Победа восходящего солнца - Питер Цурас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идущие позади Первого оперативного соединения «Оклахома» и «Теннеси» так и не восстановились от повреждений, нанесенных им днем ранее авиацией Нагумо. 1 января на линкорах были добровольно затоплены несколько отсеков, множество отсеков второстепенной важности полыхали в огне, и еще вода поступала через пробоины от японских торпед «Лонг ланс». Линкоры попытались выйти из сражения и уйти на запад. После того как Ямамото уничтожил американский авангард, он бросился в погоню. К 4:30 оба линкора и их конвой пали под ударами торпед и крупнокалиберных снарядов.
На рассвете воды пролива Суригао были покрыты остатками сражения: разлитое топливо, дым, разбросанные обломки кораблей и моряки — живые и мертвые. Победа была одержана, и Ямамото, подсчитав свои потери (один линкор, один крейсер и четырнадцать эсминцев), продолжил воевать. Японцы не предприняли почти никаких усилий с целью спасти выживших американцев, хотя сотни из них умудрились выплыть на берег в течение следующих четырех дней. Большинство из них было немедленно захвачено в плен. Менее ста человек добралось до контролируемой деморализованной армией Макартура территории, которая неуклонно сокращалась.
Что до четырех выживших судов из Первого оперативного соединения, то Манила не смогла предоставить им ожидаемого убежища. Они опять подверглись атакам противника. 4 января массированный рейд японских наземных бомбардировщиков завершился взрывом погреба боеприпасов на «Аризоне». Охваченный огнем, линкор быстро увяз в мелком иле гавани[53]. На следующий день оба эсминца пали жертвами бомбардировщиков-торпедоносцев. Каким-то образом крейсер «Августа» опять смог выйти невредимым из побоища, но только для того, чтобы 6 января, в день, когда Макартур, наконец, оставил порт, быть затопленным собственным экипажем.
Бесславный день, который останется в истории7 января 1942 года президент Рузвельт санкционировал разглашение информации относительно поражения американского флота на Филиппинах. Соединенные Штаты были охвачены паникой, ведь это государство никогда не переживало внезапного поражения такого масштаба. Многие тысячи американских семей оплакивали своих отцов и сыновей, боясь, что они погибли в сражении. Газеты подогревали панику и страх слухами о том, что японский флот подошел к Гавайским островам и тихоокеанскому побережью. В промежутках между сообщениями об успехах в Европе стран Оси радиообозреватели составили список из нескольких судов, оставшихся в тихоокеанском флоте. А в Вашингтоне Рузвельт и его советники столкнулись с необходимостью принять одно из самых трудных решений, какое только когда-либо надо было принять правительству.
Они признали, что потребуются месяцы, если не годы, чтобы возместить американские потери в боевой технике. Но потеря военно-морских кадров приведет еще и к проблемам в обучении новобранцев для новых кораблей. Вдобавок в предвоенных переговорах с Великобританией Рузвельт уже обязал Соединенные Штаты придерживаться стратегии, направленной на вывод из войны в первую очередь Германии. Не поднимая вопросы морали (которых было много), фашистское господство в Европе подрезало бы крылья американской экономике, только еще носстанавливающейся после Великой депрессии. Без сильного военно-морского флота нельзя было защитить Филиппины и американские острова, находящиеся недалеко от Японии. Без кораблей Соединенные Штаты также не могли предоставить достаточную помощь британскому Содружеству на тихоокеанском театре военных действий. Могли ли японцы осуществить успешное вторжение на Гавайские острова? Вероятно. Могли ли они осуществить вторжение на западное побережье Соединенных Штатов, используя Гавайи как базу для флота? Вероятно, нет. Но Императорский японский военно-морской флот мог бы положить конец американской навигации в Тихом океане, а ведь она снабжала сырьем большую часть промышленности Соединенных Штатов. С другой стороны, могла ли Великобритания справиться с немецкими подлодками без помощи американской навигации и американского военно-морского флота? Вероятно, нет. Будут ли американцы сражаться? В состоянии ли они оправиться от страха и паники, охвативших нацию? Без сомнения! В конечном счете, Рузвельту надо было ответить на один ключевой вопрос: в состоянии ли Соединенные Штаты возглавить стремление Европы освободиться от господства стран Оси и одновременно вести войну против Японии — войну, которая угрожала Америке, войну на море, которая в ужасно короткие сроки поглотила бы людей, боевую технику и национальное благосостояние?
