Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ферора стал белым, как мел. Поднявшись из-за стола, он стал робко оправдываться.
– Я сказал Александру лишь то, что не далее, как сегодня днем услышал из уст нашей сестры Саломии. Клянусь тебе в этом памятью наших отца и матери.
Теперь выскочила из-за стола Саломия. Рыдая и рвя на себе волосы, она стала вопить:
– Это гнусная ложь! Неужели ты, Ирод, любимый брат мой, не видишь, что все в доме нашем ненавидят меня и хотят одного: сжить несчастную вдову со свету? – Не удовлетворившись волосами, она стала рвать на себе одежду и бить себя кулаками в грудь. – Вижу, вижу я, что все только и добиваются того, чтобы ты возненавидел меня, – меня, которая во всем нашем доме одна только и предана тебе. За эту-то мою преданность все и хотят моей погибели!
Все четыре жены царя, включая возвысившуюся с некоторых пор Дорис, уже давно невзлюбили Саломию за ее сварливый характер и привычку вмешиваться не в свои дела. Теперь им представилась возможность открыто высказать свою неприязнь к ней. Мариамна-вторая обвинила Саломию в том, что внезапная гибель ее отца от рогов жертвенного быка была подстроена именно ею и никем больше, самаритянка Мальфака и простолюдинка Клеопатра заявили, что уже устали от ее бесконечных советов, как им следует вести себя в постели со своим мужем и ее братом, а Дорис, по своему обыкновению беспрестанно жуя, окинула беснующуюся Саломию презрительным взглядом и коротко обронила, всем своим видом давая понять, что ей жаль тратить слова на свою свойственницу:
– Ну и стерва ты.
Эврикл, сидевший за столом вместе со всеми, молча наблюдал за скандалом, разразившимся между самыми близкими друг другу людьми. Наконец он перевел взгляд на Ирода и стал долго смотреть на него своими выразительными печальными глазами. Ирод натолкнулся на его взгляд, как на стену, и во взгляде этом ему почудилась та же укоризна, какая привиделась ему памятной ночью, когда он проник в склеп Давида.
2Случившиеся вскоре события на время отвлекли Ирода от тяжелой домашней обстановки. В Сирии начались волнения, вызванные недовольством населения резко подскочившими налогами. Более половины этих налогов, как говорили знающие истинное положение дел местные мытари, отправлялась не в Рим, а присваивалась наместником. Наместник, утверждали они, больше всего на свете любит деньги. «Опять эти треклятые деньги», – подумал Ирод, когда ему стало известно о волнениях, охвативших Сирию.
Август отозвал наместника в Рим, а на его место назначил Ирода, заодно подчинив ему заиорданскую Аравию. «Я знаю только одного человека, который способен восстановить мир в Римских провинциях, – написал он Ироду. – Этот человек ты».
Ирод действительно быстро восстановил в Сирии законность и порядок: для этого ему потребовалось лишь на треть сократить новые налоги, при этом сумма, отправленная им в казну Рима, вдвое превысила сумму, которую представил прежний наместник.
Никаких дополнительных хлопот не вызвала у него и Аравия. Ее новый царь Обод, с которым у Ирода сложились добрые отношения, был по натуре человеком недеятельным и апатичным. Всеми делами в стране заведовал молодой энергичный Силлей. Являясь по должности командующим армией, этот статный красавец все свое время уделял перестройке арабской армии на манер римской.
По случаю назначения Ирода новым наместником Сирии и Аравии, Силлей прибыл в Иерусалим, чтобы засвидетельствовать царю Иудеи свое уважение и готовность верой и правдой служить ему и в его лице всей Римской империи. На обеде, данном Иродом в честь высокого гостя, Силлей познакомился с Саломией, которая по возрасту годилась ему в матери. Тем не менее он сразу влюбился в сестру царя, и во все время обеда не сводил с нее горящих черных глаз. Узнав, что Саломия вдова, он с разрешения Ирода пересел к ней и стал без устали говорить ей любезности. Саломия поначалу смущалась, бросала на брата извиняющийся взгляд, но в конце концов не выдержала напора красивого араба и стала отвечать на его любезности.
Обычный протокольный обед закончился неожиданно: Силлей, обратившись к Ироду, попросил у него руки и сердца его сестры. Саломия смутилась и залилась краской.
