум.

Крупные рыбы мужского пола вяло кормились у стеклянного стола, заставленного едой и бутылками. Только Петюня проворно перебирал плавниками – подкладывал, подавал, убирал, выказывая явное почтение Александру, сидящему в глубоком кресле, словно в раковине. Слева от него, на диване, чернел кудрями Давид, справа розовел Вовик. Борис сел рядом с ним. Вокруг колыхались еще какие-то люди с замедленными движениями. Журчание фонтана усиливало смысл слов, произносимых Александром ровным и совершенно трезвым голосом:

– …Возьмем древнейший эпос о Гильгамеше. Юный Гильгамеш был властелином города Урука, одного из самых древних городов мира: по сравнению с ним древний Вавилон был новостройкой. Этот Гильгамеш делал в городе Уруке что хотел, совмещая в себе две власти: воинскую – у него была мощнейшая дружина – и жреческую. Он недвусмысленно дал понять жрецам города, что «все девочки – мои». Это не очень понравилось. Начались неприятности. Сначала маленькие, затем больше. И тогда его первым государственным мероприятием стало то, что он обнес город Урук стеной, более года заставляя население города трудиться над ее возведением. Зачем, спросите вы? А я отвечу – он сам ограничил минимальную сферу своей политической власти. И за стеной, в других городах, уже не все девочки были его. Гильгамеш был первым политиком, который сделал самый важный вывод о политической власти: нельзя восстанавливать всех против себя! И первым, кто понял, что политическая власть имеет два направления: одно – разбираться со своими дружинниками и со своими жрецами и совсем другое – разбираться с соседями…

На муже была другая рубашка, галстука не имелось вовсе, он сидел, закинув ногу на ногу, и держал в руках что-то съестное, откусанное. Русые волосы были зачесаны назад, а глаза воспалены. Он, наверное, почти не спал…

У Саши по-матерински сжалось сердце. Ей захотелось забрать своего умного мальчика из класса, где он вынужден выступать перед отстающими учениками, отвести его домой и уложить спать, погладив по голове. Но она сдержала порыв и лишь присела на свободное место рядом с парнем, кажется, Андреем и, кажется, адвокатом, лениво заворачивающим в лист салата ветчину.

– Так внутри забора девочки всё же мои? – заинтересованно спросил Давид.

– Теоретически – да, – ответил Александр серьезно. – Но сама идея политической власти, на мой взгляд, давно уже находится под вопросом «быть или не быть». Если «to call a spade a spade» – называй лопату лопатой, то есть называть вещи своими именами, как говорят англичане, то это было поражение, зафиксированное Горбачевым в серии договоров с Америкой. Эти семь событий показали, что идея политической власти как абсолюта не просто перестает работать, а уже начинает проблематизироваться.

– Еще одно длинное слово с утра, начальник! Добродел, ты издеваешься? И так башка опухла. – Вовик заерзал на диване, блеснув эпилированной грудью.

– Ты своей башкой жуй и глотай, – кивнул ему Александр.

– Что значит проблематизация власти, Саш? – спросил кто-то.

– Проблематизация – значит новое рассмотрение, которое ведет либо к новым альтернативам, либо к новым вариантам прежних альтернатив, либо к радикальной смене объекта.