Трольхеттен - Сергей Болотников

Волчьи глаза плохо видели в темноте. Слабый разреженный свет, проникающий сюда, в эту подземную каверну не мог полностью высветить все ее темные углы. Впрочем, изрядно отощавшим и одичавшим зверям он были не нужен - нюх заменял собой зрение. Человек же здесь, скорее всего потерялся. Тем более, что светло было лишь у самого входа, где сквозь многочисленные трещины в своде попадал сюда свет вечно скрытого за тучами солнышка, да у выхода, откуда падал зеленоватый разреженный блик подземелья. Источника у него не было, однако света этого хватало, чтобы осветить многие и многие километры этой странной земли. Волки ушли сюда, когда на поверхности стало нечем питаться. Благоуханные помойки, полные подгнившей, но вполне съедобной снеди почему-то больше не пополнялись. А вроде бы наступила такая благодать с тех как был уничтожен последний дворовый пес. От людей волки шарахались, слишком хорошо они изучили переменчивый недобрый нрав царя зверей. У волчицы на голове до сих пор остался белесый шрам, от удара арматуриной, которая она получила от пьяного Босховца незадолго до их всеобщей гибели. А волк прихрамывал на одну лапу - результат удачного броска камнем, который швырнул десятилетний ребенок. Звери пытались охотиться в окрестных лесах, но и тут потерпели неудачу: чуя холода, местная живность спешно зарывалась в норы или отбрасывала копыта, потому что ранняя осень явилась причиной редкостного неурожая лесного провианта. Вызревшие плоды схватывало заморозком и налившиеся соком ягоды становились чемто вроде скульптуры - красивые и совершенно несъедобные, хранящиеся под прозрачным покровом тонкого льда. По утрам ветер качал эти ледяные цветастые комочки и они мелодично звенели, наполняя пустынный лес тихим, берущим за душу перезвоном. Жаль, слишком мало осталось людей, способных оценить эту дикую и прекрасную лесную музыку. А волки были к ней равнодушны. Не сумев прокормиться, с выпирающими ребрами, звери возвратились в город и обнаружили, что на улицах стало куда безопасней. Скользящие в ночной тьме серыми тенями хищники почти не встречали ни одной живой души. Изредка сверкая фарами и надрывно ревя мотором проносилась дорогая машина битком набитая подозрительным вооруженным народом курьерами, посланниками и без того маленьких, но все время дробящихся общин эдакими подобиями коммун, куда вступали по убеждениям, одинаковым взглядам, и просто так, чтобы спастись от надвигающегося безлюдия, тень которого страшила даже самого закаленного человеконенавистника. И все же они оставались, эти общины, крошечные подобия государства со своими лидерами, убеждениями и армией. Владислав и шестеро примкнувших к нему людей являлись именно подобной общиной, хотя и не подозревали об этом. Впрочем, никто кроме них такт и не озаботился проблемами глобальными, в основном ставя перед собой близко лежащие цели - выжить, сохранить семью и родных. Пережить Исход. Куда исчезают люди никто не знал, это принимали как данность, как судьбу. Оставшиеся горожане упорно делали вид, что не замечают этого тихого, незаметного исчезновения. Но все же завидя идущего впереди переселенца, нагруженного немудреным своим добром и с улыбкой зомби на губах, испуганно шарахались. Как от прокаженного, ругались и плевали вслед. А потом бывало, уходили сами. Мозг зверя прост и примитивен, но вместе с тем обладает огромным потенциалом выживания, и потому, не скованные предрассудками волки ушли в пещеры, вниз. Они не слышали страшных рассказов об этих известняковых кавернах, не читали ныне отдавшую швартовы "Замочную скважину", и не были знакомы с любящими попугать слушателей сталкерами. Волки ушли вниз и нашли, что в пещерах очень даже неплохо. Живность тут водилась в изобилии, особенно возле выхода. А то, что она странно и непонятно пахла, и имела необычный вкус ни в коей мере не колебало волчьего спокойствия. Она годилась в пищу, и после нее не наступали желудочные колики, и значит все эти зверьки являлись потенциальной добычей. Жертвами оголодавших зверей стали даже несколько гигантских, многолапых мокриц, что уже долгие годы существовали в подземном озерке, скрытом под покровом абсолютной тьмы. Мясо этих лишенных зрения тварей было холодным и склизким, но при этом чрезвычайно питательным. Здесь было хорошо, в пещерах, пусть тот неуловимый наверху медный пугающий запах пронизывал здесь каждую частичку прохладного воздуха. Постепенно волки стали делать вылазки в сторону подземелья. Низко стелясь, проносились они в зарослях высоких луговых трав, перехватывали суетную мелкую добычу, и останавливались, когда запах меди становился удушающим. Звери смутно догадывались о его источники - он был скрыт на холме, и подойти туда не решался ни один из волков, тем более, что стражи холма в источающих железную вонь шипастых ошейниках дважды чуть не перехватили их у самого входа в пещеры. Так или иначе волки постепенно стали забывать о городе оставшемся наверху, и забыли бы совсем, если бы поселение не напомнило о себе самым радикальным способом.

