История второй русской революции - Павел Милюков

Это был постоянный припев с вечера 26 августа. Была только одна существенная разница: Керенский, очевидно, уже не чувствовал себя теперь свободным в своих решениях. Только что пережив панику 28 августа, созданную страхами опасности справа, из лагеря Корнилова, он два дня спустя уже переживал новую панику чувствуя, что не может справиться с духами, вызванными его собственными действиями против корниловского «мятежа». Можно наверняка сказать, что тогда, 1 сентября, страхи эти были чрезмерно преувеличены. Но опасность, грозившая Керенскому в «форме выступления Советов и большевиков», та самая опасность, от которой хотел спасти его и Россию Корнилов, теперь, несомненно, становилась реальной и серьезной опасностью. И вопрос, когда она сделается непреодолимой, становился только вопросом времени.

«Невыносимое» для Керенского напряжение, наконец, разрешилось лаконичным ответом Алексеева: «Около 10 часов вечера генерал Корнилов и т. д. арестованы». По печатному заявлению Алексеева, Корнилов никакого упорства не обнаружил, добровольно отдавшись под арест. Отряду Короткова Алексеев запретил вступать в город. В 12 часов ночи приехала следственная комиссия и начала свою работу. Следом за ней в Могилев уже спокойно мог приехать и новый верховный главнокомандующий.

Керенский приехал в Ставку вечером 5 сентября с очень определенными намерениями. После докладов Алексеева и председателя следственной комиссии Шабловского в вагоне Керенского состоялось совещание министров и Алексеева. «Решено произвести полную чистку Ставки от контрреволюционных элементов с одной стороны, с другой — привлечь новые, более молодые силы. Решено также произвести перемены в командном составе, для чего в Ставку вызваны некоторые наиболее выдвинувшиеся за последнее время генералы, а именно начальник штаба Западного фронта Духонин и уже известный нам генерал Черемисов».

Уход генерала Алексеева и политика генерала Верховского.

В тот же вечер генерал Алексеев, видимо, чувствуя вокруг себя новую, невыносимую для себя атмосферу, подал в отставку без объяснения мотивов. Точно так же, без объяснения мотивов, обходит этот щекотливый для него вопрос и Керенский в комментарии к своим показаниям (178). Он ограничивается коротким замечанием, звучащим при этих обстоятельствах откровенным цинизмом. «Как бы то ни было задачу, возложенную на него по ликвидации Ставки генерал Алексеев выполнил». Ступеньку, по которой Керенский поднялся на свою новую должность, теперь можно было откинуть. «Длительное сотрудничество для нас обоих было невозможно... Я без возражений принял отставку»...

Генерал Алексеев объяснил свои мотивы позднее. Это были: во-первых, вся постановка вопроса о суде над Корниловым; во-вторых, «непоправимое» положение армии; в-третьих, тяжелое положение офицерства. Генерал Алексеев нелегко признавал положение безнадежным и, казалось, всегда имел какие-то надежды. Если этих надежд у него на этот раз не оказалось, если, как он выразился, он «не только не мог спокойно работать, но не мог спокойно дышать», то, значит, он пришел к заключению, что ни в том, ни в другом, ни в третьем вопросе он лично ничего сделать не может. Правда, мы только что видели, что его вступление в должность начальника штаба сопровождалось такого рода распоряжениями, в которых нельзя не видеть его руку. Но в несколько дней, как только справились с Корниловым, это положение уже успело измениться. Алексеев больше не был нужен. На его место явились новые господа положения, которые более не считали нужным скрывать, напротив, сочли даже необходимым подчеркнуть свои особенные цели. Цели эти были те самые, которые оправдывали их назначения в глазах «революционной демократии». Ставка — «последнее гнездо крамолы». Это гнездо надо разорить. Вот сущность их задачи. И об этом вслед за Керенским, но еще определеннее его заговорил новый фаворит — Верховский. Что за дело, что еще недавно они высказывались за основные начала корниловской программы! Если Советы были против, а Алексеев — за нее, то этим определялась позиция Керенского и Верховского, и надо было демонстрировать эту позицию как можно скорее.