12 января 1942 года после завершающей встречи с представителями британского правительства утомленный президент Рузвельт приказал Макартуру добиваться прекращения огня и вместе с представителями Британии на дальнем Востоке начать переговоры с японским правительством. Месяц спустя он обратился к американскому народу и произнес слова, ставшие бессмертными: «12 февраля 1942 года, в этот бесславный день, который останется в истории, генерал Дуглас Макартур и представители наших европейских союзников на борту «Невады» на острове Гуам подписали перемирие с Японией. Этот мир необходим для того, чтобы мы могли вести борьбу против фашизма в Европе; но мы никогда не забудем Суригао!»[54] Военный план «Орандж» провалился. В качестве вознаграждения японцы потребовали Филиппины, хотя это и позволило Соединенным Штатам сохранить остров Гуам и остров Уэйк (оба были демилитаризованы). Великобритания неохотно согласилась на постепенный отход с Дальнего Востока в обмен на торговые концессии с Индией и гарантии безопасности для Австралии и Новой Зеландии. К концу 1942 года Япония смогла установить свою «Великую азиатскую сферу сопроцветания», простирающуюся от островов Гилберта до Индонезии, Индии и Китая. После краха Германии в начале 1945 года мир быстро поляризовался: Япония и ее марионетки выступили против всего остального мира, ведомого США, Великобританией и их неудобным коммунистическим партнером — СССР. Речь Уинстона Черчилля 1947 года, в которой он упомянул «бамбуковый занавес, спускающийся на Азию и Тихий океан», по общему мнению, стала обозначать начало короткой холодной войны Восток — Запад, которая завершилась серией внутренних революций, возглавляемых такими героями, как Мао, Ганди и Хо, а также имеющей неверное название шестидесятиминутной войны 1953 года. Но это, как неизменно говорят рассказчики, уже другая история.
РеальностьТрудно представить себе какие-либо обстоятельства, которые бы позволили Японии одержать победу (в любой форме) во Второй Мировой войне. Даже Ямамото, главный японский военно-морской стратег, знал, что промышленная мощь Соединенных Штатов должна восторжествовать в долгосрочной борьбе. В этом безнадежном сценарии для Ямамото лучшим шансом казался Перл-Харбор. Но Перл-Харбор был едва ли больше, чем укус пчелы в ногу спящего великана, который разбудил и промышленную мощь Америки, и личное стремление к победе среди американцев, что в конечном счете обрекло Японию и позволило Соединенным Штатам поддержать их союзников в разгроме европейского фашизма.
Лишь необыкновенная опрометчивость американских военных могла бы предоставить Японии возможность победить. В государстве, в котором гражданское руководство определяло окончательное развертывание военных сил и их стратегию (слишком часто в ущерб молодым, низкооплачиваемым и зачастую недооцениваемым американским военным), эту опрометчивость, кажется, более чем разумно приписать американским политикам. Все, что последовало за решением Рузвельта привести в исполнение давно заброшенный и страдающий серьезными изъянами военный план «Орандж», конечно, является вымыслом. На самом деле США четко следовали довоенному плану, направленному на постепенное ослабление Японии, которое бы завершилось вторжением на их острова, если бы не взрыв атомной бомбы. К счастью, должное использование промышленного потенциала США ускорило ход Тихоокеанской войны: боевой техники было достаточно, чтобы в первую очередь поддерживать Европу и при этом превосходить японцев в количестве кораблей, самолетов и бомб.
Окончательной идеей (критичной в отношении к этой гипотетической победе), которую необходимо донести до читателя, является концепция гражданской морали или «национальной воли» к продолжению борьбы. Войне присущи определенные «кривые знания». Мы знакомы с подобными «кривыми», действующими на поле боя: хорошее знание определенных навыков повышает шансы выживания индивида. Но и очень далекие от поля боя гражданские лица, кажется, тоже подвержены действию «кривых знания»: процесс постепенного привыкания к постоянно растущему списку потерь, так же как к индивидуальному самопожер»ованию. На самом деле Перл-Харбор стал небольшим шоком, который запустил процесс акклиматизации к войне. Без небольшого шока, который подготовил американцев к большим потерям, не была ли бы их воля к сопротивлению постепенно ослаблена ужасными потерями, теоретически допущенными в этой альтернативной линии развития истории? Вполне возможно. Во всяком случае, она могла бы быть ослаблена до степени, достаточной для того, чтобы принять быстро подготовленный мир, который, в конце концов, был единственным реальным шансом Японии на победу в Тихом океане.