Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3 - Антоп Чехов

{02201}

ШВЕДСКАЯ СПИЧКА

(УГОЛОВНЫЙ РАССКАЗ) I Утром 6 октября 1885 г. в канцелярию станового пристава 2-го участка С-го уезда явился прилично одетый молодой человек и заявил, что его хозяин, отставной гвардии корнет Марк Иванович Кляузов, убит. Заявляя об этом, молодой человек был бледен и крайне взволнован. Руки его дрожали и глаза были полны ужаса. - С кем я имею честь говорить? - спросил его становой. - Псеков, управляющий Кляузова. Агроном и механик. Становой и понятые, прибывшие вместе с Псековым на место происшествия, нашли следующее. Около флигеля, в котором жил Кляузов, толпилась масса народу. Весть о происшествии с быстротою молнии облетела окрестности, и народ, благодаря праздничному дню, стекался к флигелю со всех окрестных деревень. Стоял шум и говор. Кое-где попадались бледные, заплаканные физиономии. Дверь в спальню Кляузова найдена была запертой. Изнутри торчал ключ. - Очевидно, злодеи пробрались к нему через окно, - заметил при осмотре двери Псеков. Пошли в сад, куда выходило окно из спальни. Окно глядело мрачно, зловеще. Оно было занавешено зеленой полинялой занавеской. Один угол занавески был слегка заворочен, что давало возможность заглянуть в спальню. - Смотрел ли кто-нибудь из вас в окно? - спросил становой. - Никак нет, ваше высокородие, - сказал садовник Ефрем, маленький седовласый старичок с лицом отставного унтера. - Не до гляденья тут, коли все поджилки трясутся! - Эх, Марк Иваныч, Марк Иваныч! - вздохнул

{02202}

становой, глядя на окно. - Говорил я тебе, что ты плохим кончишь! Говорил я тебе, сердяге, - не слушался! Распутство не доводит до добра! - Спасибо Ефрему, - сказал Псеков, - без него мы и не догадались бы. Ему первому пришло на мысль, что здесь что-то не так. Приходит сегодня ко мне утром и говорит: "А отчего это наш барин так долго не просыпается? Целую неделю из спальни не выходит!" Как сказал он мне это, меня точно кто обухом... Мысль сейчас мелькнула... Он не показывался с прошлой субботы, а ведь сегодня воскресенье! Семь дней - шутка сказать! - Да, бедняга... - вздохнул еще раз становой. - Умный малый, образованный, добрый такой. В компании, можно сказать, первый человек. Но распутник, царствие ему небесное! Я всего ожидал! Степан, - обратился становой к одному из понятых, - съезди сию минуту ко мне и пошли Андрюшку к исправнику, пущай доложит! Скажи: Марка Иваныча убили! Да забеги к уряднику - чего он там прохлаждается? Пущай сюда едет! А сам ты поезжай, как можно скорее, к следователю Николаю Ермолаичу и скажи ему, чтобы ехал сюда! Постой, я ему письмо напишу. Становой расставил вокруг флигеля сторожей, написал следователю письмо и пошел к управляющему пить чай. Минут через десять он сидел на табурете, осторожно кусал сахар и глотал горячий, как уголь, чай. - Вот-с... - говорил он Псекову. - Вот-с... Дворянин, богатый человек... любимец богов, можно сказать, как выразился Пушкин, а что из него вышло? Ничего! Пьянствовал, распутничал и... вот-с!.. убили. Через два часа прикатил следователь. Николай Ермолаевич Чубиков (так зовут следователя), высокий, плотный старик лет шестидесяти, подвизается на своем поприще уже четверть столетия. Известен всему уезду как человек честный, умный, энергичный и любящий свое дело. На место происшествия прибыл с ним и его непременный спутник, помощник и письмоводитель Дюковский, высокий молодой человек лет двадцати шести. - Неужели, господа? - заговорил Чубиков, входя в комнату Псекова и наскоро пожимая всем руки. -

{02203}

Неужели? Марка Иваныча? Убили? Нет, это невозможно! Не-воз-мож-но! - Подите же вот... - вздохнул становой. - Господи ты боже мой! Да ведь я же его в прошлую пятницу на ярмарке в Тарабанькове видел! Я с ним, извините, водку пил! - Подите же вот... - вздохнул еще раз становой. Повздыхали, поужасались, выпили по стакану чаю и пошли к флигелю. - Расступись! - крикнул урядник народу. Войдя во флигель, следователь занялся прежде всего осмотром двери в спальню. Дверь оказалась сосновою, выкрашенной в желтую краску и неповрежденной. Особых примет, могущих послужить какими-либо указаниями, найдено не было. Приступлено было ко взлому. - Прошу, господа, лишних удалиться! - сказал следователь, когда после долгого стука и треска дверь уступила топору и долоту. - Прошу это в интересах следствия... Урядник, никого не впускать! Чубиков, его помощник и становой открыли дверь и нерешительно, один за другим, вошли в спальню. Их глазам представилось следующее зрелище. У единственного окна стояла большая деревянная кровать с огромной пуховой периной. На измятой перине лежало скомканное измятое одеяло. Подушка в ситцевой наволочке, тоже сильно помятая, валялась на полу. На столике перед кроватью лежали серебряные часы и серебряная монета двадцатикопеечного достоинства. Тут же лежали и серные спички. Кроме кровати, столика и единственного стула, другой мебели в спальне не было. Заглянув под кровать, становой увидел десятка два пустых бутылок, старую соломенную шляпу и четверть водки. Под столиком валялся один сапог, покрытый пылью. Окинув взглядом комнату, следователь нахмурился и покраснел. - Мерзавцы! - пробормотал он, сжимая кулаки. - А где же Марк Иваныч? - тихо спросил Дюковский. - Прошу вас не вмешиваться! - грубо сказал ему Чубиков. - Извольте осмотреть пол! Это второй такой случай в моей практике, Евграф Кузьмич, - обратился он к становому, понизив голос. - В 1870 году был у

