Бог — мой приятель - Сирил Массаротто

— Ну все, мне пора. Ты в порядке?

— Не знаю.

— Когда привезут малыша?

— Завтра в обед.

— Приберешься немного?

— Само собой.

— Вот и славно.

Уж стоя в дверях, он неожиданно обернулся. Мне показалось, он захотел обнять меня на прощанье, но в последний момент сдержался и, смутившись, на секунду опустил глаза. Взглянув на меня снова, он грустно улыбнулся, после чего исчез навсегда.

Поначалу мне с Лео пришлось нелегко. Я никак не мог сообразить, как и о чем с ним разговаривать. В школе его все жалели. Когда учительница спросила, не хочет ли он поговорить о случившемся, он встал и рассказал всему классу, что в его мамочку врезался какой-то дядя, который слишком быстро ехал на своей машине, и что вообще-то следует передать своим родителям, чтобы те никогда не ездили так быстро и не давили чужих мам, потому что они от этого умирают и со своей, например, он больше не сможет видеться, как прежде, но зато теперь она будет наблюдать за ним с небес. Учительница посоветовала мне сводить его к детскому психологу, и с тех пор мы каждую среду ездим на прием к Эльвире. Она единственный специалист, которому я доверяю, поскольку помню, как хорошо отзывалась о ней Алиса. Надо сказать, что в отличие от меня малыш держится прекрасно. А вот мне каждую неделю продлевают больничный. У меня нет сил выходить на работу. У меня ни на что нет сил. Без Алисы я пустое место, полный ноль. Даже наш дом уже не тот. С виду в нем ничего не изменилось, все вещи остались стоять на своих местах, но такое впечатление, что с исчезновением Алисы они словно бы внезапно отяжелели и день ого дня продолжают прибавлять в весе, так и норовя раздавить меня в лепешку. Каждый раз, открывая холодильник, я вспоминаю, как открывала холодильник Алиса, и этот привычный жест уже не кажется мне таким банальным. Готовя завтрак для Лео, я вспоминаю, как это делала Алиса, как она при этом двигалась, как смотрела, весело или задумчиво, в зависимости от настроения. Когда же просто слоняюсь по дому без дела, я вспоминаю все те моменты, когда я вот так же ничего не делал, а она была рядом, в одной со мной комнате, в одном доме. Если бы я знал тогда, что меня ждет, то никогда бы не бездельничал в одиночку, только вместе с ней. Мы сидели бы рядом, обнявшись, и она клала бы мне голову на плечо. В совместном ничегонеделании было бы больше толку, чем в моих теперешних попытках сделать что-то без нее. Но Рене прав, у меня нет выбора, ради Лео я должен хотя бы делать вид, что живу. Если бы не он, я, наверное, поступил бы так же, как мой отец. Теперь-то я его понимаю и вижу, что он был прав, с той лишь разницей, что он сделал это из стремления воссоединиться с мамой, а вот мне доподлинно известно, что никакого воссоединения не предвидится. Не будь у меня Лео, я бы уже давно наглотался каких-нибудь таблеток и в момент решил все свои проблемы. Пришлось бы, правда, напоследок еще разок пообщаться с этим мерзким старикашкой, чтобы ответить на его паршивый вопрос, а заодно высказать все, что я о нем думаю. Возможно, я бы даже как следует врезал ему напоследок, он того заслуживает. Зато потом уже ничего не будет, в этом я, по крайней мере, уверен на все сто, если только этот говнюк мне снова не наврал. Я вызываю его каждый день, но он не откликается. Он больше не появится. Должно быть, ему стало стыдно за то, что он сделал.

Год одиннадцатый

Сегодня Эльвира сообщила, что Лео больше не обязательно приходить к ней, поскольку он теперь прекрасно справляется сам и вполне может обходиться без ее помощи. Вместо этого она в который раз предложила прийти на сеанс мне. Хоть она и специализируется на детях, но ради нашей дружбы готова сделать исключение. Приятно, что она так печется обо мне, но я в очередной раз предпочел отказаться.

— Уверен? — переспрашивает она. — Судя по тому, что рассказывает о тебе твой сын, у тебя серьезные проблемы. Я же вижу, тебе просто необходимо выговориться. Все твои проблемы оттого, что ты до сих пор не смирился со смертью Алисы.

— Да потому что с ней невозможно смириться. Мы должны были жить долго и…

— Послушай, смерть всегда несправедлива. Но несколько сеансов терапии тебе помогут, вот увидишь. Посмотри на себя, ты никуда не выходишь, нигде не бываешь, кроме своей работы. Тебе нужно отвлечься.

