Россия и русские в мировой истории - Наталия Нарочницкая

Приднестровье занимает особое место в истории постсоветского периода. Явление Приднестровья, отметившего свой десятилетний юбилей, опровергло многие политологические доктрины о всеобщем отторжении России всеми ранее входившими в нее народами. Пример, впрочем, отнюдь не единственный, но тем более впечатляющий, что народ левобережья Днестра как нигде многонационален (молдаване, русские, украинцы, гагаузы, турки, евреи), но ощущает себя частью общероссийской истории. Поскольку Молдова объявила о независимости, связав ее с ликвидацией последствий пакта МолотоваРиббентропа, Приднестровье, которое в течение 200 лет постоянно в составе России и в судьбе Бессарабии XX века не участвовало, получило возможность провести безупречные юридические процедуры для провозглашения своей государственности, которая в силу обстоятельств не была принята де-юре, но де-факто реализовалась. Из всех «несогласных» с навязанной им судьбой в декабре 1991 года (Южная Осетия, Абхазия, Крым) Приднестровье — единственное состоявшееся образование, которое достаточно успешно развивается экономически, несмотря на отсутствие западных кредитов и всякой помощи России, и внутренне стабильно.

Позиция России в силу уже необратимой общей концепции в отношении новых государств и собственных деклараций исходит из территориальной целостности Молдовы. Этот подход Москва повторяет постоянно, ища взамен от властей Молдовы обещание не вступать в НАТО, однако показав в свое время косвенным образом, что не допустит силового решения проблемы. Пока Россия сохраняет верность своим обязательствам, в Кишиневе перестают питать надежды на ликвидацию «государства в государстве» и ищут пути оформления этого феномена на компромиссной основе. Однако выводы Стамбульского саммита о корректировке фланговых конфигураций, решение вывести российские войска из Приднестровья к концу 2001 года могут иметь серьезные последетвия и не преминут породить изменение позиции Кишинева.

ГРУЗИЯ. Подобные явления и процессы можно проследить в Грузии и в начале перестройки в Армении, где к концу 90-х годов эта тенденция ослабла. Грузия и Армения в отличие от большинства других республик, созданных доктриной, но не историей, имели древнюю и длительную национальную государственность, древнюю письменность и культуру. Это нации, принявшие христианство за несколько веков до русских, а Армения вообще является первым провозглашенным христианским государством. Тем не менее национальное самосознание этих народов было христианско-традиционалистским и вполне вписывалось в классическую имперскую государственную идеологию. Добросовестные исследователи «подъема национализма в СССР» признают, что «только в XIX веке представители национальной интеллигенции смогли сконструировать весомое ощущение исторического прошлого, которое смогло бы поддержать претензии на независимость». Р. Г. Сьюни признает, что национальные интеллектуалы и активисты Грузии и Армении заимствовали у Европы после французской революции идеологию политического национализма, «что позволило им сформулировать свои политические и национальные представления на основе их собственного прочтения прошлого. «Новые воображаемые общины», сконструированные на базе этнических культур и языков, возникли на Кавказе и в западных пограничных землях, но масса крестьянского населения, которая составляла большинство национальных общин, лишь с большим трудом воспринимала их идею»[546]..

Философской сутью «национальной идеологии» было не что иное, как окрашенный в национальное возрождение либерализм, подобный тому, что развивался «угольщиками» в «Молодой Италии», «Молодой Испании» и т. д. и который прекрасно подходит для разрушения христианских империй, но в историческом итоге обрекает все нации на униформацию по знакомой формуле: культура — национальная по форме, либеральная по содержанию. Лидеры меньшевистских правительств почти во всех будущих советских республиках были масонами — Винниченко, Гегечгори.