Случайный путник, какими-то судьбами попавший в город к середине сентября, счел бы его покинутым. Будь он образованным, этот путник, он бы, пройдясь ночью от Старого моста до Арены, через пустынную и широкую Центральную улицу, через перекрестки с Верхнемоложской, большой и малой Зеленовскими, мимо впустую источающими влагу колонок и домов с пустыми глазницами окном в которых не горел ни одни огонек неизменно вынес бы свой вердикт: тут случилась какая-то катастрофа. Может быть нейтронная бомба, может быть смертельный вирус неочумы, или секретный реактор летней ночью плюнул в небо источающую радиацию отравленную тучу. Или, если он мистик, чем черт не шутит, все отправились в астральных телах на комету Галлея, или все до единого переселились в параллельный мир, воспользовавшись тарелочками вовремя прилетевших братьев по разуму. Так или иначе, уразумев это, путешественник постарается поскорее покинуть город-призрак, внушающих страх, похожий на исполинский летучий голландец, что несется сквозь время без рулей и ветрил. И будет этот путник не прав. Здесь, на пустынных улицах, за, глухо закрытыми одеялами, окнами, под обледенелой утренней скорлупой каменных домов, еще теплилась, а кое-где даже била ключом скрытая, подспудная жизнь, которая согласно расхожему выражению, все еще, по-прежнему - продолжалась.

Часть четвертая

Ой, мороз...

(Все зло из-под земли).

1.

-Ну, - спросил Дивер, - что скажешь хорошего? -Ничего, - ответил Мельников, - хорошего ничего. Разве что, видел я его. -Ты уверен? Тот самый, черный, лакированный? -Он! На заднем стекле надпись. Дивер согласно кивнул. На этот раз все собрались в квартире Сани Белоспицына. Большая комната здесь оправдывала свое название, к тому же при полном отсутствии мебели становилась чуть ли не залом. Четверо стульев и неказистые кухонные табуретки казались на этом пыльном просторе произведением концепт арта, сделанным художником с явным уклоном в сторону минимализма. Угрюмо поблескивающие стволы в углу завершали картину жирной вороненой точкой. -И где же? -Наткнулся возле самого завода. Дважды он въезжал на территорию и оставался там минут тридцать не меньше. Третий раз выехал в город, и может быть вернулся - мне досмотреть не удалось, курьеры подъехали. -А он? -Ну он то раньше уехал. -Что он там забыл на этой свалке? - спросил Влад, - к чему они, эти заброшенные корпуса? -А вы слышали байки про этот завод? - спросил Степан. -Да кто их не слышал? Хлысты... Зэки... шантрапа. Там ведь уже с десяток лет ничего не работает. -Зона. - Сказал Степан со вкусом. Дивер скривился, глянул на него с неодобрением. Вздохнув, произнес: -Ну а вообще как? Василий Мельников, бомж Василий присел на оставшийся свободным табурет. Одежда пришедшего была заляпана грязью и кое где сиротливо зияла не штопаными дырами. После зеркального эпизода Мельников стал безрассудно храбр, как и бывает у зайцев, которым вдруг посчастливилось зубами завалить волка. Так, что неудивительно, что именно его послали в этот день на разведку. Это была уже не первая вылазка в город. После бурной дискуссии, последовавшей после возвращение Витька, стало ясно, что свобода действий у них колеблется между двумя пунктами: ничего не делать, и сидя сложа ручки ждать Исхода, или попытаться что-то изменить. Как выяснилось в дальнейшем, единственное, до чего у них могли дотянуться руки, был черный "сааб" - колесный символ царящий в городе разрухи. И тяготеющий к командованию Дивер в скором времени развернул настоящую полевую разведку, с целью выследить скрывающийся автомобиль. Никого убеждать не пришлось - у всех были свои счеты с черной машиной, так, что Севрюку, бывало, становилось слегка не по себе, когда он видел с каким огнем в глазах вещает об объекте их охоты его собственная община. Особенно сильно он тушевался, когда видел в такие моменты Мартикова - бывший старший экономист, гуманитарий с двумя высшими образованиями в гневе совершенно утрачивал человеческий облик, становясь похожим на бешеного зверя. "Сааб" засекли, но каждый раз на ходу, когда он на высокой скорости с включенными фарами и сигналя как иерихонская труба проносился вдоль улицы центральной. О месте его гнездования так и не смогли узнать, и лишь сегодня Мельников принес весть о месте вероятной локализации. -Вообще? - спросил герой разведчик, - колонки опустели. Ни одного человека. Я не пойму, им что, пить больше не хочется? Сгорела пятиэтажэка на Покаянной, с низу до верху выгорела. А по крыше бегал какой то жилец в пижаме и