История второй русской революции - Павел Милюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Демократия» против к.-д. В самом деле, очень скоро обнаружилось, что, приглашая генерала Алексеева и Кишкина, поручая Кишкину обсудить еще более правые, уже чисто «буржуазные» кандидатуры, Керенский рассчитывал без хозяина. В исполнительном комитете Совета в тот же день, 30 августа, появилось самое нетерпеливое отношение к сохранению у власти к.-д. и выразил это настроение не кто иной, как член кабинета, министр труда М. И. Скобелев. Подчеркнув заслуги Совета и комиссии борьбы с контрреволюцией, которая только что сделала свой доклад, в усмирении корниловского мятежа, Скобелев перешел к вопросу о переустройстве власти и прежде всего сообщил об уже состоявшихся назначениях. Имена Верховского и Вердеревского приветствовались шумными аплодисментами. Напротив, при именах нового верховного главнокомандующего Керенского и его начальника штаба генерала Алексеева зал хранил молчание. Это вышло тем более заметно, что неловкий оратор сделал тут большую паузу, дожидаясь выражений одобрения. Уже насторожившись, аудитория недоверчиво встретила дальнейшие слова оратора. Скобелев говорил, что коалиция должна быть сохранена, ибо она «не есть плод кабинетных измышлений», но что, «конечно, в кабинете не может быть места тем, кто так или иначе связан с Корниловым». «Нельзя ли более конкретно? — раздались голоса с мест. Скобелев, идя навстречу собранию, высказался более «конкретно». «Одна партия, заявившая на столбцах своего органа, что Корнилов — реальная сила, с которой необходимо считаться, не может рассчитывать на то, чтобы ее представители вошли в кабинет». Крики с мест: «Слава Богу, долой к.-д.!» — пояснили мысль оратора. Впрочем, далее в речи другого министра, Авксентьева, эти указания были еще «конкретнее». Когда министр внутренних дел упрекал Корнилова, что он оставил армию «беззащитной против натиска неприятеля», раздались крики: «Смерть изменникам!» Уступая настроению собрания, оратор при шумных аплодисментах потребовал смертной казни для генерала, добившегося восстановления этого института в армии. Далее следовало повторение неверных сведений о Каледине, а о новом правительстве Авксентьев сообщил, что «в составе кабинета не могут быть те люди, которые открыто не отмежевались от сторонников мятежа и которые сваливают всю вину за мятеж на Временное правительство. Не могут войти в правительство и те люди, которые предлагали начать переговоры с мятежным генералом». При этих словах раздались крики: «Арестовать Милюкова!» Следующим оратором был Церетели. Далекий от того, чтобы возражать обоим министрам, он лишь резче подчеркнул значение «оправдавшей себя идеи коалиции». Но и он не только требовал «отсечения некоторых частей этой коалиции», утверждая на этот раз, сообразно настроению аудитории, что это не означает «сужения базы революции», но настаивал на «разрушении тех центров, вокруг которых собираются темные силы: на чистке Ставки, на роспуске IV Думы, ибо интересы революции и страны требуют, чтобы государственная власть гарантировала нас от повторения подобных случаев». Речи большевиков и интернационалистов Каменева, Стеклова, Лапинского, произнесенные на следующий день, 31 августа, показали, с каким настроением должны были считаться приведенные речи правительственных ораторов. Здесь уже не только осуждалась идея коалиции, но и выдвигалось требование полной смены правительства, как недостаточно решительного. «Мятеж Корнилова — не его единоличное преступление, а преступление организованной буржуазии, — говорил Каменев. — Только коалиция пролетариата, крестьянства и солдат спасет революцию, и только такая коалиция возможна в настоящий момент». «Коалиция с буржуазией, — прибавлял Стеклов, — убивает живые силы представителей демократии, которые принуждены при этом вести соглашательскую политику и подчиняться саботажу правого крыла».
Этой крайней, но вполне последовательной позиции умеренная «демократия» противопоставила свой, как обычно, внутренне противоречивый план: сохранить коалицию, но без участия в ней членов партии народной свободы.
