Роза Марена - Стивен Кинг

Прорезь для карточки электронного ключа находилась там, где он и предполагал. Рядом с ней располагалась коробочка переговорного устройства и маленькая табличка, просившая посетителей нажимать и говорить.

Норман прижал кнопку переговорного устройства, наклонился к коробке и сказал:

— Компания «Мидлэнд-газ», проверка на предмет утечки.

Он отпустил кнопку. Подождал. Поднял взгляд на камеру. Черно-белая, на ней вряд ли видно, насколько распухло его лицо… во всяком случае, он так надеялся. Норман улыбнулся в знак подтверждения своих мирных намерений, в то время как сердце трещало в груди, как маленький зловещий моторчик. Никакого ответа. Полная тишина. Он дал им время, мысленно считая до двадцати. Отец нашептывал, что это ловушка, что точно такую же западню устроил бы он сам, чтобы заманить мерзавца, убедив его в том, что внутри никого нет, а потом вывалить на его башку грузовик кирпича. Все верно, он и сам приготовил бы подобную ловушку… но внутри на самом деле никого нет. Он почти не сомневался в этом. Дом пуст, как выброшенная пивная банка.

Норман вставил карточку в прорезь. Раздался короткий громкий щелчок. Он вытащил карточку, повернул дверную ручку и вошел в вестибюль «Дочерей и сестер». Слева его слуха достиг назойливый звук: пи-пи-пи-пи-пи. Сигнализация с кодовым отключением. На индикаторе в верхней части монитора мигали слова «ГЛАВНЫЙ ВХОД».

Норман посмотрел на клочок бумаги в руке, помедлил секунду, молясь, чтобы цифры на листке оказались теми, какие ему нужны, и нажал клавиши 0471. Секунду или две, в течение которых его сердце остановилось, сигнал продолжал пищать, затем звук прекратился. Норман облегченно вздохнул и закрыл дверь. Автоматически, не думая об этом, он снова выставил сигнализацию в рабочий режим — простой инстинкт полицейского на задании.

Он огляделся, отметив уходящую на второй этаж лестницу, затем прошелся по главному коридору нижнего этажа. Заглянул в первую комнату справа. Она смахивала на класс для учебных занятий — составленные в кружок стулья, на стене черная доска с написанными на ней словами «ДОСТОИНСТВО. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. ВЕРА».

— Слова мудреца, Норм, — прокомментировал Фердинанд, опять неведомо каким образом оказавшийся на руке Нормана. Казалось, он выныривал из кармана, словно по мановению волшебной палочки. — Слова мудреца.

— Как скажешь; на мой взгляд, все та же старая бессмысленная чушь.

Опять огляделся и повысил голос. Кричать в тиши почему-то кажущейся пыльной пустой комнаты было почти святотатством, но мужчина должен делать то, что он должен делать.

— Эй! Кто-нибудь есть? Компания «Мидлэнд-газ»!

— Эй! — закричал на его руке Фердинанд, оживленно оглядывая помещение пустыми глазницами. Он заговорил смешным голосом с немецким акцентом, имитируя манеру речи отца Нормана, когда тот напивался почти до беспамятства. — Алло, красафицы, фи сдесь?

— Заткнись, идиот, — пробормотал Норман.

— Слушаюсь, кэп, — откликнулся эль торо и послушно умолк.

Норман повернулся и медленно зашагал в глубь коридора. По пути ему попадались другие комнаты — гостиная, столовая, небольшая библиотека — но все они были пусты. И кухня в конце коридора тоже, и теперь перед ним возникла новая проблема: где и как отыскать то, что ему нужно?

Он сделал глубокий вдох, закрыл глаза и постарался сосредоточиться (и еще попытался вытолкнуть из черепной коробки головную боль, которая усиливалась, мешая думать). Ему хотелось курить, но он не рискнул зажечь сигарету; черт их знает, не стоят ли на каждом углу этого борделя детекторы дыма, которые сорвутся на бешеный вой, как только учуют табак.

Он сделал еще один глубокий вдох, наполняя воздухом легкие до самого донышка, и вдруг сообразил, чем пахнет в этом доме: здесь царит не запах пыли, а запах женщин — женщин, запертых в течение долгого времени в компании себе подобных и в попытке отгородиться от внешнего мира, образовавших некую закрытую коммуну, исповедующую ханжескую мораль. Здесь смешались запахи крови, спринцовок, саше, лака для волос, дезодорантов и духов с шлюховатыми названиями вроде «Мой грех», «Белые плечи» или «Одержимость». В воздухе витал аромат овощей, которыми они питаются, и фруктового чая, который они пьют; ощущался запах, напоминающий, скорее, не пыль, а дрожжи, запах ферментации, и все это соединялось, образуя единый дух, который невозможно вывести никакими чистящими средствами: дух женщин, живущих без мужчин. Он мгновенно заполнил ноздри, горло, легкие, заполнил его сердце, удушая, вызывая чувство тошноты, от которого Норман едва не потерял сознание.

— Возьми себя в руки, кэп, — прикрикнул на него Фердинанд. — Ты всего лишь унюхал запах вчерашнего соуса для спагетти. Христос-свистос, с кем я связался!

Норман шумно выдохнул, сделал еще один вдох и открыл глазе. И действительно, соус для спагетти. Красный соус с кровавым запахом. Но это именно соус для спагетти, не более.

— Извини. Мне на минутку стало не по себе. — сказал он.

— Ничего удивительного, — согласился старик Ферди, и теперь в его пустых глазницах Норману померещилось сочувствие и понимание, — Итак, здесь Цирцея превращает людей в свиней. — Маска повернулась на руке Нормана, озираясь вокруг. — Та, именно стесь.

— О чем это ты?

— Да так. Не обращай внимания.

— Я не знаю, куда идти, — признался Норман, оглядываясь вместе с быком. — А время поджимает, но, черт бы их побрал, дом такой большой! Комнат двадцать, не меньше.

Фердинанд направил рога в сторону двери напротив кухни.

— Попробуй заглянуть сюда.

— Какого черта, это, наверное, кладовка.

— Я так не думаю, Норм. Вряд ли они стали бы вешать на дверь кладовки табличку «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», как ты думаешь?

А бык ведь прав. Норман подошел к двери, на ходу снимая маску с руки и заталкивая ее в карман (и заметив большую кастрюлю из-под спагетти, оставленную для просыхания на полке над мойкой), затем постучал в дверь. Тишина. Он попробовал повернуть дверную ручку. Она легко поддалась. Он открыл дверь, похлопал ладонью по стене справа, нащупал выключатель и зажег свет.

Подвешенная под потолком люстра осветила письменный стол— настоящий динозавр, — заваленный горами бумажного мусора. На куче бумаг балансировала золоченая табличка «АННА СТИВЕНСОН», внизу стояла другая надпись: «БЛАГОСЛОВИ ЭТУ МЕССУ». Висевшая на стене фотография изображала двух женщин, в одной Норман без труда узнал покойную великую Сьюзен Дэй. Другой оказалась седоволосая сучка с газетного фото, та, которая смахивала на Мод. Две шлюхи обнимались и с улыбкой преданно заглядывали в глаза друг другу, как истинные лесбиянки.