Серийные преступления - Татьяна Ревяко

— В следующий вторник в 12 часов.

— О, почти еще неделя! Но ничего не поделаешь — придется ждать. Я дам вам во вторник агента и он под видом вашего приятеля-купца, мечтающего о камер-юнкерстве, явится с вами к князю. Вы постарайтесь навести разговор о подробностях вашего вице-губернаторства, а еще лучше попытайтесь всучить ему деньги (не бойтесь, их отберут при аресте!). Таким образом у нас будет свидетель. Поняли?

— Понял, понял прекрасно! — сказал повеселевший Панов. — Ну, подожди же, мошенник, попадешься и ты.

Мы распрощались.

Все вышло, как по писаному. Во вторник при свидании с клиентами князь, но подозревавший беды, принялся разглагольствовать о своих мнимых связях и о своем якобы всемогуществе. Панова он уже „назначил“ в Тобольск, а с моего агента успел сорвать пятьсот рублей на предварительные расходы, после чего был арестован и препровожден в полицию. Князь Одоевский оказался ямбургским мещанином Михайловым с тремя судимостями в прошлом.

— А-а-а… князь дорогой! Покорнейше прошу садиться, — приветствовал я афериста при его появлении у меня в кабинете.

— Не измывайтесь надо мною, г. начальник, — сказал грустно Михайлов. — Поверьте, что лишь тяжелая судьба толкнула меня на это дело.

— Удивительно бесцеремонна с вами судьба, Михайлов, вот уже четвертый раз, что она вас все толкает. Пора бы и перестать!

— Что же поделаешь? — развел он руками. — Стоит стать на этот путь, а уж там не остановишься! Впрочем, должен сознаться, что совесть меня не терзает, так как, в сущности, зла я не делал.

Бедных я ни обирал, моими жертвами были обычно люди с достатком, претендующие на лучшее служебное положение и не брезгующие при этом средствами для достижения своих целей. Вы не поверите, кто-кто ко мне не обращался только! Ради чина, ордена, какого-нибудь звания люди, на вид уравновешенные и серьезные, лезли доверчиво в мои сети. Господи! Да если я — какой-то несчастный Михайлов, бывший актер, без роду и племени, мог вселять доверие и зарабатывать не малые деньги, то что должно делаться в приемной у Распутина, действительно обладающего и связями, и фактической властью?

Я прервал этот поток философии, и „князь“ водворен был в камеру.

За „камер-юнкера“, „вице-губернатора“, „Белого Орла“ и прочие художества он поплатился полутора годами тюремного заключения».

(А. Ф. Кошко. Уголовный мир царской России. Новосибирск, 1991)

Зверское убийство детей на острове Рюген

Установить, принадлежит ли кровь человеку или животному, можно только путем лабораторных исследований. Сто лет тому назад это сделать еще не удавалось. Заслуга в разработке путей такого исследования принадлежит немецкому медику Уленгуту, предложившему в начале нашего века так называемый метод преципитационной реакции, то есть реакции, сопровождающейся выпадением осадка. Располагая набором сывороток, реципитирующих белки человека и различных животных, можно установить видовую принадлежность крови в исследуемом пятне путем контактов этих сывороток с вытяжками из данного пятна. Использование этого метода помогло тогда уличить виновника сенсационного двойного убийства.

«Зверское убийство детей на острове Рюген! Двое мальчиков в возрасте восьми и шести лет найдены расчлененными в лесу! Полиция лихорадочно разыскивает убийц!» Это страшное сообщение опубликовали в первых числах июля 1901 года все немецкие газеты. Вечером 1 июля двое детей не пришли домой. Их отец с двумя соседями и жандармом стал искать их в ближайшем лесу. Только на следующий день в чаще обнаружили два изуродованных трупа. Рядом в кустах лежал большой окровавленный булыжник, которым убийца проломил головы своим жертвам.

Следственный судья из Грайфсвальда, прочитав полицейский протокол осмотра места происшествия, твердо заявил:

— Умышленное убийство на почве полового извращения. Никаких сомнений, все улики свидетельствуют об этом. Надо надеяться, что убийца скоро будет схвачен.

Повсюду в окрестностях полиция опрашивала, не видел ли кто-нибудь обоих детей в сопровождении незнакомца. Уже в полдень торговка овощами сделала важное сообщение:

— Да, я хорошо знаю обоих мальчиков. Я видела, как с ними разговаривал Тесснов.

Полицейский чиновник насторожился:

— Вы говорите — Тесснов?

— Да. Людвиг. Он из Баабе, на Рюгене.

— Когда он разговаривал с детьми?

— Вчера, 1 июля, уже под вечер, — пояснила женщина, ясно понимающая важность своего сообщения.

