Дорогой друг Декстер - Джеффри Линдсей

Единственный предмет, имевший хотя бы крошечный отпечаток чего-то личного, обнаружил под столом «Не родственник». Это случилось, когда я заканчивал тур по дому.

— Вот! — воскликнул он и пинцетом поднял с пола какой-то небольшой предмет.

Я подошел к нему и посмотрел, что это такое. Находка, по-моему, не стоила подобных усилий. Листок белой бумаги, слегка помятой сверху. Уголок листка оторван. Я взглянул через голову Эйнджела и увидел на краю стола белый треугольник — недостающую часть листка. На столе он держался с помощью небольшого кусочка скотча.

— Смотри, — сказал я.

— Да, — кивнул он, взглянув на обрывок.

Чтобы лучше изучить клейкую ленту — скотч отлично хранит отпечатки — он положил обрывок на пол, а я присел на корточки. На листке имелись какие-то начертанные тонким почерком буквы. Я склонился еще ниже и прочитал: «Преданность».

— Преданность? — произнес я вслух.

— Точно. Разве это не важная добродетель?

— Давай спросим у него, — усмехнулся я, а Эйнджел содрогнулся всем телом и едва не выронил пинцет.

Он достал пластиковый пакет, чтобы отправить туда бумагу. Это действо вряд ли заслуживало моего внимания, и, поскольку смотреть было решительно не на что, я двинулся к двери.

Я, конечно, не являюсь профессиональным психоаналитиком, но благодаря своему мрачному хобби часто могу взглянуть изнутри на другие преступления, имеющие почти идентичное происхождение. Однако данное правонарушение выходило за границы всего, что я когда-либо видел или мог вообразить. Здесь не имелось ничего, что указывало бы наличность или мотивы, и я был не только заинтригован, но и раздражен. Скажите, какой хищник способен оставить на столе извивающееся в конвульсиях и воющее мясо?

Я вышел из дома и остановился на веранде. Доукс, топчась рядом с Мэттьюзом, рассказывал нечто такое, что капитан выглядел встревоженным. Дебора, склонившись над пожилой женщиной, негромко говорила что-то. Я ощутил на лице дуновение ветра. Это был бриз, который начинает дуть в этих краях перед началом дневной грозы. Я посмотрел по сторонам и увидел, как первые крупные капли дождя расплываются на тротуаре. Сангр, стоящий перед желтой лентой и размахивающий микрофоном, дабы привлечь внимание капитана, взглянул на облака. Как только раздались первые раскаты грома, он сунул микрофон в руки помощника и нырнул в микроавтобус.

В моем брюхе также послышались раскаты, и я вспомнил, что за всей этой суетой пропустил ленч. Этого ни в коем случае не следовало делать, так как я должен поддерживать свои силы. Мой от природы высокий уровень метаболизма требовал постоянного внимания. Никакой диеты для Декстера! Но отъезд целиком зависел от Деборы, а у меня возникло предчувствие, что упоминание в данный момент о возможном приеме пищи сестра встретит без восторга. Я снова посмотрел в ее сторону. Дебора все еще ворковала с пожилой миссис Мединой. Та перестала блевать, сосредоточившись на рыдании.

Я вздохнул и зашагал под дождем к машине. Я не имел ничего против того, чтобы промокнуть. Похоже, у меня будет достаточно времени, чтобы успеть просохнуть.

Ожидание оказалось долгим. Пришлось ждать более двух часов. Я сидел в автомобиле, слушал радио и пытался кадр за кадром представить, что значит поглощать «полуночный» сандвич. Слышал хруст хлебной корки, такой поджаристой, что она, прежде чем отправиться внутрь, слегка царапает полость рта. Затем ощутил привкус горчицы, за которым последовал умиротворяющий вкус сыра и чуть присоленного мяса. Следующий укус одарил меня восхитительным маринованным огурчиком. Надо прожевать его хорошенько, чтобы полностью насладиться ароматом, и лишь затем проглотить. После этого необходимо сделать большущий глоток «Iron beer» (произносится ироан байер), и это вовсе не пиво, а содовая. Я вздохнул. Какое блаженство! Я предпочел бы прием пищи любому занятию, за исключением игр в компании Темного Пассажира. То, что я еще не разжирел, — подлинное генетическое чудо.

Когда Дебора наконец вернулась в машину, я поглощал уже третий виртуальный сандвич. Сестра скользнула на водительское место, захлопнула дверцу и некоторое время сидела молча, глядя вдаль сквозь забрызганное дождем ветровое стекло. Я понимал, что это не самое лучшее, что можно было сказать, но не удержался:

— Ты выглядишь изможденной, Деб. Как насчет ленча?

Она покачала головой и промолчала.