{02204}

меня тоже такой случай. Да вы, наверное, помните... Убийство купца Портретова. Там тоже так. Мерзавцы убили и вытащили труп через окно... Чубиков подошел к окну, отдернул в сторону занавеску и осторожно пихнул окно. Окно отворилось. - Отворяется, значит не было заперто... Гм!.. Следы на подоконнике. Видите? Вот след от колена... Кто-то лез оттуда... Нужно будет как следует осмотреть окно. - На полу ничего особенного не заметно, - сказал Дюковский. - Ни пятен, ни царапин. Нашел одну только обгоревшую шведскую спичку. Вот она! Насколько я помню, Марк Иваныч не курил; в общежитии же он употреблял серные спички, отнюдь же не шведские. Эта спичка может служить уликой... - Ах... замолчите, пожалуйста! - махнул рукой следователь. - Лезет со своей спичкой! Не терплю горячих голов! Чем спички искать, вы бы лучше постель осмотрели! По осмотре постели Дюковский отрапортовал: - Ни кровяных, ни каких-либо других пятен... Свежих разрывов также нет. На подушке следы зубов. Одеяло облито жидкостью, имеющею запах пива и вкус его же... Общий вид постели дает право думать, что на ней происходила борьба. - Без вас знаю, что борьба! Вас не о борьбе спрашивают. Чем борьбу-то искать, вы бы лучше... - Один сапог здесь, другого же нет налицо. - Ну, так что же? - А то, что его задушили, когда он снимал сапоги. Не успел он снять другого сапога, как... - Понес!.. И почем вы знаете, что его задушили? - На подушке следы зубов. Сама подушка сильно помята и отброшена от кровати на два с половиной аршина. - Толкует, пустомеля! Пойдемте-ка лучше в сад. Вы бы лучше в саду посмотрели, чем здесь рыться... Это я и без вас сделаю. Придя в сад, следствие прежде всего занялось осмотром травы. Трава под окном была помята. Куст репейника под окном у самой стены оказался тоже помятым. Дюковскому удалось найти на нем несколько поломанных веточек и кусочек ваты. На верхних

{02205}

головках были найдены тонкие волоски темно-синей шерсти. - Какого цвета был его последний костюм? - спросил Дюковский у Псекова. - Желтый, парусинковый. - Отлично. Они, значит, были в синем. Несколько головок репейника было срезано и старательно заворочено в бумагу. В это время приехали исправник Арцыбашев-Свистаковский и доктор Тютюев. Исправник поздоровался и тотчас же принялся удовлетворять свое любопытство; доктор же, высокий и в высшей степени тощий человек со впалыми глазами, длинным носом и острым подбородком, ни с кем не здороваясь и ни о чем не спрашивая, сел на пень, вздохнул и проговорил: - А сербы опять взбудоражились! Что им нужно, не понимаю! Ах, Австрия, Австрия! Твои это дела! Осмотр окна снаружи не дал решительно ничего; осмотр же травы и ближайших к окну кустов дал следствию много полезных указаний. Дюковскому удалось, например, проследить на траве длинную темную полосу, состоявшую из пятен и тянувшуюся от окна на несколько сажен в глубь сада. Полоса заканчивалась под одним из сиреневых кустов большим темно-коричневым пятном. Под тем же кустом был найден сапог, который оказался парой сапога, найденного в спальне. - Это давнишняя кровь! - сказал Дюковский, осматривая пятна. Доктор при слове "кровь" поднялся и лениво, мельком взглянул на пятна. - Да, кровь, - пробормотал он. - Значит, не задушен, коли кровь! - сказал Чубиков, язвительно поглядев на Дюковского. - В спальне его задушили, здесь же, боясь, чтобы он не ожил, его ударили чем-то острым. Пятно под кустом показывает, что он лежал там относительно долгое время, пока они искали способов, как и на чем вынести его из сада. - Ну, а сапог? - Этот сапог еще более подтверждает мою мысль, что его убили, когда он снимал перед сном сапоги. Один сапог он снял, другой же, то есть этот, он успел снять только наполовину. Наполовину снятый сапог во время тряски и падения сам снялся...