Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

Хар проводил гостей с объятиями, с вручениями объемистых мешков, полных провианта и теплой одежды. Необъяснимо расположенный к Мариусу, этот администратор поселка сказал между прочим, что если Светлый Митра одобрил брак умарской девушки с чужестранцем, то чужестранец этот действительно достоин дружбы. Бог не ошибается.

Мариус хотел бы понять, за что же его так возлюбил Светлый Митра.

Хар проводил гостей до широкой просеки, которую поселяне содержали в идеальном порядке. Оказалось, что это не просто какая-то транспортная артерия, а великий символ. Умарцы называли ее "Святой Путь". Как раз по этой дороге привел сюда из Джанга своих чад Светлый Пророк. Каждый, объяснил Хар, кто пойдет по Святому Пути с добрыми намерениями, немедленно окажется под покровительством Бога.

Насчет чистоты своих намерений Мариус сомневался, но под крылышко умарского Создателя, похоже, все-таки умудрился попасть.

Кроме Хара, среди провожатых была еще одна знаменитость — Светлый Пророк мерданского народа. При расставании он пытался заключить Мариуса в объятия, но Мариус эти попытки пресек.

— Зря, — кисло улыбнулся Барбадильо. — Видит Бог, зла тебе не желал и не желаю. Еще убедишься. До встречи!

Мариус пробормотал что-то типа: "Упаси Господь!" И демонстративно сердечно попрощался с Симоном, подарив молодому мердану свой верный нож с козьей ногой.

Барбадильо отстал, и Мариус этому искренне радовался. Но затем, призадумавшись, задал себе вопрос: а почему повелитель мерданов вдруг отказался от первоначального плана? Почему не последовал дальше, как собирался? Не странно ли это? Ответа Мариус не нашел, но подозрение имелось. Уединенная беседа Барбадильо с Уго — вот где, догадывался Мариус, зарыта собака. Отчего, спрашивается, исчезла вражда, которую эти двое испытывали друг к другу с первой встречи — с часовой башни Ричо? Отчего антипатия волшебным образом сменилась отношениями настолько близкими, что Уго даже презентовал бывшему шуту свой малиновый плащ — вещь, которой дорожил, как последним дублоном? Объяснения Мариус не нашел, но решил держаться настороже. Теперь он видел в Уго не товарища, с которым разделил миллион опасностей, а человека, который подарил Барбадильо свой малиновый плащ. И Мариус подводил простое резюме: от такого человека надо иметь те же секреты, что и от самого Барбадильо. Уго не единожды расспрашивал Мариуса о приключениях в Пустыне Гномов. Но ему пришлось довольствоваться усеченной версией спуска в заброшенную шахту у Трех Гор. Верить ей Уго, как умный человек, не мог, скептически хмыкал, просил у Мариуса кольцо, вертел его и так, и этак, недоуменно пожимал плечами и возвращал владельцу. Дешевка дешевкой, говорил себе Уго, но ведь обязан в ней быть какой-то тайный смысл!

— Какие они, гномы? — интересовался Уго.

— Молодые. В шляпах и плащах. Без бород. Высокие, — правдиво описывал Мариус.

— Высокие? — удивлялся Уго.

Мариус кивал.

Кривя душой с Уго, Мариус чувствовал себя неловко. Ему очень хотелось отбросить конспирацию и поговорить с другом начистоту. Он почти верил, что откровенность не повредит делу. Но это вот «почти» каждый раз останавливало — и Мариус откладывал беседу до лучших времен.

— Куда идем? — спросил Уго после Кабы.

— В Талинию, в город Смелия, — лаконично ответил Мариус.

Он и правда собирался в Смелию. К герцогу Бони, черт его дери!

Глава 36 Праздник Януария и карнавал в Смелии

Талиния — великое прибежище жизнелюбов. Вечнозеленый солнечный край, в ленивом экстазе припавший к нежным бирюзовым водам моря Изабеллы. Здесь на улицах растут не тополя и клены, а персиковые и апельсиновые деревья. Здесь золотятся дали и резвятся голубые дельфины. Здесь на практике и очень быстро можно пройти все курсы в университете любви. Талинские женщины горячи, как лава, и сладки, как рахат-лукум. Их не так просто завоевать, как кажется, но нет такой, которая не хотела бы оказаться завоеванной, ибо все они жаждут любви, как голубь — неба, и падают в руки настойчивого кавалера, как спелое манго.

Талиния — страна, где родились и умрут деньги. Талинский торговец, беспрестанно тарахтя, обманет вас, обманет артистично — а потом сядет с вами за один стол и пропьет половину выручки.