орал. Он, похоже, там вообще один жил. -И что? Сгорел? -Нет, прыгнул. На клумбу. Ногу сломал и память отшибло. -Ну хоть живой... -Не знаю. Когда этого парашютиста в соседний дом вели, чтобы ногу полечить, к нему его личный монстр пришел. Огненный такой урод. Так прыгун с трамплина как огневика этого заметил, вырвался из держащих его рук и на одной ноге ускакал. Как кузнечик прыгал, ей-богу. -А я вот опять слышал как внизу плачет ребенок... - сказал Влад, - вот думаю, может сходить, посмотреть. -Ну, Славик! - возмутился Дивер - никуда ты не пойдешь. Я ж тебе говорил, не ребенок это никакой. Так, манок. Раскинули сети, и ждут пока какой нить дурень вроде тебя на плач попрется. Сентиментальных то развелось счас... -Да ты то откуда знаешь? -Он дело говорит, - поддержал Дивера Степан, - манок это. В пещерах их знаешь сколько? -Ну, в пещерах! Там уж сто лет всякая гнусь водится. Еще небось когда монастырь тут был, она на шахтеров нападала. -Я тоже слышал! - сказал Мартиков - плачет ребенок. Лет пять ему не больше. Никто не слышал? -Мы в ту ночь ничего не слушали, все на тебя косились. - Произнес Белоспицын. -Так луна ж была! -А что луна. Я уже Диверу хотел кричать, чтобы он веревки тащил, - сказал Степан, - а Василий еще бред нес, мол одолел тебя твой монстр. Мартиков вздохнул, устремил взгляд в пол. Сегодня он сидел в отдалении от остальных, в самом углу. Тусклый взгляд слезящихся глаз - если бы не кошмарная внешность, типичный тяжело больной человек. И радовался бы жизни, да не получается. И на глаза старается не показываться, кто знает сколько ему осталось. -Дай бог, следующую ночь не повториться. - Произнес он, - луна на спад идет. Теперь еще месяц. -Управимся, - произнес Дивер, хотя никто не знал с чем и каким образом будет управляться. -Этих с ножами никто не видел? - спросил Владислав, помолчав. Народ покачал головами. Белоспицын робко заметил: -Затихли. Может, Изошли все? -Вряд ли... А я еще видел сегодня пса! Живого, настоящего пса, избитого только очень. Сколько недель расстрела прошло, ни одной псины - даже хозяйские подевались куда-то! -Ясно... - сказал Дивер, - Василий, нам бы печурку достать, ну, буржуйку! Холодает день за днем. -Сегодня с утра снегом пахло. Я думал все, будет снег, - Мельников глянул в окно, на серые свинцовые тучи, что с нежностью гидравлического пресса стремились прижаться в остывшей земле. - А буржуйку достанем. У Жорика в лежке буржуйка была, если не утащили. А это вряд ли, Жорик все еще там лежит, охраняет. -Вот что я не пойму с этими монстрами. - Молвил Сергеев, на манер Мартикова созерцая пол, - если зеркало это было настроено только на тебя, и даже принадлежало тебе, то каким же образом оно умудрялось убивать всех твоих знакомых? Они-то не боялись зеркал? -А его это волновало? - спросил Мельников - считай его цепным псом. Натравили на меня, но плакать будет каждый, кто попадется ему на пути. Еще Хоноров... -Кстати о Хонорове, - вклинился Дивер, - никто его не видел? Покачали головой. Нет, не видели, да и, признаться, как-то позабыли о Евлампии Хонорове среди этого вороха насущных и глобальных проблем, вроде этой живой мины с заведенным таймером, что понуро сидит сейчас в уголке Саниной квартиры, где в свое время стоял любимый сервант его матери, сгинувший вместе с ней в пыльную неизвестность. Четыре четких круглых отпечатка все еще имели место быть слишком долго простоял здесь сервант, чтобы вот так сразу стереться из памяти старых много раз крашенных досок пола. И все же Саня заметил - с каждым новым днем отпечатки бледнеют, словно выцветают, и наверняка скоро квартира приобретет абсолютную безликость, какая была у нее в золотые годы постройки этого дома. Много-много лет назад. Если только не придут люди и снова не заставят квартирные пределы громоздкой и уродливой мебелью. А поселиться здесь решили надолго. До упора. -С кормежкой проблем не будет, - сказал им Дивер, общепризнанный лидер группы, - я договорился с одним из магазинов. Они теперь заказы только по договоренности выполняют. Денег не берут, только золото и драгоценности. -А ты что? - спросил Влад, на которого взвалили тяжкую обязанность мозгового центра, которую он, впрочем выполнял через пень колоду. -Ну я им подкинул. У меня в загашнике кое-что было. Кроме того орлы эти ихние, из охраны, налетели на ближнюю военную часть. Говорят, нет там никого. Набрали сухпаек армейский да пошли. И я у них часть скупил. Так, что не помрем. И вправду, не померли, и даже несъедобный для всех, кроме