У Ирода не было решительно никаких оснований ответить арабу отказом. Скорее наоборот: он чувствовал вину за затянувшееся вдовство Саломии. Если первого своего мужа, калеку и врача Иосифа, казненного Иродом из-за необоснованной ревности к Мариамне, она откровенно ненавидела, хотя и родила от него дочь Беренику, ставшую теперь женой Аристовула, то этого нельзя было сказать о втором ее муже – гиганте-идумеянине Костобаре, от которого у нее росли вторая дочь и сын, и который также был казнен Иродом за предательство. Тем не меня Ирод не дал молодому полководцу прямого ответа, а сказал:
– Надо бы спросить мою сестру, согласна ли она стать твоей женой.
Саломия тотчас, как если бы ее уже спрашивали об этом прежде, сказала:
– Согласна. – И лишь тогда, поняв, что совершила оплошность, потупила взор и поджала губы.
Присутствовавшие за обедом родственники и близкие Ирода рассмеялись: они, как и Ирод, не могли не заметить, что между Саломией и Силлеем сразу установились короткие отношения, и неожиданная разрядка, наступившая вслед за предложением араба и поспешным согласием Саломии стать его женой, развеселила всех.
Через два дня Силлей возвратился на родину. При расставании он долго держал в своих руках руки Саломии и преданно смотрел на нее своими горящими глазами. А еще через три месяца он возвратился в Иерусалим в уверенности, что вернется на этот раз в родную Аравию не один, а в сопровождении жены. Как того требовал обычай и высокое положение в обществе невесты, на помолвку был приглашен новый первосвященник Матфий. Молодой, как и жених Саломии, но, в отличии от него, державшийся надменно, он, узнав, что Силлей принадлежит к иному, чем невеста, вероисповеданию, потребовал:
– Прежде, чем приступить к обряду венчания, тебе, Силлей, необходимо перейти в иудейскую веру. А для этого ты должен прямо сейчас отправиться со мной в Храм, где священники произведут над тобой обряд обрезания.
Статный красавец-араб смутился.
– Я не могу перейти в вашу веру, равно как не требую, чтобы невеста моя перешла в мою веру. Пусть останется все так, как есть: мы полюбили друг друга, а это главное. К тому же если я изменю моей вере и перейду в иудаизм, дома, когда я вернусь туда со своей женой, арабы побьют меня камнями.
– Ничем не могу помочь тебе, – холодно заявил Матфий. – По закону предков я, как первосвященник Иудеи, не могу дать своего согласия на брак иудейки с иноплеменником, который не желает перейти в веру невесты.
Ирод, выслушав молодого наглеца, впервые пожалел о том, что поспособствовал избранию его первосвященником. «Этот святоша еще наломает дров», – подумал он.
Отповедь, данная Матфием, не устроила и Силлея.
– Насколько мне известно, – самолюбиво сказал он, – от Соломона никто не требовал, чтобы все его семьсот жен, происходивших из разных племен и народов, не говоря уже о трехстах наложницах, непременно перешли в иудаизм. Скорее наоборот: с позволения Соломона каждая из этих женщин исповедовала ту веру, в которой родилась.
– Ты не Соломон, – отпарировал Матфий и, поклонившись одному только Ироду, покинул дворец.
Силлей почувствовал себя оплеванным.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – обратился он к Ироду.
Ирод развел руками.
– Я не смею вмешиваться в прерогативу первосвященника.
– Но ты царь! – воскликнул Силлей. – И, как царь, должен понимать, что, породнившись со мной, обретешь в глазах моих соотечественников куда как больший вес и авторитет, чем просто наместник. Моя родина, в сущности, уже теперь находится в зависимости от тебя, а когда мы породнимся, полностью перейдет в твое подчинение.
– Я не смею указывать первосвященнику, как ему следует поступать, – с сожалением повторил Ирод.
Желваки на красивом лице араба напряглись, и без того черные глаза стали совсем темными.
– Ты еще пожалеешь об этом, – сказал Силлей и, круто повернувшись и даже не посмотрев в сторону Саломии, никак не ожидавшей подобной развязки, вышел. В тот же день он покинул Иерусалим.
Взбешенная Саломия, успевшая к этому времени приготовить все необходимое для свадьбы, чувствовала себя оскорбленной не меньше своего несостоявшегося мужа. Чтобы ее труды не пропали даром и свадьба все же состоялась, она потребовала, чтобы брат выдал свою дочь Киприду, отвергнутую Ферором, за своего сына от Костобара. Ирод перевел взгляд со своей сестры на Ферору, и во взгляде этом Ферора прочел: что-то скажешь ты, братец, отвергший мою дочь? Не передумал ли жениться на Киприде, благо никаких расходов нести тебе не придется, как не придется особо заботиться о приготовлениях к свадьбе, – обо всем за тебя уже позаботилась Саломия.