Журнал Наш Современник №12 (2001) - Журнал Наш Современник

Солана, конечно, лицемерит: мы прекрасно помним, что ни тени сожаления или скорби не было в его поведении в те дни, когда Югославию терзали едва ли не круглосуточными бомбардировками. А в США, как и всегда в тех случаях, когда Америка имеет дело с неизмеримо более слабым, чем она, противником, царила тогда атмосфера почти уголовного ликования. Классическим же образцом подобного ликования до сих пор остаются сцены встречи американских войск, возвращающихся домой после войны в Заливе в 1991 году. Пусть же хоть раз повторят эти кадры те, кто сегодня так охотно демонстрирует пляшущих от радости палестинских подростков, которых одна из слушательниц ежевоскресной программы А. Бовина предложила вообще не считать людьми, за что ведущий мягко попенял ей: мол, это же дети, их так воспитали мамы-папы. Ну, а в том, что последние не являются людьми, видимо, сомнений нет и у него*. Так не худо бы вглядеться вновь в лица тех, кому сегодня даже Русская православная церковь считает возможным вручать права верховного мстителя. Какая возбужденно-ликующая толпа, какое упоение своей силой, какой экстаз безнаказанности любого своего, даже самого преступного действия! А ведь речь шла о растерзании Ирака — страны, и пальцем не тронувшей Америку. И хотя тогда никто еще за пределами самой Америки не пошел так далеко, чтобы обосновать ее религиозное право на применение силы везде, где она сочтет это целесообразным для себя, именно война в Заливе стала первым крупным шагом к нынешнему богохульному “безграничному правосудию” в масштабах всей планеты. Ибо она оказалась первой в XX веке войной, развязанной сверхдержавой при отсутствии сколько-нибудь соизмеримого соперника.

СССР, хотя формально и продолжал существовать, не только не использовал своих возможностей для того, чтобы осадить США, но и реально способствовал расширению сферы влияния своего былого противника и обретению войной совершенно нового качества. А формальная опора на ООН и СБ показала, что с концом “Ялты и Потсдама” началась неизбежная эволюция этих международных организаций, отражавших структуру и баланс сил, сложившихся после Второй мировой войны, и с изменением этого баланса неотвратимо меняющих свои функции.

Прежде всего по этим своим характеристикам, а не только по числу вовлеченных в конфликт стран, произведенным разрушениям и числу жертв война эта и заслуживает данного ей этого определения субмировой. Ведь после принятия резолюции ООН о разделе Палестины в этом регионе уже состоялось несколько арабо-израильских войн, а ливанский кризис и ирако-иранская война, именуемая иногда первой войной в Заливе, по числу жертв и длительности превзошла каждую из арабо-израильских войн. В иных условиях, т. е. при сохранении СССР как сверхдержавы, вторая война в Заливе, несомненно, осталась бы просто ирако-кувейтской, т. е. локальной войной и не приобрела бы черты войны миров, которые столь впечатляющим образом зафиксировал в своем дневнике, найденном в окопе на окраине Кувейт-сити, безвестный иракский солдат. “На второй день наземной войны бои и налеты тяжелых бомбардировщиков интенсивно продолжались в небывалых масштабах. Они применили все силы техники: самолеты, танки, артиллерию, бронемашины, ракеты дальнего действия (long range missiles) и все разновидности наступательных и оборонительных вооружений, которые ранее были разработаны в Европе и повсюду в мире для использования их армиями коалиции в Третьей мировой войне с Восточным блоком (курсив мой. — К. М. )... Да погибнет Запад! Да погибнут и трусы, которые объединились с ним” (A Diary of an Iraqi Soldier”. Center for Research and Studies on Kuwait, 1994, р. 20).

Парадоксальным образом эту интуитивную догадку сброшенного в бездну отчаяния рядового разгромленной армии подтверждает холодный анализ одного из американских генштабистов: “Мы всего лишь применили военную доктрину, разработанную для войны с советскими вооруженными силами. На протяжении всей своей карьеры я готовился к этой войне, и разница заключалась лишь в том, что изменилась территория. Мы готовились сражаться в Европе” (Eric Laurent. Guerre du Golfe. Les secrets de la Maison Blanche, t. II, Olivier Orban, 1991, p. 338).

