Жюльетта. Том I - Маркиз де Сад

И в том нет никакого сомнения: Бога, с которым связаны постоянные ужасы, только оболванивают и бесчестят те смешные краски, какими обыкновенно рисуют его образ; если бы сами творцы религии не видели всю бессмысленность и непоследовательность сказания о Создателе, они не изобразили бы его таким жестоким, способным наказать бесконечными муками или хотя бы навечно лишить счастья все человечество.

Чтобы выбить подобный аргумент из рук оппонентов, создатели догмата о вечном проклятии утверждают, будто Бог наказывает столь жестоко не всех подряд, а только грешников и преступников. Ой ли! Кто вам сказал? Вы напрасно потеряете время, пытаясь доказать, что так сказано в Библии, а если вам удастся отыскать хоть строчку, где есть намек на эту мысль, вряд ли вы убедите меня в подлинности, точности, наконец, в святости таких слов. Ну а что, если им внушили этот догмат их рациональные способности? В таком случае скажите, как удалось им примирить свой разум с вопиющей несправедливостью Бога, который создал человека, зная с самого начала, что раз и навсегда установленный, незыблемый порядок вещей с большой долей вероятности бросит его в пучину неслыханных бедствий? Если истинная правда в том, что вселенная создана и управляется существом, бесконечно могущественным, бесконечно мудрым, тогда все в нашем мире должно происходить согласно его воле, соответствовать его целям и способствовать благу всех, кто в нем пребывает. Неужели Творец столь мудро управляет вселенной, что хрупкая, ничтожная и беззащитная тварь претерпевает вечные муки как наказание за проступки, которые она никогда не совершает по собственной воле?

Если великий сонм грешников, неверных и неверующих, действительно осужден навечно, то какая ужасная перспектива для человечества! Миллиарды живых человеческих существ, безжалостно бросаемых в пучину агонии, которой не будет конца… Если это так, тогда участь человека, этого мыслящего и чувствующего существа, поистине страшна. Неужели в его жизни недостаточно горестей и печалей, что ему приходится готовиться к другим, еще худшим, когда закончится его срок на земле? Какой ужас! Какое жуткое проклятие лежит на роде человеческом! Как, спрашиваю я вас, каким образом подобные идеи проникают в человеческую голову; как не может человек понять, что там, где царствуют такие идеи, царит обман, ложь и варварство? Когда мы, наконец, уразумеем, что эта доктрина, ненужная, бесполезная и в высшей мере неэффективная как средство удержать людей от зла, могла быть положена в основание одной единственной религии — только той, что стремится воспитывать безропотных рабов? Пора осознать, что неизбежные последствия этого зловещего догмата до крайности мрачны и бесчеловечны, ибо он превращает жизнь в сплошной кошмар, состоящий из горьких слез, жутких снов и бесконечной тревоги, и формирует такое представление о Создателе — помимо того, что тот совершенно бессилен и немощен, — что человеку не остается ничего другого, как проклинать Всевышнего, вера которого равносильна последней степени деградации[85].

Несомненно, если мы согласны с тем, что вселенная создана и управляется существом, чье могущество, мудрость и доброта бесконечны, нам придется признать, что все зло должно быть абсолютнейшим образом исключено из этого мира; но тогда откуда взялись постоянные несчастья большинства смертных, составляющих человеческий род? Какую же незавидную роль вы уготовили вашему ничтожному Богу, полагая, что он ответственен за такое варварство. Короче говоря, вечные муки весьма слабо согласуются с бесконечной добротой Бога, которого вы имеете в виду; поэтому либо прекратите принуждать меня поверить в него, либо избавьтесь от своей дичайшей догмы о вечных страданиях — сделайте то или другое, если вы искренне хотите, чтобы я хоть на минуту признала вашего Бога. Отбросив догмат о существовании ада, мы можем расстаться и с понятием о рае: и то и другое — преступная выдумка тиранов-теологов, которые, насилуя человеческие мозги, стремятся навязать свою власть даже монархам. Я уверена, что мы состоим только из материи, что нематериальные субстанции существовать не могут, и то, что мы называем душой, — результат действия материи; и дело обстоит именно так, а не иначе, несмотря на нашу человеческую гордость, которая заставляет нас искать различия между нами и грубыми животными, однако ведь, наподобие животных, мы обращаемся в прах, из которого вышли, и когда мы умираем, нас нельзя наказать так же, как их, за дурные поступки, внушенные нам нашей внутренней организацией, то есть Природой, как нельзя вознаградить нас за добрые дела, которые мы творили, в силу какой-то иной организации. Итак, что касается до судьбы, ожидающей нас после смерти, независимо от того, хорошо или плохо мы поступали в этой жизни, результат будет одинаков; и если нам удастся прожить в свое удовольствие каждую минуту из отпущенного нам срока, пусть даже поступая несправедливо, даже доставляя неприятности всем окружающим и попирая все условности, если — повторяю — мы избежим конфликта с законом, что прежде всего зависит от нас самих, тогда мы — и никаких сомнений тут быть не может — сможем поздравить себя с тем, что прожили намного счастливее, нежели идиоты, которые из жуткого страха перед наказанием в аду, в той, другой жизни, лишают себя всего, что могло бы доставить им удовольствие или хотя бы радость; ведь неизмеримо важнее получить счастье в этом мире, в котором мы уверены как в самих себе, чем отказаться от наслаждений, предлагаемых нам здесь и теперь, в надежде обрести воображаемое блаженство, о котором у нас нет и быть не может ни малейшего представления. Должен обладать непревзойденной глупостью тот, кто захотел убедить людей в том, что они могут быть более несчастны после смерти, нежели были до своего рождения! Разве кто-нибудь из нас просил позволения появиться на этот свет? Неужели сами люди выбирают страсти, которые согласно вашему очаровательному кредо обрекают их на вечные муки в следующем мире? Да ничего подобного! Ни одна из этих страстей не является делом рук самого человека, любой его поступок — не его вина, и немыслимо, глупо и неправильно, если его за это наказывают.

Достаточно взглянуть на наших несчастных собратьев, чтобы убедиться, что в них нет никакого намека на бессмертие. Это — божественное свойство или, лучше сказать, свойство, которое не может быть присуще материи, так как же оно может принадлежать животному, которое называется человеком? Тот, кто ест, пьет и воспроизводит потомство наподобие животных, которых превосходит разве что более тонким инстинктом, разве может он рассчитывать на судьбу, отличную от судьбы тех же зверей? Неужели хоть на минуту можно допустить подобную нелепость? Однако они скажут по этому поводу так: человек достиг высшего осознания своего Бога, и этот факт дает ему право на бессмертие, о котором он мечтает. Но что есть божественного в его осознании привидения кроме того, что он довел свой исступленный бред до логического конца? О, бедняга, быть может, ты в чем-то сильнее животных, но сколько в мире вещей, что сильнее тебя! Разве не грозят тебе увечья и болезни, в тысячу раз более многочисленные? Разве не осаждают тебя страсти, в тысячу раз более мощные? Подумайте над этим, друзья мои, и скажите, точно ли человек лучше зверя. Разве то ничтожное преимущество, что ему приписывают, оправдывает непомерную гордыню и надежду на то, что он переживет в вечности своего четвероногого собрата? О, жалкий человек, посмотри, до какой степени безумства довело тебя твое самомнение! Попробуй избавиться от всех химер, которые застилают тебе глаза, и увидишь, что ничем ты не лучше животного, а твой Бог — всего лишь плод твоей фантазии.