— Скажите, что вы знаете про этого Тесснова?

— Ну, как вам сказать. Это довольно странный парень, настоящий чудак. Я его уже давно не видела, он работал в разных местах по всей Германии столяром и только недавно вернулся к нам на Рюген.

Больше ничего нельзя было вытянуть из торговки овощами. Вечером этого же дня, 2 июля, один рабочий сообщил:

— Я вчера вечером видел Тесснова по дороге домой, и мне бросилось в глаза, что его одежда вся в коричневых пятнах.

Подозрение укреплялось. Вскоре Тесснов был арестован, в своей рабочей одежде. В его шкафу полиция нашла еще хороший костюм, шляпу, бумажный воротничок и галстук — все новое. Эти вещи вместе с арестованным полицейские доставили к следственному судье.

— Значит, вы продолжаете утверждать, что не имеете никакого отношения к убийству? — спросил следственный судья столяра, который на протяжении всего допроса возмущенно отвергал подозрения. Он разыгрывал из себя оскорбленного, с упреком выкрикивая:

— Это невероятно, что вы здесь на меня пытаетесь навесить, господин следственный судья! Я даже муху не могу обидеть, не говоря уж об убийстве, да еще невинных маленьких детей!

— Почему вы тщательно выстирали отдельные части вашей одежды?

— Потому что там были пятна.

— Что за пятна?

Арестованный недоуменно пожал плечами, а затем произнес уклончиво:

— Откуда мне знать?.. Всякие.

— Примерно такие же пятна, как и на рубашке, на полях шляпы, на жакете, на обшлагах брюк и жилете?

Каждый предмет одежды, предъявляя подозреваемому, следственный судья держал у него перед глазами. Показалось, что раза два, глядя на свои вещи, Тесснов слегка вздрогнул, но овладел собой и упорно продолжал утверждать:

— Никакого отношения к смерти детей я не имею.

— Я спросил о пятнах, — непреклонно настаивал следственный судья. — Итак?..

— Если вам так необходимо это знать… Пятна на шляпе — это овечья кровь, уже очень старая.

— А остальные?

— Столярная морилка.

— Что?

— Да, это следы столярной морилки, с которой я работаю изо дня в день.

Слова «столярная морилка» заставили следственного судью насторожиться. Он вспомнил о другом убийстве детей — 9 сентября 1898 года в одной деревне под Оснабрюкком. Да, правильно… Тогда в лесу нашли расчлененные трупы двух маленьких девочек. Подозрение пало на столяра, который также объяснял коричневые пятна на своей одежде попаданием столярной морилки. «Удивительно! — промелькнуло в голове следственного судьи. — Лучше всего, пожалуй, запросить органы юстиции в Оснабрюкке».

Ответ ошеломил: подозреваемым тогда столяром был не кто иной, как Людвиг Тесснов из Баабе, на Рюгене. Но убийство двух девочек полиция так и не смогла раскрыть. «Интересно! — размышлял следственный судья. — Кажется, задержав Тесснова, мы схватили и убийцу тех двух девочек… Но это надо еще доказать, неопровержимо и бесспорно!»

Еще одно сообщение жандармерии с Рюгена дало следственному судье пищу для размышлений. Один пастух явился в полицию и заявил:

— Значит, это было в ночь с 11 на 12 июня. Я оставил своих овец на поле, а сам пошел в ближайший кабачок. Когда я вернулся, меня ждал сюрприз. Шесть или семь овец были варварски заколоты и разрезаны на куски, которые этот парень разбросал по всему полю.

— Какой парень? — спросил полицейский. — Вы его знаете?

Пастух покачал головой:

— Прежде я его никогда не видел. Если б я пришел немножко раньше, то прихватил бы его. Но, к сожалению, я увидел только, как он убегал.

— Вы бы его узнали?

— Конечно! Может, вы его уже схватили?

Прочитав протокол об этом случае, следственный судья сразу же вызвал пастуха к себе в Грайфсвальд и провел опознание Тесснова.

— Это он, господин следственный судья, тот парень, который зарезал моих овец! — взволнованно закричал пастух. — Я узнал его! Несмотря на то, что тогда было темно, я видел его со стороны. Его профиль, и его походка, и как он двигает руками… Это он, господин следственный судья, это он!

— Ну, Тесснов, что вы теперь скажете?

Голос следственного судьи звучал резко и пронизывающе, но столяр не поддался давлению и вновь начал заверять со страдающим и оскорбленным выражением лица, что он ни в чем не виноват.

— Как правда то, что я стою перед вами, господин следственный судья, так правда то, что я никогда не тронул ни одной невинной скотины.