В оценках ЦРУ времен холодной войны антирусским настроениям в Закавказье уделено немало места, хотя и подчеркнуто, что, несмотря на их равномерную фиксацию во всех слоях и местах, они проявляются аморфно и не воплощаются в конкретные формы активности. Примечательно, что все немногие конкретные проявления иллюстрированы на примере Грузии. Подмечено, что «элементы недовольства, присущие всем коренным народам этого региона», «не сплачивают их», а, наоборот, как и «прочие факторы, разделяют грузин, армян и азербайджанцев». «Неславянское происхождение, отличные языки, принятие христианства за несколько веков до русских, а также другое культурное наследие побужают грузин и армян смотреть на русских как на вторгшихся пришельцев. Помощь, оказанная царским режимом в критические периоды их истории, не устранила эти настроения». Поскольку при анализе подобных проблем в СССР ЦРУ взешивает их с точки зрения использования в возможной войне, каждая разработка сопровождается пунктом, оценивающим потенциальное отношение к вводу иностранных войск и их этничности: «Кроме немцев, которые могут встретить враждебное отношение… только турки могут вызвать отторжение армян; резня армян конца 1890-х годов и в годы Первой мировой войны все еще не забыта»[547].

Сегодня в Грузии идеология исторической мысли и государственной доктрины пересмотрена в духе борьбы за независимость от России, которая якобы уничтожила грузинскую государственность, хотя должна была принять ее под корону лишь для того, чтобы защищать своим оружием от персов и турок. Именно с Турцией — своим историческим поработителем — Грузия нарочито заигрывает, игнорируя явные симптомы исторического реванша последней. Все это окончательно рушит распространенные в советское время да и ранее иллюзии о том, что православная Грузия всегда была особенно верной духовной союзницей, что, по-видимому, навеяно романтическим и героическим образом князя П. И. Багратиона, отдавшего жизнь за Москву.

Однако еще А. И. Деникин в «Очерках русской смуты»[548] писал о неожиданно глубоких антирусских настроениях грузинской интеллигенции в годы революции и Гражданской войны. Уже тогда меньшевистское правительство Грузии немедленно начало налаживать отношения именно с европейскими геополитическими противниками России (тогда австро-германским блоком) и заключило Потийское соглашение с кайзеровской Германией, которая уже оккупировала всю Украину, Прибалтику. Грузия сегодня последовательно демонстрирует отчуждение от России в своей внешнеполитической идеологии. Примечательно, что папа совершил туда визит по личному приглашению Э. Шеварднадзе, который буквально навязал Грузинской патриархии этот визит, несмотря на многочисленные протесты верующих.

На политику Грузии оказывает серьезное воздействие изначальный и не обещающий в существующем контексте мира конфликт с Абхазией, которая, предвидя объективное стремление Грузии ассимилировать ее, проявила отчетливый пророссийский вектор. Закономерности межнациональных отношений таковы, что малый народ всегда опасается гегемонистских устремлений среднего и тяготеет к большому. Однако одной из причин абхазо-грузинского антагонизма является и историческая перспектива полного отхода Грузии от России. На территории Абхазии сложная церковная обстановка. Сила конфликта была так велика, что Абхазию покинули грузинский епископ и все священники-грузины и осталась Русская православная церковь. Большую роль в сохранении духовной близости абхазов с Россией играет Ново-Афонский монастырь, основанный русскими и всегда бывший русским. Похожая ситуация в Южной Осетии, которую грузинская церковь оставила во время конфликта. В конституции Южной Осетии православие объявлено государственной религией, окормление верующих осуществляется через патриаршее подворье РПЦ в Цхинвале.

Буферная роль России, которая признает территориальную целостность Грузии, но не создает условий для уничтожения абхазской самостоятельности, подогревает в Тбилиси антироссийскую реакцию. Постоянным источником позиционной дипломатической «войны» становится присутствие российских баз на Черном море, которые Россия не может потерять, не разрушив окончательно многовековой баланс в этом регионе. Неопровержимые свидетельства косвенного пособничества чеченским террористам также говорят о том, что Тбилиси серьезно играет против России, ожидая дивидендов от Запада, а также добиваясь обмена чеченской карты на абхазскую. Такая стратегия находится в очевидном полном согласии с желаниями США и Запада интернационализировать все конфликты на постсоветском пространстве, а также не позволить России полностью уничтожить мятежное террористическое образование на ее территории. Президент Грузии, по-видимому, рассматривался Западом и как возможный непосредственный проводник этой схемы, так как осторожно попробовал заявлять, что намерен выступить посредником в «переговорном процессе между Россией и Чечней», как если бы Чечня не была Россией.