Засранец Бэдд (ЛП) - Уайлдер Джасинда

Я не мог остановить это, не мог даже предупредить бедную девушку, я просто кончил с оглушительным ревом, бедра с силой толкнулись вперед. А Мара? Боги, эта девушка была чертовой богиней. Она не пропустила ни одного толчка. Одна рука осталась на моей заднице, притягивая меня к себе, активно поощряя меня продолжать двигаться, а другая ее рука не спеша путешествовала между нами и ее пальцы дразнили мои яйца перед тем, как я почувствовал первую волну экстаза, проходящую через меня, а затем прямо перед тем, как я начал кончать, она прижала два средних пальца под моими яйцами, массируя их. Ее рот всасывал меня, как вакуум, двигаясь вверх и вниз, скользя. Я услышал, как она сглотнула, а потом застонала, когда я потерял последние остатки контроля, рыча, как чертово животное. Этот ее стон? Дорогой мой Иисус. Думаю, что увидел звезды, когда кончал так сильно, и то, как она стонала, когда глотала сперму, увеличило мое наслаждение в сто раз. Притворные стоны это были или нет, мне было все равно на тот момент, это было так чертовски жарко, так интенсивно.

Возможно, это длилось не более тридцати секунд, но клянусь, это был самый длинный, самый жаркий, самый мощный оргазм в моей жизни, и мне казалось, что он длился час.

Даже после того, как я перестал активно кончать, Мара продолжала прикасаться ко мне, отодвигаясь, кружа языком по всей длине, а затем она выпустила меня изо рта, воздух был прохладным на моей влажной плоти, и ее язык скользил по моей чувствительной коже, облизывая кончик, и капельки семени вытекающие из меня. Ее рука отпустила мою задницу и сжала мой все еще твердый, но ослабевающий член, поглаживая, лаская, ее язык щелкал, а губы целовали.

А потом, наконец, она отпустила меня и откинулась назад.

Я обмяк у ограждения, хватая ртом воздух.

‒ Святое, мать твою, гребаное дерьмо.

Мне пришлось цепляться обеими руками за толстые деревянные перила, чтобы не упасть на землю. И даже тогда мои руки были вялыми, как спагетти, как будто я только что сделал подтягивания с грузом в пятьдесят фунтов. Я почувствовал, что падаю, и был бессилен остановить это, почувствовал, как перила царапают мою спину, почувствовал, как земля несется мне навстречу, даже когда я боролся, чтобы оставаться на ногах.

Я сильно ударился о землю, и Мара расхохоталась.

‒ О боже, ты в порядке? ‒ спросила она, подползая ко мне.

Трава была влажной и холодной, деревянные щепки под моей задницей — грубыми, мои джинсы и нижнее белье запутались вокруг лодыжек.

‒ Мне кажется, я умер, попал на небеса и только что упал обратно на землю, ‒ сказал я.

Она дергала за ткань моего нижнего белья, пытаясь помочь мне надеть его обратно.

‒ Давай, здоровяк, приподнимись ради меня.

‒ Я не могу… не могу пошевелиться.

Я не сдвинулся с места, оставаясь там, где был просто потому, что не мог пошевелить ничем, кроме губ, все остальное во мне обмякло и покалывало.

‒ Это было так хорошо, да?

Ее улыбка была милой и довольной.

‒ Так хорошо? Я… милая, это было… этот минет был произведением искусства.

Она покраснела.

‒ Я старалась, чтобы тебе было хорошо.

‒ Ты погубила меня, вот что ты сделала. Ты просто установила золотой стандарт среди всех минетов. Ничто не сможет сравниться с этим, пока я жив.

‒ Ты имеешь в виду, до следующего раза, когда я снова это сделаю?

Я поморгал, глядя на нее.

‒ Ты сделаешь это снова?

Она пожала плечами.

‒ Конечно. Имею в виду, я буду ожидать чего-то взамен, но, безусловно, сделаю. Мне нравится делать это с тобой, вообще-то. Это так горячо. ‒ Ее улыбка была сексуальной, очаровательной, слегка однобокой. Улыбка, которая зацепила меня в тот момент, когда я увидел ее. ‒ И, кроме того, я уже знаю, что ты можешь сделать обалденно-хороший кунилингус.

Я все еще лежал на траве с голой задницей и обмякшим членом.

