Обзор Ветхого завета - Уильям Ла Сор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Г. фон Рад озаглавил раздел своего труда "Ветхозаветное богословие", посвященный Псалмам, — "Ответ Израиля".[1044] Несомненно, псалмы были откликом священников и народа на дела Божественного избавления и Его откровение в их истории.[1045]
Однако псалмы — не только отклик, но и откровение. Посредством их можно узнать о том, что значит Божественное спасение в различной его полноте для Божиего народа, а также о высотах восхваления и пределах послушания, которые ему назначены. Неудивительно, что, наряду с Кн. Исаии, Христос и Его апостолы чаще всего ссылаются на Псалтирь. Ранняя Церковь, как и ее еврейские предшественники, слышала слово Божие в этих гимнах, жалобах и назиданиях и сделала их основанием своей жизни и богослужения.[1046]
ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ:Allen, R.B. Praise/A Matter of Life and Breath. Nathville: 1980. (Вводное исследование Псалтири с предположениями относительно их практического употребления.)
Eaton, l.H. 'The Psalms and Israelite Worship". Pp. 238–273 in G.W. Anderson, ed., Tradition and Interpretation. (Обзор недавних исследований.)
Gray. .1. The. Biblical Doctrine of the Reign of God. Edinburgh: 1979. (Pp. 1-166 сосредоточиваются на Псалтири.)
Hayes, J.H. Understanding the Psalms. Valley Forge: 1976. (Хорошее общее введение.)
Hunt, 1. "Recent Psalm Study". Worship 49 (1975): 202–214.
Johnson, A.R, The Cultic Prophet andisarel's Psalmody. Cardiff: 1979.
O'Callaghan, R.T. "Echoes ofCanaanite Literature in the Psalms". VT4 (1954): 164–176.
Paterson, J. The Praises of Israel. New York: 1950. (Экзегетическое применение критических исследований).
Perdue, L.G. Wisdom and Calf. SBL Dissertation Series 30. Missoula: 1977. ("Критический анализ взглядов культа и литературы премудрости в Израиле и на древнем Ближнем Востоке".)
Ridderbos, N.H. "The Psalms: Style-Figures and Structure". OTS 13 (1963): 43–76.
Sabourin, L. The Psalms: Their Origin and Meaning. Staten Island: 1974.
Tsevat, M. A. Study of the Language of the Biblical Psalms. JBL Monograph. Philadelphia: 1955. (Лингвистический анализ идиом Псалтири, как отличающихся от всей классической древнееврейской литературы.)
ГЛАВА 41. УЧИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Библейская учительная литература — вклад Израиля в обширное собрание письменных и устных высказываний, которые составили мудрые наблюдения о жизни и в запоминающейся форме правила достижения успеха и счастья. Поучения глубоко уходят корнями в древность. "Египетские наставления" визиря Птах-хотепа были написаны около 2450 г. до Р.Х., а «Наставления» для царя Мерие-ка-ре[1047] — ок.2180 г. Древняя Месопотамия располагала богатством и разнообразием учительных писаний задолго до времени Авраама. С.Н. Крамер различает пять категорий шумерских изречений: притчи; миниатюрные очерки; поучения и наставления; очерки, относящиеся к месопотамской школе и письменности; и диспуты и споры.[1048]
Таким образом, библейской учительной литературе, имеющей свое формальное начало в десятом веке, предшествовали полтора тысячелетия письменных поучений на древнем Ближнем Востоке, а также бесчисленные века, во время которых советы и наблюдения мудрецов устно передавались из поколения в поколение. Поскольку по форме, даже если не всегда по содержанию, библейские учительные писания схожи с неизраильскими писаниями, полезно в общих чертах обрисовать основные темы и формы небиблейской учительной литературы.
ВИДЫ УЧИТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫОбычно выделяются два основных вида учительных писаний: притчи — краткие, лаконичные высказывания, излагающие правила личного счастья и благополучия или на основании мудрого опыта делающие точные наблюдения о жизни; и созерцательные или умозрительные поучения — монологи, диалоги или очерки, которые углубляются в основополагающие вопросы человеческого существования, такие как смысл жизни или проблема страданий. Не следует вкладывать в термины «созерцательный» или «умозрительный» слишком много мистицизма или философии. Древние мудрецы не теоретизировали, а имели дело с практическим и эмпирическим; они обсуждали не абстрактные проблемы, а конкретные примеры: "Был человек в земле Уц, имя его Иов".