Васька, сухпаек еще не употребили, оставив его своеобразным НЗ. Еще два дня спустя после первой результативной разведки наконец то обнаружили вероятное место гнездование черной иномарки. Как и предполагалось, больше всего "сааб" ошивался подле заброшенного завода, а часто, и главное регулярно, бывал и внутри периметра. Никто и не удивился, узнав, что там он трется в основном за стенами древнего монастыря. Здесь, склонный к показному мистицизму Влад процитировал строки одного автора из жанра хорор, насчет мест, которым свойственно притягивать к себе всякое зло, после чего их посиделки стали неуловимо напоминать полуночный разговор детишек младшей группы в пионерлагере. Мурашки, впрочем, от него по спине ползли ничуть не меньше, чем у пресловутых детишек. -Сколько там всего народу сгубили? - спросил Белоспицын. -С тех пор как закопали старое кладбище, уже не понять, - ответил Степан, старожил и знаток местных легенд, - старики еще помнили, да вот только Изошли все до единого. В пустеющем городе с пугающей быстротой развивалась новая система терминов, которой пользовались абсолютно все, независимо от уровня образования и социальных различий и - понимали друг друга с полуслова. Самым модным словечком стал пресловутый "исход", у которого имелось сразу несколько значений. Эдакий совмещенный в одном слове апокалипсис, судьба и рок. Под ним подразумевалась как недалекая всеобщая гибель, так и банальная бытовая смерть. Теперь говорили не умер - Изошел. Счастливых людей идущих прочь с тяжелой поклажей называли беженцами, хотя некоторые острые на язык горожане дали им кличку "чумные", которая вполне соответствовала действительности - народ шарахался от этих переселенцев, как от пораженных черных мором. Синонимом богатства, солидности и вообще "крутизны" стало словечко "курьер", и виноваты в этом были сами курьеры, которые с посланиями от своих богатых, держащихся тесной группкой со слугами и охраной господ, катались из одного конца города в другой. Простой народ, борющийся за выживание, глядел на их дорогие машины с ревом двигателей и всяческой иллюминацией пролетающие по вымершим улицам и делал соответствующие выводы. Выражение "живешь как курьер" стало синонимом красивой жизни. Отсюда пошли такие завороты как: "ну ты курьер!", как выражение восхищения, и "курьерить" с ударением на последнем слоге, что означало вызывающее экспрессивно-пижонское поведение, дальним предком которого было слово "понты". Еще через два дня стало ясно, что визиты "сааба" отличаются регулярностью. Очередная разведка группой из трех человек - Мельников, Дивер, Степан, соответственно - выявила еще кое-что. А именно: вероятное место прибытия "чумных". Эти шли на территорию завода и никогда не возвращались. Как раз во время этого похода, группу чуть не застукали. Сначала из-за ворот выбежал человек одетый в простую домотканую рубаху. Рот его был разинут в немом крике, глаза были вытаращены и разум в них не угадывался. Не успел этот беглец добежать до ближайшего перекрестка, как несколько метких выстрелов отправили его в Исход. Стреляли с территории завода, а после появились и сами стрелки - несколько вооруженных людей, облаченных в подобие грубых свитеров без рукавов. При ходьбе кольца на свитере отчетливо звенели, так что становилось ясно, что сие облачение ничто иное как стальные кольчуги. Двое из пришедших подхватили беженца за ноги и потащили обратно на завод. А третий повернулся и стал внимательно оглядывать тонущую в дождливых сумерках улицу. Казалось он углядел, замершую в густой тени группу, но в этот момент с диким воем подкатил черный "сааб" и стрелок поспешно удалился внутрь периметра, пару раз панически обернувшись на демоническое авто. Больше за ворота никто не выбегал, так что беглеца во власянице можно было считать исключением. А вот "чумные" все шли. Еще через день стала сама собой напрашиваться мысль, что они все идут туда, все до единого, а значит за исключением первой волны эмиграции, тех что прорвались через кордоны еще до закрытия города, ни единый из его многочисленных жителей не покинул поселение. От догадки этой становилось не по себе, и разум не мог представить, куда на заводе можно упрятать по меньшей мере двадцать тысяч человек. Мысль о горе мертвых тел за внутреннем периметром приходила незваной, и уходить, несмотря на все доводы рассудка не собиралась. В середине сентября, в этом странном ледяном затишье, что неожиданно возникло в самом начале месяца, Дивер сказал, что ждать не имеет смысла. Возможно