6 сентября Верховский вернулся из Ставки в Петроград, 7-го он сделал доклад во Временном правительстве, а на следующий день обнародовал положения своего доклада через «Известия Совета рабочих и солдатских депутатов». Из доклада явствовало, что, ознакомившись с положением дела на месте, Керенский и Верховский решили восстанавливать дисциплину и поднимать боеспособность армии — эти задачи они продолжали признавать, но не теми методами, которые признаны целесообразными при Корнилове. Та прежняя программа внедрения дисциплины, «выработанная Временным правительством до корниловского мятежа, в настоящий момент должна быть отвергнута». Она была «построена на принципе усиления строгости и ставила во главу угла карательные меры». Это «при данном психологическом состоянии армии привело бы лишь к еще большему ее разложению, а может быть, и к открытому возбуждению и самосуду». 8 сентября Верховский повторил свои новые открытия перед той аудиторией, для которой они, собственно, и предназначались, — перед исполнительным Советом рабочих и солдатских депутатов и перед солдатской секцией Совета. «Мощная армия» может быть воссоздана «путем обновления командного состава». Такова новая исходная аксиома. В самом деле, ведь «до сего времени в армии держались лица ради их знаний», пример тому — генерал Алексеев, этот выдающихся знаний честный человек. Но он человек иных взглядов, и он уйдет. Вместе с ним уйдут все, кто так или иначе примыкал к корниловскому восстанию. Но в армии есть люди, которые разделяют мою (генерала Верховского) веру в сердце русского солдата... Керенский наметил целый ряд лиц офицерского состава, технически подготовленных, которые пойдут вместе с демократией (это его вторая чистка). Лично у Верховского тоже есть люди, которых он «выбирал, после того как убедился, что они пойдут вместе с демократией». Они беспрекословно исполняли приказания Верховского в Москве «в тревожные корниловские дни». Негодных — в отставку. Здоровые начала в армии нужно внушать «не пулеметами и нагайками, а путем внушения широким солдатским массам идей права, справедливости и... (все-таки) строгой дисциплины». Суть дела в том, что «старый режим оставил нам армию, неправильно построенную. Девять десятых армии занимались тем, что ее обслуживали». Пусть из тыла идут в окопы: что может быть популярнее этого лозунга? Правда, лозунг будет приложен прежде всего не к торгующим в городах солдатам, а к общественным учреждениям, обслуживавшим армию с самого начала войны...

Нужно было теперь в соответствии с новыми взглядами издать новый приказ армии и флоту. Этот приказ, подписанный Керенским, Верховским и Вердеревским, появился 9 сентября. От прежнего приказа (1 сентября) остались «требования» правительства, чтобы армия и флот вернулись к нормальной строевой жизни и предоставили следствие и суд над подозрительными элементами законным властям. Но для того чтобы получить возможность предъявить эти требования, приказ предпосылает им четыре обязательства. «1. Временное правительство производит смену всех начальников, которые, по его мнению, неспособны вести войска к отражению врага и к дружной работе по укреплению республиканского строя в России. 2. Временное правительство заменяет весь руководящий состав в Ставке верховного главнокомандующего, поскольку он замешан в мятеже генерала Корнилова, новыми, преданными республике опытными офицерами. 3. Временное правительство выводит из Ставки войска, принимавшие участие в мятеже, заменив их безусловно верными республике частями. 4. Временное правительство предает суду всех, чья преступная воля выявилась во время мятежа. Этим последним обстоятельством отменялось устное указание обратного характера, данное Керенским председателю следственной комиссии: ограничить свою деятельность в военной среде по возможности только обследованием виновности главных участников». Вместе с тем терял свое значение и принцип, усвоенный Керенским при назначении генерала Алексеева: «В кратчайший срок парализовать влияние в армии самого страшного, может быть, последствия корниловщины — возрождения в армии недоверия ко всему офицерству со стороны солдатских масс»[95].

Вот почему, следовательно, ушел генерал Алексеев. Вот почему он окончательно потерял веру в возможность сохранения строевого офицерства и восстановления боеспособности армии. «Мятеж» Корнилова еще не разрушил армию до конца. Покончили с ней меры, принятые после крушения корниловского движения для ликвидации «корниловщины».

Подача отставки всеми министрами в ночь на 27 августа и окончательный уход некоторых министров в ближайшие дни положили конец существованию второго коалиционного правительства и начали собой новый кризис власти, еще более затяжной и болезненный, чем предыдущий. Отношение Керенского к движению Корнилова и добровольная сдача Корнилова Алексееву вечером 1 сентября глубоко изменили положение в этом кризисе самого Керенского и тех «соглашательских» элементов, на которых держалась сама идея коалиции. Третья коалиция после целого месяца переговоров кое-как наладилась. Но все понимали, что это будет уже последняя попытка сохранить государственность на той позиции «буржуазной революции», которую все считали необходимой, но слишком немногие проявили готовность защищать последовательно и серьезно. Начиналась агония власти...