— Может, хороший сандвич? Или фруктовый салат, чтобы восстановить уровень сахара в крови? Ты почувствуешь себя настолько лучше, что…

Сестра посмотрела на меня, но это был не тот взгляд, который обещал ленч в обозримом будущем.

— Поэтому я и захотела стать копом, — произнесла она.

— Из-за фруктового салата?

— Из-за того, что произошло там, — ответила Дебора и снова уставилась в ветровое стекло. — Я хочу прихватить того… того, кто смог поступить так с человеческим существом. Я желаю этого так сильно, что даже ощущаю вкус.

— Может, это вкус сандвича, Дебора? Поскольку…

Она с силой ударила ладонями по рулевому колесу, потом еще раз:

— Будь оно проклято! Будь все проклято!

Я вздохнул. Ясно, что страдалец Декстер так и не получит своей корочки хлеба. И все потому, что Дебора при виде шевелящегося куска мяса испытала своего рода божественное прозрение. Это, вне всякого сомнения, было ужасно, и мир стал бы значительно лучше, лишившись того, кто все это сотворил. Но каким бы ужасным ни был поступок, он вовсе не означал, что мы должны остаться без ленча. Разве мы не обязаны поддерживать силы, чтобы поймать этого парня? Донести эту мысль до Деборы было не самое лучшее, поэтому я молча сидел рядом с ней, наблюдая, как капли дождя разбиваются о ветровое стекло, и поглощая воображаемый сандвич номер четыре.

На следующее утро, едва я успел угнездиться в своем крошечном загончике, как зазвонил телефон.

— Капитан Мэттьюз хочет видеть у себя всех, кто был там вчера, — объявила Дебора.

— Доброе утро, сестренка. Хорошо, большое спасибо.

— Немедленно, — добавила она и бросила трубку.

Полицейский мир состоит из рутины, как официальной, так и неофициальной. Это одна из причин, почему мне нравится моя работа. Всегда известно, что происходит, и приходится запоминать меньше человеческих реакций, чтобы воспроизвести их в подходящее время. В результате меня труднее застать врасплох и толкнуть на реакцию, которая могла бы поставить под сомнение правомерность моего членства в расе людей.

Насколько мне известно, капитан Мэттьюз никогда не вызывал к себе «всех, кто там был», даже в тех случаях, когда дело получало широкое общественное звучание. Он лично управлялся с прессой и с теми, кто стоял выше его по служебной лестнице, оставляя детективов и экспертов заниматься своим делом. Такова его политика, и я не видел ни единой причины, в силу которой следовало нарушать протокол. Даже имея на руках столь необычное дело. Капитан действовал в какой-то спешке, и ему едва хватило времени, чтобы одобрить текст пресс-релиза.

Но «немедленно» по-прежнему означало немедленно, и я зарысил по коридору в направлении кабинета капитана. Гвен — одна из самых четких и организованных женщин, когда-либо обитавших на земле, — восседала за своим рабочим столом. Она отличалась такой серьезностью и прямолинейностью, что я никогда не мог устоять перед искушением слегка поддразнить ее.

— Гвендолин, чудесное видение ослепительной красоты! Давай оставим это место и полетим вместе в мою полную крови лабораторию, — сказал я, переступив через порог.

Она кивнула в сторону расположенной в дальнем конце приемной двери и с каменным выражением лица произнесла:

— Они все в конференц-зале.

— Неужели это означает отказ? — не унимался я.

Гвен наклонила голову вправо.

— Вон та дверь. Они ждут.

Да, они действительно ждали. Во главе стола сидел капитан Мэттьюз со стаканчиком кофе в руках и с кислой миной. Вокруг стола расселись Дебора и Доукс, Винс Мацуока, Камилла Фигг и четыре копа — те, что в момент нашего прибытия натягивали ленту по периметру дома ужасов. Мэттьюз кивнул мне и спросил:

— Это — все?

— Все, кроме медиков из «скорой», — ответил Доукс, перестав на время пожирать меня взглядом.

— Это не наша проблема, — покачал головой капитан. — Кто-нибудь поговорит с ними позже. — Он откашлялся и посмотрел вниз, словно там находился текст невидимого другим сценария. — Итак… — произнес Мэттьюз и снова прочистил горло, — произошедшее вчера… мм… событие на… мм… Четвертой улице получило отклик на высочайшем уровне. — Он поднял глаза, и я подумал, что это известие, видимо, произвело на него сильное впечатление. — На самом высоком, — добавил капитан. — Из этого следует, что вы обязаны держать при себе все, что видели, слышали или предположили в связи с данным событием и адресом, где оно имело место. Никаких комментариев, как публичных, так и приватных. — Мэттьюз взглянул на Доукса, тот ответил ему кивком, и капитан продолжил: — Следовательно…