его подвигнула на действие весть об исчезновении того самого магазина с его охраной, разведчиками, бытовыми службами и лидерами. Пустое помещение там, где был магазин ни в коей мере не говорило о том, что здесь вообще кто-то жил. Кафельные плитки, которыми были облицованы стены, сияли первозданной, хирургической чистотой, хотя на памяти Севрюка они были все иссечены сколами и царапинами. -Я не понимаю! - только и сказал Михаил Севрюк, возвратившись с этой печальной экскурсии. -Кант сказал, что мир не такой, каким мы его видим, - произнес Владислав. -Кант был бы рад... увидев это. Они были уверенны, что против автоматического оружия черный автомобиль не сдюжит, даже если он вдруг окажется бронированным. -Главное не дать вырваться... Если уйдет, все. -Не уйдет, - сказал Мартиков, - если будет на чем догнать. -А будет? И Мартиков скрипя сердцем, сообщил общине, что в его личном гараже до сих пор стоит его же личный автомобиль, его отрада и гордость, на котором он не ездил уже несколько месяцев, и который между тем в рабочем состоянии, и заправленный под завязку самым настоящим девяносто пятым доисходным бензином. Курьеры с их дизельными трещотками обзавидуются. -А не вскрыли его, твой гараж? - спросил Дивер. -Мой, - усмехнулся Мартиков, - не вскрыли. И вправду, не вскрыли. А вот стоящий рядом элитный гараж попросту исчез, оставив на месте себя быстро сужающуюся воронку. Не взрыв, скорее провал. Ранним утром шестнадцатого сентября, пятеро человек втиснулись в "фольксваген" Павла Константиновича. За руль посадили Дивера с его опытом вождения. На переднем сидении разместился хозяин авто (отчасти потому, что находиться слишком близко от его мохнатого тела до сих пор никто не решался), позади - Влад, Степан, Мельников. Все с оружием. -Эка мы! - высказал общее мнение Степан, садясь в машину, - ну прям как курьеры! Без проблем доехали до завода с включенными фарами продираясь сквозь утренний туман. Припарковали машину в тени пятиэтажного сталинского дома с угрюмым обрюзгшим от времени фасадом. Вышли. Было холодно и лужи на асфальте подернулись тонким белесым ледком, под которым серебристыми пузырями перекатывался воздух. А при дыхании изо рта вылетали легкие, сверкающие в свете фар облачка пара. -Когда он? - спросил Дивер, еще более массивный в осенне-зимней одежде. -Десять тридцать, плюс минус. - Ответил Мельников, в отличие от остальных он не ежился, за долгие годы выработал стойкость. -Когда подъедет, притормозит перед вон той рытвиной перед самым входом. Стреляем дружно, кучно... гранат бы еще... ну да ладно. Уйти не должен, на пробитых колесах далеко не уедешь. Но, если все же прорвется, то только вперед, назад сдать не успеет. Тогда закрываем ворота! И все. Кивнули. Дивер оглядел команду - горе бойцы все до единого. Журналист книжник, безумный сталкер, бомж еще... разве что Мартиков с его звериным обличьем пугнуть сможет. Хотя... -Едет! - шепнул Павел Константинович, - Уже едет... - и через секунду Фары! Фары гасите!! Со щелчком погасили раритетные электрические светильники и крашеная в темно-зеленый цвет машина почти полностью потерялась в тени. Что ни говори, а были свои плюсы в этих ранних сумерках. Заливистое мощное завывание. Какой знакомый звук. Да, это он, черный "сааб", и его хозяева, наверное, единственные в городе чувствуют себя вольготно. Свет фар мощно плеснул вдоль улицы, омыл стойки заводских ворот, высветил ту саму рытвину. С визгом шин из Покаянной улицы вывернул давешний "сааб". Воющий рев движка эхом отлетал от окрестных домов, многократно дробясь и множась. Черный как ночь, словно целиком вороненый, с ослепительным светом фар он несся к своей каждодневной цели, низкопрофильные шины мощно сглатывали оставшиеся метры до ворот. Дивер махнул рукой - не проспите мол. Влад вытер вспотевший лоб - минус на улице, а гляди-ка, горячий пот. С душераздирающим визгом, от которого заныло в челюстях, как будто кто-то провел пилкой по стеклу, авто резко оттормозилось метрах в десяти от ворот, которые в свете его фар приобрели неуместно величественный вид, контрастно роняя на заводскую землю черную рубленую тень. Рваные клочья тумана проплывали в этих желто-белых лучах, делали их видимыми. Дальше автомобиль не поехал. Стоял и чего-то ждал. Четко было видно багровое мерцание за стеклом. -Все! - выдохнул Дивер, - почуял! -Но как... - начал Мартиков, а бывший солдат его не слышал, вышел на дорогу и открыл торопливый непрерывный огонь по стоящей машине. Влад и Приходских бежали к