В тени пророчества - Сергей Кусков

Но не двоих одновременно.

«Держи…» — скользнул холодок о мое сознание и руки потянулись вперед, отбивая оба удара. ОБА.

Когда противники отлетели назад, я посмотрел в руки. Там было ДВА меча! Голубой клинок, сотканный из мириадов белых и голубых всполохов огня был зажат в правой. Оранжевый в левой крайне возмущался этим, сопротивлялся, руку кололо, сам меч дрожал, но я держал его. Впрочем, бело-голубой клинок тоже не радовался соседству красного, тоже сопротивлялся, но я удерживал и его.

Все ошарашено смотрели на меня, не понимая, что происходит. Как там у Гоголя: немая сцена.

— Кхе-кхе! — раздалось за спинами моих противников. На середину дворика вышел низенький седой старичок с добрыми глазами.

— Ну и какой же это продавшийся? Разве может продавшийся держать в руке меч света, Света?

— Но отец Михаил… — начала златовласка.

— Не желаю ничего слышать, свободны!

— Но… — сопротивлялся белоснежный брюнет в темных очках (ох и погонял же он меня! Сволочь!)

— Коля, проблемы? И чтобы духу здесь вашего не было! Ты еще здесь?

— Да, отче. — Светлана низко склонила голову, затем величаво уплыла в арку. За ней нехотя последовали остальные. Когда двор оказался пуст, старичок обернулся ко мне.

— Ну, здравствуйте, молодой человек. С прибытием! — он усмехнулся. Но не зло, а так, весело. — Меня зовут отец Михаил. Я координатор ордена по Европейскому округу.

— Очень приятно! Михаил. Просто Михаил. — Ответил я и опять повалился без сознания. На сей раз от болевого шока.

Ливия, 10 00 лет назад

Свежий южный ветер шевелил желтую выгоревшую траву, пригибая к сырой земле. Природа ликовала: засуха, стоявшая несколько месяцев, наконец кончилась. Справа пробежал олень. Мелькнул, помахав рогами, и удалился прочь, в сторону от отряда. В другое время они бы устроили хорошую охоту, но сейчас было не до оленей. Один из воинов все же выпустил вслед стрелу, но расстояние было слишком велико. Бааль Набис поднял руку и стрелок закинул лук за спину.

Им нельзя охотиться. Им нельзя останавливаться.

Отряд ехал убивать.

Сорок два человека (в плену у Юду Зебаб научился складывать числа и даже рисовать их) неслись легким галопом по размокшей мягкой земле, разбрызгивая из под копыт комья жидкой грязи. Но лошади шли ходко, памятуя про недавнюю засуху. Да, лучше уж так, чем не пивши по нескольку дней бешеной скачки.

Во время засухи они откочевали на север, ближе к морю, но не нашли там желаемого спасения. Зато потеряли в боях с местными много воинов, и от падежа — много лошадей. А теперь, вернувшись назад, обнаружили, что их пастбища заняты другим племенем.

Это были плохие воины, они ужасно держались в седле и совершенно не умели стрелять на скаку. Но их было очень много. Засуха прогнала их с насиженных мест, и они пришли на земли амореев. И теперь, когда начались дожди, их надо прогнать назад. Или убить.

Иначе племя не выживет.

— Стой! — бааль Набис, глава отряда и его старший брат поднял руку. Двое воинов рядом натянули тетиву, целясь во что-то темное впереди. Всадники остановились. Зебаб выехал вперед, к брату. Перед ними на дороге в полуполете стрелы лежал человек, грязный и оборванный. А еще очень худой и изможденный.

— Это человек Юду. Так одеваются их воины.

Сзади раздался смешок, но он не обратил внимания.

Отец принял его, когда он вернулся. Ведь Зебаб ушел воином, а не рабом. Прискакал на коне, с луком и полным колчаном. И если кто-то усомнится в этом, он докажет наглецу, что тот не прав.

И ведь пришлось доказывать! По закону предков, в сшибке на полном скаку. Целых четыре раза!

В итоге племя лишилось четырех дерзких и неумных воинов, а четыре не самых слабых рода затаили на него злобу, ожидая случая, чтоб отомстить.

Отец смотрел на все это и посмеивался. Его сын доказывал право называться его сыном. И доказал. Значит сильный и может называться воином, а не каким-то пастухом. Поэтому его приняли, несмотря на плен и рабство. Но втайне за спиной все кидали многозначительные взгляды и смешки. Реагировать на них было нельзя — это недостойно настоящего воина. Кидаться на противника из-за косого взгляда — удел рабов и трусливых женщин. Настоящий мужчина может оскорбить другого мужчину только словом или поступком. Но приятного было мало: каждый раз, слыша издевательские намеки, он дорисовывал слово «раб», произносимое обидчиком про себя, и закипал. Но молчал.

Колонна во главе с баалем шагом подъехала к лежащему без сознания человеку. Один из телохранителей брата спешился и перевернул лежащего юду. Зебабу от вида лица этого человека стало плохо. Воин тем временем осмотрел и пнул лежащего. Тот застонал.

— Жив.

— Набис, я первым увидел его! — выехал воин, скакавший впереди отряда в полуполете стрелы. Он был из рода одного из убитых Зебабом на поединке, и это плохо.

— Мы едем на войну, Даррис.

— Но мы захватим там много пленных. Одним больше, одним меньше…

— Чем он тебе так понравился? Хочешь развлечь своих женщин? — усмехнулся сын вождя. Сзади раздался дружный хохот.

— Мне нужны рабы-мужчины. У меня большое стадо, а женщины не могут делать тяжелую работу. — Улыбнулся дозорный.

— А мы уж было подумали, что ты не справляешься в шатре со всеми своими женщинами! — засмеялся предводитель. Лицо Дарриса расплылось в улыбке.

— Бог-Небо дал мне достаточно мужской силы, чтобы развлекать своих женщин.

Воины снова довольно засмеялись и заулюлюкали.

— Забирай. — Еще раз усмехнулся сын вождя. — Но повезешь на своих лошадях. И не вздумай отстать.

— Да, повелитель… — Даррис поклонился.

— Нет! — Зебаб услышал свой голос.

— Что «нет»? — повернулся брат.

— Я знаю этого человека. Он друг моего шатра. Даррис не заберет его.

Предводитель, прищурившись, долго оценивающе смотрел Зебабу в глаза. Наконец пренебрежительно расхохотался.

— Наш раб узнал своего господина?

Воины сзади поддержали своим смехом, но уже более вяло, ожидая, что будет дальше. Это было унижение. Оскорбление, смываемое только кровью. Аморей побагровел. Но перед ним был старший брат, бааль, боевой вождь. Наследник отца. Отец не позволит просто так вызвать его на поединок по закону предков. Но и переносить такие оскорбления тоже нельзя. Это клеймо, которое не смоешь ничем. Клеймо труса. И старший брат знал это.

И еще, если бы Набис только догадывался, насколько попал в точку насчет хозяина!

— Я сказал, — выдавил Зебаб, из последних сил не срываясь в припадке ярости, — что этот человек гость моего шатра. — Боковым зрением он заметил, что лежащий открыл глаза и внимательно следит за ситуацией. Это придало уверенности.