‒ По-моему, ты мне так отсосала, что я временно парализован, ‒ сказал я. ‒ Но клянусь, как только смогу двигаться, я поработаю над твоей киской так, что твои крики услышат в чертовом Фэрбенксе [9].

Я заметил, что в уголке ее рта была маленькая капелька спермы, протянул руку и большим пальцем вытер ее. Это был странный, адски напряженный момент, затем ее ярко-зеленые глаза, напоминающие летнюю траву, встретились с моими, ее грудь все еще была обнажена и прижата к моей груди, руки на влажной траве у моих бедер, колени были между моих. Воздух вокруг нас потрескивал от напряжения.

А потом Мара приоткрыла губы, не сводя глаз с моих, и обернула их вокруг моего большого пальца, ее язык мягко скользил по подушке, слизывая, ее зубы нежно царапали костяшку моего пальца.

Святое дерьмо, святое дерьмо, святое дерьмо. Я не должен был чувствовать ничего ниже пояса, по крайней мере, десять или пятнадцать минут, но клянусь богом, когда она это сделала, я почувствовал, как снова возбуждаюсь.

Я не мог ничего с этим поделать. Мне следовало было поцеловать ее. Нужно было сделать это. Я не был уверен на счет правил или параметров всех этих отношений, или входили ли поцелуи в схему таковых, но у меня абсолютно точно не было выбора, кроме как заклеймить ее поцелуем. Это не был поцелуй перед трахом… черт, даже не знаю, что это было.

Черт возьми, кто ты и что ты со мной делаешь, женщина? Это было частью отношений.

Я не знал. Осознавал только то, что мне необходимо было поцеловать ее, что я собственно и сделал.

Она упала на меня, ее пальцы оказались на моем затылке, ее груди сплющились о мою, ее тело на моем ощущалось восхитительно, тепло, чудесно, опьяняюще. Ее рот казался божественным и захватывающим, и безумно мягким, влажным и теплым на моем, таким, каким он чувствовался на моем члене и даже лучше в некотором смысле. Ее язык скользнул по моему, запутываясь, толкаясь, отступая, наступая, танцуя. Чем дольше мы целовались, тем больше она давила на меня, пока я каким-то образом не начал смещаться вбок и переворачивать ее на спину на траву, а я оказался над ней, целуя, черт возьми, мои ладони пробежались по ее ребрам и обхватили ее груди. Мара обвила меня ногами, выгнула спину, прижимаясь к моим рукам, хныкая и ускользая от поцелуя. Я расстегнул пуговицу ее джинсов, просунул пальцы под резинку нижнего белья и обнаружил, что ее киска была мокрая и умоляла о наслаждении.

Я потерял контроль над всем и сосредоточился на поцелуе, на ощущении, как мои пальцы скользят по ее киске, касаясь клитора.

Она ерзала, задыхалась у моего рта, приподнимала бедра, пока я кружил вокруг ее ноющей плоти, и издавала хныкающие звуки.

Ее руки легко скользнули по моей спине, дотянулись к моей голове, ладони пробежали по моим коротким волосам, затем ее пальцы проследили линию моего подбородка, а ее большой палец очертил мою скулу. Я позволил своим рукам «говорить», а потом стянул с нее джинсы.

Она схватила меня за запястья, чтобы остановить, и снова сжала мою челюсть обеими руками, ее лоб прижался к моему.

‒ Подожди, подожди. Я начинаю увлекаться. Я обещала себе, что не позволю этому случиться, но ты отвлекаешь меня своими волшебными поцелуями.

‒ Волшебные поцелуи? ‒ сказал я, смеясь и отступая. ‒ А почему бы нам не увлечься?

Она села и попятилась, застегнув джинсы и потянувшись за грудой нашей одежды.

‒ Да, ‒ сказала она, протягивая мне рубашку, пока я натягивал трусы и джинсы. ‒ Волшебные поцелуи. Магические, ведовские. Твой рот заставляет меня делать безумные вещи.

‒ Если у кого и есть волшебный рот, так это у тебя, ‒ сказал я. ‒ Я до сих пор чувствую дрожь по всему телу.

Когда мы оба были одеты, она натянула свою толстовку, а я свою кожаную куртку.

‒ Почему ты остановила нас? ‒ поинтересовался я.

Она неловко пожала плечами.

‒ Потому что я не хочу, чтобы ты просто облизал меня, я хочу заняться сексом, но я не… не совсем готова зайти так далеко, даже здесь. Я просто…

Я притянул ее к себе.

‒ Не говори больше. Я понял.