Слуги этого мира - Мира Троп

– Семисот? – охнула Помона и повернулась к виднеющимся вдали древам, и в том числе к загнившей аллее. – Хотите сказать…

– Да. – Старший скорбно склонил голову. – Та самая часть долины, в которой вы проживали – примерно треть того, что осталось от павших в тот день древ. Другие уже давно вырублены, их древесина используется для разных нужд. Но разумеется, даже если вырубить их всех, мы никогда не забудем об этой трагедии.

– Как ужасно…

Старший согласился. Они остановились и молча уставились на распростертую вдалеке долину, где смерть бок о бок уживалась с жизнью. Старший оперился о посох обеими руками. Горько вздохнул. И только сейчас Помона осознала, насколько тот был стар.

– Зрелище это было страшное, Помона. Я был ребенком, когда это случилось. Многие семьи были истреблены полностью: не только дети, но и родители, а то и поколения выше, которые пытались их защитить. Были и такие семьи, в которых выжило только по одному из супругов – самец или самка. Без потомства и своей пары их древо все равно бы засохло, и они не видели причин, по которым должны были жить дальше.

Помона шумно сглотнула. Она таращилась на Старшего, ощущая, как кровь отливает от лица. Помона догадывалась, что ее кожа становится такой же белой, как его шерсть без капли пигмента.

– Они не могли жить с чувством невыполненного долга, и уж тем более – с мыслью о том, что потеряли свою любовь, потомство, свой смысл жизни. Никто из Старших не стал их останавливать, потому как йакиты практикуют самосуд. Каждый поступает с собой так, как считает нужным. И… каждый оставшийся в одиночестве йакит приговорил себя к смертной казни. На рассвете после окончания войны они, оскальзываясь на крови, как один обвивали вокруг шей ветви, по которым некогда забирались в гнезда, и совершали прыжок.

Старший зажмурился, морщины вокруг глаз врезались ему в кожу глубже. Помона была бледнее самой смерти.

– Я помню хруст сотен ломающихся одна за другой шей, и не было еще ни одного звука ни до, ни после, которой бы заставил меня так бояться.

Он покачал головой, словно попытался вытряхнуть из нее наваждение. Вновь распахнул дрожащие в глазницах, умные, чуткие глаза, глубоко вдохнул запах цветущих персиков, который долетал даже до городских улиц.

– Но помимо этого в долине оставалось достаточно много пар, которые не потеряли друг друга, но лишились всего потомства. Матери с распухшими от молока грудями, которым некого было больше кормить, были так разбиты, что от горя могли не дожить до следующего сезона спаривания. Мужчины были подавлены не меньше, но не собирались допустить смерть супруг, а потому не сломались. В отчаянии они пошли за советом, как быть, к Старшим, не просто как к мудрецам, а как к опытным мужчинам и таким же любящим мужьям.

Чтобы пережить потерю, нашим самкам нужно было о ком-то заботиться. Они нуждались в ком-то, чья хрупкая жизнь целиком зависела бы он них. Только это могло помочь им жить дальше, хотя бы ради других. Так сказали Старшие, и устроили по этому поводу большой совет, на котором пришли к согласию, перевернувшему судьбы не только наших с вами, но и других цивилизаций в том числе.

Перед тем, как дать официальное согласие на массовую охоту на род человеческий, который и без того был обречен на гибель, йакиты выдвинули охотникам условие: перед полным истреблением они должны доставить в долину новорожденных человеческих младенцев в количестве равном потерянным в этом году детям. Охотники отнеслись к этой затее скептически, но не могли отказать в такой малости в обмен на охоту планетарного масштаба, какие они могли позволить себе только много веков назад, когда не существовало еще их союза с йакитами.

Они дали согласие, и на земли Плодородной долины, полные безутешных женщин, ступило двести пятьдесят два йакита с осиротевшим младенцем на руках у каждого. У них больше не было ни дома, ни родных, ни шансов выжить самостоятельно, и наши самки с жадностью приняли крох под свое крыло.

Помона стояла как громом пораженная. Она раскрыла рот, но Старший приложил палец к губам, призывая пока помолчать.

– Человеческие детеныши самкам очень понравились. Они поили их своим молоком, не расставались с ними ни на секунду. Их умильная уязвимость, беспомощность, которая заставляла женщин чувствовать себя нужными, помогла им пережить трагедию и даже быстро восстановиться, воспрянуть духом. Йакиты вкладывали в них душу целый год, до следующего сезона спаривания, питали их любовью, как своих собственных детей, и конечно, когда женщины были снова готовы рожать, не могли просто выбросить их, как игрушку. Через молоко раса йакитов породнилась с родом людским, и было принято дать цивилизации второй шанс на существование.

Йакиты массово занялись изучением человеческого языка и культуры, дабы передать знания младенцам, чтобы в будущем они не отставали от своего развития, а приумножали его. Мы поделились с людьми своим миром, поселили их неподалеку от собственного дома и воздвигли им поселение на месте обиталища наших приматов, которые при детальном изучении оказались невероятно похожи на людей. Назвали поселение Пэчром и построили его по образу и подобию некоторых населенных пунктов, в которых любили проводить время люди Старого мира. Построили людям дома и продолжаем их строить из добытой в Плодородной долине древесины.

– Дома… Наши дома сделаны из ваших мертвых древ? – прошептала Помона.

Старший кивнул.

– Так и появилась новая служебная точка для наших мужчин – поселение людей, в котором мы следим за тем, чтобы наши приемные дети росли и развивались в безопасности. Мы много лет занимаемся вашим обучением, чтобы не слабел многообещающий интеллект. Следим за вашим здоровьем. Помогаем приумножать численность. Делаем все, чтобы огородить вас от того, что прочно заложено в вашей генетической памяти – инстинкта уничтожения самих себя.

– Ваш народ называют у нас Стражами, – медленно проговорила Помона, собирая по крупицам воедино все, что рассказал Старший. – И мы всегда гадали, от чего именно вы нас сторожите. Ти-Цэ говорил, что вы – не воины, и применяете силу, только если… – Она охнула. Наконец Помону осенило. – Если вашему потомству угрожает опасность.

Старший широко улыбнулся.

– У тебя очень чуткий ум. Все верно. Люди Нового мира – наши приемные, но все же дети. И мы готовы сражаться даже с ними, если они представляют угрозу для самих себя. Школа, комендантские часы, круглосуточный контроль – все это наше «поле боя» с людьми за людей же. И мы хотим, чтобы ты продолжила это сражение