Талиния — клокочущий всемирный порт, насквозь пропахший смолой, солью, свежим корабельным лесом, калийским ромом. Талиния — бесплатный учебник по истории архитектуры и скульптуры, учебник, развернутый под открытым небом, которое остается ясным 290 из 300 дней в году. Под удивительным, прозрачным, как глаза лесбиянки, талинским небом человек рождается либо моряком, либо художником. Третьего не дано. Да никто и не желает третьего. От добра добра не ищут. И талины вырастают моряками и художниками, потому что для их отцов свят, как заповедь, мудрый совет философа Боретто Нике: "Позволяйте детям смотреть на звезды".

Мариус, Уго и Зинга стояли на главной набережной Смелии. Перед ними сплошной стеной высился лес мачт с колючими перекрестьями рей. За их спиной молочной анфиладой раскидывал длинные крылья дворец "Белый Лебедь" — резиденция Южного Герцога Талинии. Название не было отвлеченным. Перед фасадом дворца, снисходительно выпятив грудь, красовался тончайшей работы мраморный лебедь — эмблема Южной Талинии. Справа, для снижения поэзии этой сказочной картины, нависала темная громада портовой биржи — уродливая, как и всякое здание, злой судьбою предназначенное для деловых операций. Слева громадными уступами уносился ввысь герцогский парк, называемый Оленьим.

Мариус, Уго и Зинга только вчера прибыли в Смелию. Но благодаря всеведущему Уго ситуация уже кристально прояснилась. Герцог Бони оказался высокопоставленным вельможей. Высокопоставленнее некуда. Попросту говоря, имя Бони носил сам Южный Герцог. Это заставляло внести в первоначальный план существенные коррективы.

Ситуация обогащалась дополнительным мазком. Смелия готовилась к празднику Януария — самому веселому из годовых праздников. Везде шумно отмечаемый, в Талинии он выливался в трехдневное повальное безумие.

Упрощало это задачу или осложняло? Ситуация могла повернуться по-разному. В обычных условиях добиться рандеву с Южным Герцогом не сумел бы даже Юркий Стефан, эпический пройдоха из ренских легенд. Праздник Януария — единственное событие, способное выкурить герцога из его роскошной обители, из дворца "Белый Лебедь". Это вроде бы упрощало задачу. Но, с другой стороны, в праздничные дни герцог мог оказаться где угодно. Бешеный водоворот карнавала служил еще одним затруднением при поиске.

Уго обещал, что вскоре выработает план.

— Я знаю один секрет, который открывает многие двери, — не похвастался, а просто сообщил он.

Мариус даже не поинтересовался — каким же секретом собирается оперировать Уго. За последние недели душа Мариуса почти изжила свою природную любознательность. Она прошла между несколькими жерновами, которые применяет создатель для обработки вверенного ему грубого материала. Сначала душу эту смяла, расплющила, покорежила смерть Расмуса, после чего Мариус окончательно распрощался со своим щенячьим интересом к жизни. Затем Мариус успокоился и, при активном воздействии Любовника, приучил себя к мысли, что ледяное равнодушие и покорность злу — высшее благо человеческого сознания. Предательская жара Пустыни Гномов растопила эту иллюзию. Да и Любовник куда-то подевался. По мере приближения к Трем Горам почтение к смерти восстановилось в прежнем объеме. Но восприятие жизни у Мариуса стало новым — более объемным. Он вновь научился ценить прелести бытия — а, когда это происходит во второй раз, цена прелестей удваивается. Мариус понимал, что гибель друга не забудется никогда. Но трагедия эта перестала заслонять собою весь мир. Ей удалось выдолбить в душе Мариуса глухую нишу, где она и залегла. Зачем? Может быть, чтобы олицетворять собою вечную истину древних — "Помни о смерти"?

В логове Крона душу Мариуса вывернули наизнанку и напялили на тот же каркас. Мариус стал спокоен и сосредоточен. Но время от времени к горлу подкатывала тошнотворная неуверенность — в себе, в окружающих, в жизненных целях. Когда наступали такие минуты, Мариус напоминал себе ребенка, едва научившегося ходить и стоящего посреди пустой комнаты. Все стены одинаково далеки, добраться до них — почти безнадежно. Что делать такому ребенку? Можно стоять на месте до прихода взрослых. Можно набраться смелости и, рискуя упасть, отважиться на пару шагов до ближайшей стены. А можно вернуться к испытанному способу передвижения — ползком. Это надежно. Но, между тем, как хочется выглядеть самостоятельным человеком, умеющим ходить!

После нескольких мучительных попыток Мариус убедился, что ходить пока не может. И тогда с удовольствием мазохиста опустился на четвереньки. Он перестал искать решения. Решения приходили сами собой. И приходили почти всегда. Убедившись, что жизнь не стоит на месте, Мариус окончательно успокоился. Когда-нибудь, утешал он себя, я встану на ноги и пойду, куда захочу. А пока… Рожденный ползать — куда ты прешься?