нему, поливая "сааб" из своих автоматов. Суматошный стрекот автоматического оружия заполнил пустынную улицу: грохот выстрелов, звяканье гильз - недавно родившийся день жадно впитывал в себя любые звуки. Влад Щурил слезящиеся глаза, "ингрем" плясал в руке как одержимый, посылая пули куда угодно, но только не в их неподвижную цель. Асфальт подле "сааба" вздыбился, плюнул в небо антрацитовой крошкой, пули высекали карнавальные искры из старого фонарного столба с чугунным основанием, расцвел белой, пышной, состоящей из осколков стекла, астрой, чудом уцелевший плафон, да стены дома неподалеку обзавелись причудливыми марсианскими фресками. А на "саабе" не было ни царапины. -Что за черт?! - заорал Дивер, хрипло, - что за...! Бывший старший экономист "Паритета" Павел Константинович Мартиков, корявой, деформированной рукой взвел курок своего автомата, а потом выйдя на середину дороги, короткой очередью выстрелил в район агатово - черного стекла. Взвизгнули шины - теперь "сааб" поспешно сдавал назад, нещадно сжигая резину, но в его лобовом стекле одним за другим образовывались идеально круглые пулевые отверстия. Пули с хрустом врывались в нутро машины. "Сааб" стал лихо разворачиваться, но на самом завершении маневра его вдруг пьяно качнуло, и он чиркнул передним бампером все по тому же столбу. Мартиков больше не стрелял иссяк магазин. -Ты подранил его! - орал где-то рядом Мельников, - Он подранок!!! Рядом тормознул "пассат", Дивер махал рукой, зазывая внутрь. -Как ты сумел? - спросил он, с визгом резины срываясь с места. На заднем сидении остальные поспешно перезаряжали оружие. Глаза Влада блестели от азарта видать понравилось воевать. -Он единственный попал! - гаркнул сзади Приходских, - стрелять наверное лучше умеет! -Не умеет, - сказал Дивер. -Может быть дело в том, - произнес Мартиков, - что я чуть не стал одним из них. -Одним из кого? - спросил Влад, и тут же крикнул: - смотри! "Сааб" круто вильнул на Звонническую улицу, с ревом понесся по ней. Дивер придавил газ и вписался в поворот следом, хотя край одного из украшенных палисадниками домов проплыл в опасной близости от борта машины. Улица неслась навстречу, красные катафоты на багажнике преследуемого автомобиля, на секунду вспыхивали багровыми жуткими искрами, поймав свет фар, над крышами домов размытым неряшливым пятном неслась половинка луны. -Как он гонит! - прошептал Севрюк, - он что... Звонническая закончилась, и "сааб", не снижая оборотов начал выруливать на Змейку. Обе оси машины сорвало в дикий затяжной занос, шины бешено скребли асфальт, сгорающая резина оборачивалась сизым дымом. Багажник авто величаво выцелил фасад здания дома культуры, но водитель черной машины был ас из асов, выведя "сааб" из гибельного скольжения в полуметре от очередного фонарного столба. С резким хлопком покрышки оттолкнулись боковинами от высокого бордюра и автомобиль, завывая как обезумевшая баньши унесся вверх по улице. Ругаясь на чем свет стоит, Дивер вдавил тормоза и их машину стало разворачивать поперек улицы, бросил тормоз, вдавил газ, Мартиков страдальчески поморщился, когда "Пассат" подпрыгнул на все том же бордюре. Черная иномарка уже скрывалась за близким поворотом Змейки. -Как он водит! - крикнул Дивер - как он так водит?! И кинул машину вдоль извилистой улицы с предельным ускорением. Стрелка тахометра метнулась к шестерке, замерла на секунду, а после уверенно стала штурмовать красную зону. В двигатели появились визгливые нотки. -Дивер!- крикнул Владислав, - Дивер, ты бы поосторожней! Но то не слушал. Катафоты "Сааба" снова маячили впереди - он убегал, он сегодня сам стал дичью. Сизый дым вырывался из сдвоенной выхлопной трубы. Узенькая двухполосная улица, разбитый асфальт, но эта черная колесница делала по ней сто, сто десять, сто двадцать километров в час. Ее швыряло то к одной стене, то к другой, лакированный борт проносился в десятках сантиметрах от старых домов. Вой отдавался от стен. -Сколько ты едешь?! - заорал Приходских с заднего сидения. Дивер не ответил, стене домов слились за стеклами в сплошное мелькание, и иногда подступали совсем близко. И по этой старой извилистой улице, по этому рукотворном каньону они продолжали разгоняться. Истерично визжал мотор их "фолькса", стрелка спидометра подползала к ста двадцати. -Как... - начал Дивер, но его оборвал Мартиков, рыкнув: -На дорогу смотри!!! Впереди черный "сааб" повстречал еще один образчик четырехколесного племени, мирно догнивающий на обочине, лишенный освещения, и потому замеченный