Седьмое лето - Евгений Пузыревский

Она беззвучно плакала.

Первые слёзы появились во время оргазма, но партнёр, увлечённый процессом, их даже не заметил. Оно и к лучшему. Теперь же, несмотря на то, что он был так близко, так рядом, она осталась наедине с собой и могла позволить дать выход, накатившимся эмоциям.

Последний раз, такой близкий контакт, с противоположным полом, произошел чуть более двух лет назад, когда они отмечали Монино день рождение. Тогда, все гости, в большинстве малознакомые, под влиянием раскрепощающего алкоголя, разбились по парам и разбрелись по всевозможным горизонтальным поверхностям, она осталась одна. Вышла на балкон и, с зажатой в груди обидой, стала считать звёзды, пытаясь этим бесполезным занятием, заглушить творящееся у неё на сердце. Вслед за ней зашел Он – пьяный, страшноватый и без имени. Судя по всему, он остался без пары и, решив довольствоваться тем, что осталось, последовал за толстухой. Всё произошло быстро, второпях и неудобно. Кончив, не успев толком начать, Безымянный, довольный собой, поцеловал случайную партнёршу в щёку, и зигзагами ушел спать.

Больше она его никогда не видела.

На следующий вечер Сергей вернулся.

Она ждала.

Через два месяца они поженились.

23

Лопата разбивала куски слежавшейся за зиму земли. Павлик перекапывал огород, чтоб потом посадить картошку. Отец неизвестно когда вернётся, так что нужно быть самостоятельным и приготовится к тому, что зимовать, может быть, придётся в одиночестве. А значит, никто не сможет ездить в город за необходимыми продуктами, из серии масла, соли, макарон и т. п., поэтому, то, что за лето вырастет, тем питаться и придётся.

У Грачёвых под картошку было два поля. Первое – большое, за территорией дома, и предназначенное только под неё, второе – раз в десять меньше, находившееся в огороде и расположившееся прямо от грядок, где раньше росли морковка и редиска (сейчас нет семян и их посадить не получится), и почти до самого забора, у которого было, застолблённое горохом место.

Пятнадцать детских шагов в длину и четыре в ширину.

Вроде небольшой отрезок для механического переваливания почвы с места на место, но силёнки то ещё не – быстро поисчерпались.

Выжав из себя последнее, Павлик отправился поесть (регулярные действия быстро становятся привычками). Сидя на стуле за столом, болтая недостающими до пола ногами, он, наконец, задал себе вопрос, которым задавались все светлые умы человечества (да и тёмные тоже), который вынесен в название книги Чернышевского и повторённый Лениным – «Что делать?»

А ничего не делать – ждать, да и всё. Куда уж проще. Это-то он осуществить в состоянии, как ни как, семь лет уже, а это не пять, чтоб быть маленьким и несамостоятельным. Но, в таком взрослом возрасте появляется ответственность за себя, за близких, за хозяйство – этого точно забывать не надо. Значит, надо как-то сообщить папе, что дома беда, он же не знает, поэтому и не возвращается. Но как? Не стоять же и не кричать на улице – авось услышит. Надо придумать что-то более дельное и существенное.

Такое… такое… такое… какое?

Точно! Павлик аж подавился от резко упавшей в голову мысли – надо над домом повесить флаг, его будет заметно издалека, и папа увидит, и папа придёт, и папа моментально со всем разберётся!

Быстро доев начатое и убрав за собой, он снял с одной из подушек наволочку, с обеих сторон нарисовал, последними оставшимися чернилами, символ «)I(» (знак, придуманный отцом во время одной из игры и означающий опасность) и повесил во двор, на бельевую верёвку, сушиться. Далее, через час, когда черное красящее вещество прочно впиталось в ткань, он прибил материю к длинной жерди, сходил за лестницей, забрался на крышу и нехитрым способом, с помощью гвоздей и молотка, установил самодельную конструкцию рядом с трубой.

Теперь он вернётся.

Ждать осталось совсем чуть-чуть.

24

В течение недели в доме Марины как-то сами собой починились все краны, прибились все полочки, смазались скрипучие шарниры, перестал бежать бачок в туалете, и заменились перегоревшие лампочки.

Одним словом – появился работящий мужик.

Она, в ответ, стала больше уделять внимание своей внешности, вкуснее и разнообразнее готовить, потихоньку вышла из депрессии по поводу Елен и, наконец, за долгие годы, ощутила себя самой настоящей женщиной.