— У меня нет ни малейшего желания что-либо делать со своей жизнью. Ее не вернешь, она разбита вдребезги. А на работе я, по крайней мере, обязан думать о других вещах, и это успокаивает. Будь моя воля, я бы вкалывал по шестнадцать часов в сутки. Но на мне бедняжка Лео…

— Перестань называть его бедняжкой! С ним все в порядке, и я бы на твоем месте перестала ему постоянно напоминать о том, что…

— …его мать умерла, знаю. И все же я обойдусь без твоих сеансов. А за Лео спасибо, он в полном порядке.

— Не скажу, что в полном. Просто в порядке. Он всего лишь маленький шестилетний мальчик, которому все интересно, который любит свою собаку, друзей и своего отца. Он просто хочет жить и получать от этого удовольствие.

Лео и впрямь держится молодцом. Стыдно признаться, но порой его жизнелюбие меня раздражает, мне кажется, он совсем не скучает по маме, в то время как я с ума по ней схожу. Эльвира посоветовала подарить ему щенка и попала в самую точку. Лео с утра до ночи возится с ним, играет, выгуливает его и кормит. Однажды он заявил, что пес его лучший друг. Иногда, проходя мимо его комнаты, я слышу, как он с ним разговаривает:

— Скажи, Кактус, у тебя есть мама? Вот у меня есть, только она мертвая. Она меня очень сильно любит и все время смотрит на меня сверху, а когда я грущу, посылает мне воздушные поцелуи. Если тебе вдруг станет грустно, ты мне только скажи, и я попрошу маму, чтобы она и тебе послала поцелуйчиков. И все сразу пройдет, вот увидишь.

Стараясь не шуметь, я на цыпочках возвращаюсь в свою спальню. Там я падаю на кровать и беззвучно рыдаю, уткнувшись лицом в подушку, боясь, как бы он меня не услышал.

Иной раз я недоумеваю: мой сын считает лучшим другом собаку, а я таковым считал Бога. Забавно, но что-то общее в этом есть. Однако я уверен, что этот пес ни за что не бросит моего Лео, он скорее жизнь за него отдаст. А вот Бог за меня своей не отдал, а вместо этого забрал жизнь моей жены. Собака отдает — Бог отнимает. Неплохая бы вышла пословица. Кстати, я где-то слышал, что мы имеем тех друзей, которых заслуживаем. Точнее не скажешь. А ведь до того, как он забрал ее у меня, я и сам был готов отдать за него жизнь. Серьезно.

Со смертью Алисы я утратил вкус к жизни, зато взамен приобрел страсть к алкоголю. Правда, напиваюсь я, только когда Лео нет дома. В такие дни мне удается по-настоящему расслабиться. Даже не верится, но, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой через равные интервалы и от раза к разу увеличивая дозу по отработанной схеме, я постепенно забываю о своих проблемах. На исходе седьмого или восьмого часа непрерывных возлияний я приближаюсь к состоянию абсолютного блаженства и перестаю осязать собственное тело. Со временем я научился растягивать это ощущение на два дня кряду и вдобавок ко всему выходить из запоя без каких-либо видимых признаков похмелья.

Вчера звонила Эльвира. Она поинтересовалась, как идут дела у Лео, а заодно поделилась одной внезапно возникшей у нее идеей:

— Ты имеешь полное право отказаться от моих консультаций, это твое решение, и я его уважаю, но думаю, мы могли бы найти компромисс.

— Какой же?

— Допустим, мы могли бы время от времени встречаться и просто болтать о том о сем. Я буду выслушивать тебя не как врач, а как друг. Как друг, который работает врачом.

— Не вижу особой разницы.

— Клянусь, я не буду заставлять тебя обсуждать темы, которых ты не хочешь касаться. И потом, ты же два года ни с кем не видишься…

— Я не хочу никого видеть.

— Послушай, тебе нужно сделать первый шаг. Приезжай ко мне завтра вечером, я приготовлю домашнюю пиццу. Лео говорил, ты ее обожаешь. Ему будет приятно узнать, что ты сдвинулся с мертвой точки.

Попрепиравшись с ней еще немного, я в конечном итоге соглашаюсь. Исключительно ради Лео. Однако, уже поднимаясь в лифте на ее этаж, я начинаю сожалеть о том, что позволил втянуть себя в эту историю. Слишком поздно. Вот уже она открывает дверь и первым делом радостно целует меня в щеку.

— Молодец, что пришел! Тебе что-нибудь налить? Может, виски?

— Да, пожалуй.

— Ну-с, что скажешь хорошенького?

Она садится рядом и весело щебечет со мной как ни в чем не бывало, как если бы все, что случилось когда-то, следовало забыть навеки. Мне сразу становится не по себе, но я понимаю, что она всего лишь делает свою работу, изо всех сил стараясь развлечь меня. Так и не придумав, что же ей рассказать, я пытаюсь, по крайней мере, заставить себя уследить за ходом ее собственных мыслей и время от времени подаю короткие реплики.