слишком поздно. Распахнулись во всю ширь багровые глаза стоп сигналов. Шины не завизжали, нет, они заорали, мокрый асфальт моментально высох, а влага в облаке сердитого пара вознеслась в сумрачный воздух. Но было ясно, что черный автомобиль не успеет. Но он успел, просто вдруг перестал тормозить и вильнул в сторону, двигаясь поперек улицы в облаке пара и бензинового выхлопа. Заднее крыло иномарки встретилось с радиатором стоящей машины с отчетливым грохотом, прорвавшимся даже через завывания двигателя. "Сааб" откинуло, и развернуло на сто восемьдесят, после чего он приложил припаркованное авто еще и передним крылом. Дивер этого уже не видел - он оттормаживал автомобиль Мартикова со ста двадцати километров в час, отчего пассажиры его испытывали поистине космические перегрузки. Оставив за собой длинные черные полосы, "фолькс" остановился как раз перед "саабом", как раз за тем, чтобы увидеть как он срывая колеса в пробуксовку уезжает. Странно, вмятина на крыле была совсем небольшая, совсем не то, что ждешь от такого удара. Мелькнул измятый багажник, а потом снова перегрузки, авто стремительно миновало разбитую вдребезги припаркованную машину. -Тварь! - орал Дивер исступленно, - Стой ты! Стой! Напрасно, красные катафоты уже отдалялись, и демонический автомобиль снова как бешенный мчался по Змейке. В конечном итоге все решили курьеры. В том месте, где улица Змейка соединяется с Береговой Кромкой, есть перекресток с парой светофоров, которые перестали работать примерно в год постройки Старого моста и теперь в основном пугали прохожих своими пустыми лишенными стекол глазницами. Не доезжая до перекрестка можно было заметить еще одну улочку, вернее переулочек, узкий и дистрофичный, загаженный на удивление из выходивших туда черных ходов десятка старых домов. Ночью здесь кошки справляли свадьбы, а иногда их гоняли бродячие псы, роясь в объедках в поисках пищи. Здесь же к стенам были заботливо пристроены витиевато изогнутые велосипедные рамы, продавленные кроватные сетки без спинок, лысые как самый центр Арены покрышки, мешки с закаменевшим цементом, слипшиеся рулоны обоев и эпический остов старого пианино - весь тот бытовой мусор, что зачастую гнездится в коридорах коммунальных квартир, вызывая нескончаемые прения жильцов. А наверху раньше жили голуби, ворковали день и ночь, а теперь не стало ни голубей, ни кошек, ни собак. Была здесь еще одна достопримечательность, во много раз более полезная: улочка имела название Голубиный тупик, и полностью ему соответствуя, оканчивалась тупиком - массивной в три кирпича каменной стеной, что отделяла переулок от двора трехэтажного жилого дома. Набравший запредельные обороты "сааб" нацелился уже выскочить на перекресток (и никто почему-то уже не сомневался, что он и в этот раз удержит дорогу), когда ему на выезде дорогу перегородила машина. Низкая серая "БМВ", с битым передним крылом выскочила на перекресток с Береговой кромки с включенными фарами и переливчатым сигналом клаксона. Авто так просело, что не оставляло сомнений - машина полна людей. Волею судьбы эта тоже летевшая на всех парах машина (а что тормозить? Спросили бы курьеры внутри - улица совершенно пуста) оказалась на перекрестке как раз в тот момент, когда его почти достиг убегающий "сааба". -Что счас буде-е-ет!! - заорал Дивер увидев приземистую серую тень на перекрестке. "Сааб" снова затормозил, машину стало разворачивать поперек улицы, в тонированных стеклах отразились фары "БМВ" испуганные лица курьеров. В следующий момент черный автомобиль с ворохом искр преодолел бордюр, чудом вписавшись между двумя фонарными столбами и зарулил в Голубиный тупик. На перекрестке панически тормозила машина курьеров, их вполне можно было понять - смерть заглянула в салон их автомобиля своими желтыми глазами фарами. Дивер сбавил скорость - выросший в Нижнем городе, он знал -переулок кончается тупиком. Мягко, "пассат" заехал в улочку. -Мартиков, готовься! - приказал Севрюк, - если попытается прорваться назад, стреляй! По переулку словно пронесся смерч - бытовые и строительные отходы были живописно разбросаны, часть повисла на крыльцах черного хода. Гнутая велосипедная рама чинно стояла на самой середине дороги, раскорячив лишенные колес рулевые тяги, там, где приземлилась, отлетев от некрашеной кирпичной стены. А впереди черный, заляпанный грязью "сааб" судорожно, стукаясь о стены передним и задним бамперами, пытался развернуться. -Что он делает? - спросил с заднего сидения Мельников. -Попытается вытолкнуть. - Сказал