Время потекло в другой, непривычной для неё скорости – рабочие часы пролетали незаметно, вечерние наполнились радостью, смехом, счастьем, а ночные потом, скрипом и наконец, окончательно высохшими слезами.

Её родители отнеслись к браку полярно, недоверчивый отец был резко против, но мать, понимающая всю женскую ситуацию, умудрилась его переубедить. Сергей же был сиротой, выкормышем детского дома, поэтому с его стороны, никаких родственных преткновений быть не могло. И в итоге, маленькая домашняя свадьба на тринадцать человек, прошла тихо, спокойно, по-семейному.

Прошел год, второй, третий. Марина пообвыкла к «неотёсанности» мужа, где-то прогнулась сама, где-то незаметно прогнула его, помогла устроиться на нормальную, хоть и не высокооплачиваемую работу, а сама обустроила, в меру своих способностей, этот неопределённый, но многими желанный, семейный очаг.

В самом начале нулевых, всё резко изменилось.

Восьмое марта, двухтысячного года. Сергей вернулся домой в напряженном состоянии и вместо подобающих в таком случае цветов, конфет, подарка, он позвал жену на кухню, налил в два стакана водки (хотя пил очень редко и в исключительных случаях), залпом опрокинул свой, заставил повторить процедуру хозяйку праздника и сказал всего одну фразу «Нам надо уехать».

Как, почему, из-за чего – он не ответил. Но она и не спрашивала. Бабское дело – доверять мужику и слушаться всего, чего бы он не решил. Надо, значит надо.

Через три дня, собрав самый необходимый скарб, Грачёвы покинули город и заехали в дом, некогда принадлежащий дальним родственникам Сергея, а теперь давно пустующий и никому не нужный.

Почти пустая Егра, добродушно распахнула своё нутро.

25

Флаг, обвисшей тряпкой, висел на крыше.

Павлик ещё вчера перекопал остатки отмеренного участка, и теперь, лез под землю за картофелем для рассадки.

Если ты живёшь в деревенском доме и питаешься тем, что сам же за лето вырастил, то даже при всём желании, одной ямки не хватит. Та, что в доме, обычно используется для самого необходимого, плюс для того, что быстро портится. Другая же, обычно находится в каком-нибудь сарае, либо ещё какой дворовой постройке и в ней хранится всё остальное.

Спустившись вниз, Павлик набрал четверть ведра картошки (больше не поднять), вылез наружу, отбив ношей все ноги, дошел до огорода и принялся за посадку. Накопал десять лунок, насыпал в них лучной шелухи (так мама делала, говорит, что при перегное витамины, для роста растения, появляются), положил в каждую по одному корнеплоду, засыпал землёй. Довольно осмотрел «начало работы» и принялся за дальнейшее.

Три ходки в ямку и на сегодня хватит.

Остаток дня самостоятельный мальчик провёл за очень важными делами и лёг спать в восемь часов – завтра рано вставать.

Завтра.

Проснувшись с самым рассветом, Павлик выполнил стандартные действия – поел, прибрал, покормил, подоил, собрал. Затем, взял склянку с дождевыми червями, извлечёнными из земли ещё вчера, во время посадки картошки, и теперь перевившимися в клубок (как только умудряются потом распутаться?), удочку и пошел на рыбалку.

А как же недоделанная сельскохозяйственная работа? А что с ней будет? Земля подождёт – не маленькая. И так в неё тысячелетиями человечество себя, без остатка вкладывало (да и остатки тоже, потом в неё же), так что день перерыва, потраченный на душевные радости, она вполне может и простить. Хотя шутить с ней, всё же опасно. Были годы, когда из-за неё родимой, мстящей, методом неурожая, и хлеб, раз в десять, в цене поднимался, и смертность, в таких же пропорциях, бороздила людское поле.

«Кто сказал, что земля умерла?Нет, она затаилась на время!»[15]

Но Павлика, в силу возраста, не особо заботили эти великовечные проблемы – они же ничто, по сравнению с Сом Сомычем, ожидавшим его на дне Мопассановского пруда.

Лет сорок назад, когда орудия сельскохозяйственного труда уже вовсю усовершенствовались и очень облегчили жизнь деревенского работяги, мужики в Егре, под давлением своих же баб, пришли к выводу, что пора бы научится отдыхать, причём по возможности, культурно, как «в заграницах». И поработали они лопатами, и потрудились на славу, и углубили овражек небольшой, что рядом находился, и пропустили через него речушку Камышевку, и благоустроили близлежащую территорию, и приготовили всеобщее место для приятного времяпрепровождения, и возгордились собой трудящимися, и напились потом тоже не слабо.