* * *

То, что цели США вовсе не состояли в урегулировании конфликта, уже в начале 1991 года было совершенно очевидно. Об этом говорили как практическое их неучастие во всех попытках найти мирное решение, так и, в особенности, масштабы направленной в зону Залива армады — самой крупной со времен войны во Вьетнаме. А это могло означать одно: что грядущую операцию США и их союзники изначально моделировали как призванную решать глобальные проблемы, как это было и во Вьетнаме. С той лишь разницей, что если тогда речь шла о противостоянии “мировому коммунизму” и СССР как его персонификации, то теперь, ввиду явного ухода СССР (и России) с арены мировой истории как соперничающего центра силы, на передний план выдвигалась иная задача: овладения высвобождающимися сферами влияния (а там и — поэтапно — частями самого советского наследства) и придания новых функций международным организациям, прежде всего ООН и СБ, с целью превращения их во вспомогательные инструменты регулирования в желаемом направлении энергоресурсных потоков и обслуживания глобальных проектов США, возникающих в новых условиях.

Кстати, о том, что цели войны вовсе не состояли в разгроме “чудовища” Саддама Хусейна, достаточно откровенно пишет и представитель династии Саудидов, принц Халед ибн Султан ибн Абд Аль-Азиз, в 1990—1991 гг. занимавший пост командующего Объединенными вооруженными силами и театром военных действий (разделяя эти функции с Норманом Шварцкопфом) и считающийся одним из архитекторов победы сил Коалиции: “Откровенно говоря, победа над Саддамом не была главной задачей, поставленной перед нами кризисом. Учитывая огромную мощь Коалиции, это было легко сделать. Эта война явилась одной из немногих в истории, когда мы были абсолютно уверены в исходе еще до ее начала. (Мне любопытно было узнать, что книга, посвященная войне в Заливе, написанная группой американских офицеров и изданная канцелярией начальника штаба армии США, называлась “Верная победа”).

На мой взгляд, главное, что требовалось доказать, — ведь на наш провал именно в этом и рассчитывал Саддам, — это возможность обеспечения слаженной работы всех членов Коалиции без трений и раздоров...” (Генерал Халед ибн Султан. Воин пустыни. М., 1996, с. 254. — Курсив мой. — К. М. ). Иными словами, главным фактором и следует считать, впервые со времен окончания Второй мировой войны, возвращение на авансцену самого феномена Коалиции, причем на сей раз не имеющей хоть приблизительно равного соперника и, через ООН и СБ, получившей некие псевдосакральные полномочия на вершение “правосудия” и осуществление селекции в масштабах планеты. Со времен Древнего Рима и классической Pax Pomana человечество еще не сталкивалось ни с чем подобным, а прецеденты Наполеона и Гитлера предстают на этом фоне лишь весьма приблизительными набросками.

Эту специфику войны в Заливе, которая в нашей историографии до сих пор остается как-то в тени, генерал Халед настойчиво подчеркивает и в эпилоге своей книги, где с большой настойчивостью отстаивает ее уникальность, несводимость к каким-либо аналогам: “...Война в Заливе, — пишет он, — представляла явление уникальное. Она совсем не походила на конфликты, сотрясавшие наш регион и прилегающие районы за последние десятилетия... Кризис в Заливе не был похож ни на классические, ведущиеся в традиционной форме, войны между государствами, ни на национально-освободительные войны, ни на борьбу на этнической или религиозной почве, ни на конфликты малой интенсивности, опустошившие многие части “третьего мира”.

Война в Заливе представляла собой нечто совсем иное. На стороне Коалиции главным действующим лицом была сверхдержава (курсив мой. — К. М. ) и были задействованы новейшие технические средства — спутники, самолеты “Стелс”, крылатые ракеты, запускаемые с подводных лодок, — т. е. системы, оперировать которыми могла лишь сверхдержава. На другой стороне находился абсолютный диктатор, правитель относительно небольшой страны “третьего мира”, обладавший благодаря предшествующей войне с Ираном неоправданно большой — хотя и не слишком современной — военной машиной, которую он использовал для совершения опрометчивого акта агрессии...” (там же, стр. 439).

Эту, вторую, часть пассажа, можно оставить без комментариев, ввиду ее очевидной банальности и стереотипности портрета Хусейна. А вот указание на сверхдержаву как главное действующее лицо всей коллизии исключительно важно. Да, именно война в Заливе — в той форме, которую она приняла и которая стала возможна только вследствие капитуляции СССР — позволила США сделать первый и важнейший шаг к разворачиванию проекта пирамидальной глобализации, с единственной сверхдержавой на вершине этой пирамиды как генератором и координатором всего процесса.