Поучения в притчах. С незапамятных времен люди, наделенные мудростью и разумом, сознавали и собирали мудрые изречения о жизни. Эти учители, образованный класс древних обществ, использовали эти высказывания как нити, на которые они нанизывали поучения для своих учеников, и как указатели для тех, кто искал совета. Одним из признаков великой личности была способность облечь мудрость в форму притчи или перехитрить врага умным высказыванием. Например, цари пользовались техникой изречений в официальных посланиях (напр., "Пусть не хвалится подпоясывающийся, как распоясывающийся", 3 Цар.20.11).[1049]
Происхождение притч теряется в долитературном тумане древности, однако многие области жизни, вероятно, способствовали их развитию. Самые ранние притчи были рассчитаны на устную, а не письменную передачу, и многие писания мудрости сохраняют этот устный акцент. Книга Притчей, например, делает гораздо большее ударение на слушании поучений, а не чтении их (см. Притч. 1.8; 4.1, и т. д.). С древнейших времен мудрые изречения, особенно в Месопотамии, видимо, были связаны с религиозными и магическими обрядами. В.Г. Ламберт указывает, что в Вавилоне вместо нравственного содержания "изречения в основном относились к культовому искусству и магическим знаниям, а учители были посвященными",[1050] т. е. способными получить от богов то, что они хотели. Некоторые исследователи прослеживают происхождение мудрых изречений исключительно к культовым обрядам, однако другие факторы, такие как торговля, коммерция и политика, по-видимому, также внесли большой вклад.[1051] Имея дело с явлением столь широко распространенным и древним, следует остерегаться упрощений, поскольку представляется, что попытки систематизировать наблюдения за жизнью — общечеловеческая черта.
Наиболее ранние литературные документы свидетельствуют об усложненных формах дидактических высказываний, особенно в Египте, где вместо кратких, взаимонезависимых и часто метафорических утверждений мудрецы были склонны использовать целые абзацы, посвященные одной теме. Обратите внимание на Наставления визиря Птах-хотёпа:
"Пусть не набухает сердце твое знаниями твоими; не полагайся на то, что ты мудрец. Ищи совета не только у мудрых, но и у невежественных. Пределов знания добиться нельзя, и нет такого мудреца, который имел бы достаточно знаний. Хорошая речь сокрыта более нежели изумруд, однако ее можно найти у рабыни, работающей у жерновов…"[1052]
Фигура египетского писца из Саккара, Пятая династия (ок. 2494-2 345 до Р.Х.).
По смыслу эти «наставления» следовало бы, вероятно, отнести к категории поучений и наставлений, а не притч. Этим поучениям соответствуют вавилонские "Советы мудрости", которые Ламберт датирует периодом касситов (1500–1100 гг.).[1053] В них советуется избегать дурной компании, проявлять доброту к тем, кто в нужде, избегать жениться на рабыне и даны наставления об обязанностях и пользе религии:
Владей устами своими и охраняй речь свою:
В них богатство человека — да будут губы драгоценны.
Дерзость и богохульство да будут тебе отвратительны;
Не произноси скверны или лжесвидетельства. Сплетник да будет проклят.
Не воздавай злом спорящему с тобой; Отплачивай добром причиняющему тебе зло, Будь справедлив к врагу своему, Улыбайся противнику своему.
"Дом, управляемый рабыней, разрушается".
Поклоняйся богу твоему каждый день.
Жертвоприношение и молитва — должное сопровождение фимиама.
Добровольно воздавай приношения богу твоему.
Ибо так должно поступать по отношению к богам.[1054]
Эти отрывки лучше всего иллюстрируют практический, нравственный и религиозный характер ближневосточной учительной литературы. В определенном смысле они схожи с дидактическими очерками Притч. 1–9 и предупреждают против попыток датировать эти более длинные и целостные главы более поздним периодом, чем остальные части книги.
Краткие, независимые притчи и народные поговорки часто встречаются в шумерских, вавилонских и ассирийских текстах. Народные поговорки распространялись среди простых людей и иногда были рассчитаны больше на развлечение, чем на нравственное назидание. Многие из них, очевидно, позднеассирийские (ок.700 г.), схожи с баснями, в которых приводятся поступки и разговоры животных и насекомых. Например:
Паук сплел паутину для мухи. К несчастью для паука, в нее попалась ящерица![1055]
Комар уселся на слона и сказал: "Брат, я не придавил тебе бок? Я сойду у водопоя". Слон ответил комару: "Что мне за дело, что ты сел — что ты для меня? — и что мне за дело, что ты сойдешь".[1056]