Дивер, - и у него может получиться. Загнанный в тупик, но вместе с тем не утративший воли к свободе "сааб", чем-то напоминал опасного хищника, попавшего в примитивную дикарскую ловушку. Нет, он уже никуда отсюда не уйдет, но при этом и не подпустит к себе охотника. Он в ярости, и все еще надеется выбраться. И у него начинало удаваться. Казалось, невозможно развернуть автомобиль в таком узком проулке, казалось... но он разворачивался, обдирая борта и бамперы, но все равно разворачивался. Двигатель алчно и яростно выл, сизый выхлопной дым смешивался с утренним туманом. Колеса скребли грязную землю. Вот мелькнул на миг, вспыхнул белым огнем глаз-фара - дикий, бешенный, мельком осветил их остановившийся "фолькс". -Михаил, - осипшим голосом вымолвил Степан, - он вырвется! Он сейчас вырвется! Дивер вздохнул, прикрыл глаза, что-то лихорадочно прикидывая. Покачал головой, сказал: -Мартиков, прости... И прежде, чем тот успел спросить, за что площадь, их водитель включил первую передачу, и придавил глаз. С шипением покрышек "пассат" преодолел последние метры, позади заорали, Мартиков вдруг вспомнил, что он не пристегнут, а полусекундой позже их "фолькс" мощно боднул дергающийся черный автомобиль. Со скрежетом взгорбился капот, нежно звякнув, покинули свое обиталище фары, по стеклу побежали серебристые змейки трещин. Оторвавшийся дворник медленно вращаясь, пролетел над крышей "сааба" как маленькая летающая тарелка, держащая курс в сторону двора. Черный автомобиль сдвинуло с места и потащило назад к стене. Он еще вращал своими покрышками, злобно ревел двигателем, но его левый борт находился в жесткой сцепке с изуродованным радиатором "пассата". С отчетливым звоном Дивер припечатал "сааб" к тупиковой стене, на землю темным потоком пролились тонированные стекла, рассыпались под истекающим маслом днищем. Звучно хлопнули левые покрышки: сначала передняя, потом задняя, пластиковое зеркало оторвалось и упало на искореженный капот "фольксвагена". И все затихло. Умолк кашлянув, двигатель черного автомобиля, плюнув напоследок клубом темного масляного дыма. Минуту приходили в себя. Потом на заднем сидении зашевелились и открыв дверцу в холодный утренний воздух вывалился Влад, а за ним все пассажиры заднего сидения. Туман потихоньку сдувало обратно к реке. -Дивер... - сказал Степан громко, - Севрюк! Предупреждать надо, когда таранить собираешься. -Живой и ладно! - произнес Дивер выбираясь с водительского места. -Живой! А то что морду обкорябал об сидение, это не считается, да? -Морду... - процедил Мартиков, появляясь на свежий воздух, вот ему досталось больше других, темные густые волосы, которые уже вполне можно было считать шерстью окрасились красным, спутались, - вот машина моя... -Я же сказал, прости... Глядите что делается! Свет фар припечатанного "сааба" медленно тускнел, словно кто-то невидимый плавно поворачивал ручку настройки яркости. Свет сильно сбавил интенсивность, пока не остался только крошечный светящейся уголек - спираль в лампе накаливания. Потом потух и он. -А что! Аккумулятор раскололи, вот и все! - сказал Степан. Дивер махнул рукой: -Мартиков, держи его на прицеле. Тот кивнул. Остальные стали медленно подходить стреноженной черной машины. Слышно было как в холодном воздухе потрескивает, остывая, мотор. Вот он, черный "сааб", странная пришедшая непонятно откуда машина, символ и вестник Исхода, одновременно. Смятые колесные диски напоминали перебитые лапы. -Мы что-то можем... - сказал Влад. Дивер кивнул, жестом опытного серпентолога взялся за хромированную ручку. Щелкнуло и дверь растворилась с режущим уши скрипом. Пахнуло пылью, старой, ветхой тканью. Свет наступившего дня был куда как слаб, но и в его сумеречном мерцании можно было бы увидеть внутренности машины и того, кто находился в ней. Но в ней никого не было. Дивер отпустил ручку, и попятился на несколько шагов: -Как это...?! Влад наполовину залез в салон "сааба": абсолютно пустой салон. Сейчас, когда никто не загораживал дверной проем все стало видно получше - ветхую матерчатую обивку сидений со множеством шрамов от штопки, царапины и вмятины на торпеде, замасленную и примотанную изолентой ручку коробки передач, замызганный коврик под ногами. Салон выглядел... такой мог быть в машине, которая давно отметила свой двадцатилетний юбилей - много дней беспрерывного использования не очень аккуратным хозяином. Грязь и потеки на деталях интерьера, пивные пятна на сидениях, он не был аккуратистом, это владелец "сааба". Спидометр