Прежде чем было принято по этому поводу окончательное решение исполнительного комитета Совета, товарищи по партии социалистов-ре-волюционеров Гоц и Зензинов привезли Керенскому в Зимний дворец мнение, «пока еще не ультиматум», его политических единомышленников. Включение в кабинет к.-д. недопустимо. «Но, — прибавлял Гоц, — это не исключает возможности вступления отдельных представителей этой партии», отгородившихся от «милюковцев», как это сделали московские к.-д., принявшие в городской думе формулу социалистов-революционеров. «С этой стороны вступление Кишкина не вызвало бы особых затруднений». Так говорил журналистам Год еще в полночь с 31 августа на 1 сентября. Керенский сообразно с этим продолжал вести переговоры с к.-д. и с промышленниками. Вечером 2 сентября Н. М. Кишкин, С. А. Смирнов и П. А. Бурышкин выехали из Москвы в Петроград. Кишкин напечатал в газетах письмо, в котором заявлял, что «входит во Временное правительство с одобрения ЦК партии народной свободы», чтобы противодействовать «борьбе классов и партий» и содействовать единению. Однако же утром 2 сентября, когда все трое приехали в Петроград, положение дел там совершенно изменилось.
Победа большевиков в петроградском Совете. Перемену эту создала позиция, занятая в вопросе о власти петроградским Советом. Совет этот давно уже проявлял склонность к большевизму, и теперь в нем именно на этом вопросе создалось большевистское большинство. 31 августа после описанного выше заседания исполнительного комитета, открылось заседание петроградского Совета. Оно началось с того доклада
Богданова о «самочинной» деятельности комитета борьбы с революцией, из которого мы приводили выдержки. Доклад кончался сообщением, что комитет уже потребовал от правительства платы за свои услуги: освобождения большевиков, арестованных по делу 3-5 июля. Продолжение заседания соответствовало этому началу. Речь Церетели, пытавшегося защищать принцип коалиции, так часто прерывалась протестами, что, наконец, председательствовавший Чхеидзе принужден был напомнить, что у Совета достаточно сил, чтобы «выставить за двери нарушителей порядка». Попытка защитить «московских» к.-д., принявших по делу Корнилова эсеровскую резолюцию, была встречена особенно сильным шумом, что вызвало резкую отповедь Церетели. «Не переоценивайте своих сил, — говорил он, — ведь если заговор Корнилова не удался, то исключительно потому, что не был активно поддержан всей буржуазией: иначе совладать с ним одними демократическими силами было бы невозможно». «Было бы величайшим несчастьем, если бы власть попала в руки одного лишь класса».
Но аргументы не помогали. Настроение аудитории уже сложилось, и в пику Церетели она устроила шумную овацию Ю. Стеклову, повторившему свою дневную речь. Все дальнейшие выступления — Каменева, Мартова, Володарского, Розанова — были против коалиции. Эсер Болдырев присоединил к этому требования чистки Ставки, роспуска Государственного совета и Думы и ответственности правительства, которое создадут Советы, перед революционным парламентом из демократических организаций, впредь до созыва Учредительного собрания. Напрасно Церетели снова пытался доказать, что передача власти пролетариату не опирается на действительное соотношение сил и что обещания большевиков не могут быть исполнены. Он кончил свою речь, однако же, пессимистическим аккордом. «Очевидно, что знамя революции, которое в течение шести месяцев находилось в наших руках, переходит в другие руки. Хотелось бы, чтобы в этих руках оно прожило хотя бы половину этого времени. Но я этого момента опасаюсь, так как перехода власти в руки Совета рабочих и солдатских депутатов с нетерпением ждут противники революции, чтобы нанести ей решительное поражение». Церетели, несомненно, сообщил здесь о настроении, в то время уже довольно распространенном; он не упомянул лишь, что оно было создано именно тактикой умеренного социализма.
Заседание петроградского Совета закончилось действительно поражением советского большинства. Большинством 279 против 115 при 51 воздержавшемся была принята резолюция, предложенная большевиками, следующего содержания. Всякие колебания в деле организации власти должны быть прекращены. От власти должны быть отстранены не только представители к.-д., но и представители цензовых элементов вообще. Единственный выход — в создании власти из представителей революционного пролетариата и крестьянства. В основу деятельности нового правительства должно быть положено декретирование демократической республики, немедленная отмена частной собственности на помещичью землю, объявление тайных договоров недействительными и немедленное предложение всем народам воюющих государств заключить демократический мир. Кроме того, необходимо прекращение всяких репрессий против рабочих и их организаций, немедленная отмена смертной казни на фронте, восстановление полной свободы агитации в армии и конфискация буржуазных газет. Резолюция требует еще выборности комиссаров, осуществление прав наций, живущих в России, на самоопределение, в первую очередь удовлетворения требований Финляндии и Украины, и роспуска Государственного совета и Государственной думы.