Герои - Джо Аберкромби

— А разве они — не такие же люди? — пробормотал Ручей, думая о лице того, вчерашнего союзного, лежавшего мёртвым в их доме. — Совсем как мы?

Вирран пристально уставился на него.

— Скорее всего, так и есть. Но если начнёшь думать в таком направлении, то… вообще никого не убьёшь.

Ручей открыл рот, а потом закрыл. Похоже, ему нечем парировать эти слова. Примерно столь же разумные, как всё, что случилось за последние дни.

— Тебе-то легко, — проворчал Утроба. — Шоглиг сообщила тебе время и место твоей смерти, и оно не здесь.

Улыбка Виррана разрослась.

— Да, всё так, и признаюсь — это способствует храбрости, но если б она сказала мне, что здесь, и сказала б мне, что сейчас, ты и впрямь думаешь, мне была бы хоть какая-то разница?

Чудесная хмыкнула.

— Может тогда б ты потише ворочал варежкой про такие вещи.

— Ого! — Вирран совсем её не слушал. — Уже тронулись, гляньте-ка! Так рано! — Он вытянул одну руку, указывая Отцом Мечей на запад к Старому мосту, а другой обхватил Ручья за плечи. Сила его руки ужасала — сам того не желая, он едва не оторвал Ручья от земли. — Гляньте, что за милые коняшки! — Ручей ничего не разглядел, кроме тёмной равнины, мерцания реки и крапинок огней. — Это для них что-то новенькое, да? Вот наглецы! Не рассвело ж ни шиша, а они уже начинают!

— Слишком темно для скачки, — промолвил Утроба, покачав головой.

— Должно быть, рвутся в бой не хуже меня. По-моему, они нападают без дураков, а, Утроба? О, клянусь мёртвыми, — и он затряс мечом над долиной, дёргая Ручья туда-сюда, едва не волоча по земле. — Наверняка о сегодняшнем дне сложат не одну песню!

— Отвечаю, — процедила сквозь зубы Чудесная. — Есть люди, готовые воспевать любое говно, лишь бы старинное.

Загадки местности

— Они приближаются, — произнёс Бледный Призрак, наглухо безразличный, словно на него не надвигалось ничего опаснее гурта овец. Едва ли стоило объявлять об этом вслух. Какая б ни стояла темень, Кальдер очень даже неплохо их слышал. Первый долгий раскат трубы, затем шелестящий прохруст конских туш сквозь колосья, издалека, но всё ближе, в сопровождении переклички, тихого ржания, звона сбруи, который, казалось Кальдеру, щекочет вспотевшую кожу. Всё так зыбко, неясно и вместе с тем сокрушительно неотвратимо. Они приближаются, и Кальдер не понимал — доволен ли собой или напуган. Сошёлся, что и то и то, помаленьку.

— Поверить не могу — клюнули. — Его едва не пробило на смех, настолько всё было тупо. На смех или рвоту. — Вконец ебанулись со своей гордыней.

— Если в бою и можно на что-то рассчитывать, так это на то, что люди редко поступают разумно. — Верно подмечено. Если б у Кальдера нашлась хоть капля разума, он бы уже был в седле и нещадно гнал коня куда-нибудь далеко-далеко отсюда. — Вот что сделало твоего отца великим. Главное — всегда сохранять рассудок холодным, даже в огне.

— По-твоему, сейчас мы в огне?

Бледный Призрак наклонил голову и аккуратно сплюнул.

— Вот-вот, я бы сказал, окажемся. Думаешь, сумеешь сохранить рассудок холодным?

— Не вижу смысла. — Взгляд Кальдера нервно метался по сторонам, поверх змеившейся перед стеной цепочки факелов. Цепочки его людей, плавно повторяющей земляные возвышенности и впадины. «Местность — головоломка, которую надо решить, — говорил отец, — чем больше армия, тем труднее загадка». Он мастерски умел её применять. Один взгляд — и он уже знал, куда поставить каждого воина, как заставить воевать каждый склон, дерево, ручей и изгородь. Кальдер сделал, что смог, использовал каждый бугорок и пригорок и расставил за Клейловой стеной лучников, но сомневался, что ленточка сляпанного крестьянами известняка высотой в пояс озадачит боевого коня большим, нежели лёгкой разминкой.

Прискорбная очевидность в том, что плоская ширь ячменного поля не в состоянии помочь никому. Исключая, конечно, врагов. Они-то уж точно в восторге.

Самое смешное, отметил Кальдер, что именно его отец был тем, кто разровнял здешнюю местность. Кто посносил мелкие хуторки — и в этой долине, и во многих других. Повыдернул межевые изгороди и засыпал канавы, чтобы выращивалось больше зерна, и платились налоги, и солдаты были накормлены. Раскатал золотистый ковёр встречать дорогих гостей — союзную конницу.

Кальдер только сейчас смог рассмотреть против мглистого всхолмья другой стороны долины чёрную волну на чёрном ячменном море — её гребень сверкал заточенной сталью. Он поймал себя на мыслях о Сефф. Её лицо проявилось так остро, что перехватило дыхание. Интересно, увидит ли он то лицо снова, доживёт ли, поцелует ли своё дитя. А затем нежные, хрупкие мысли раздавил грохот копыт — противник перешёл на рысь. Пронзительные окрики офицеров, старающихся сплотить ряды, удержать сотни тонн конской плоти в одном строю, в одном неудержимом сгустке.

Кальдер кинул взгляд влево. Не так далеко отсюда земля поднималась навстречу Скарлингову Персту, где злаки уступали место тощей траве. Поверхность намного удобнее, но ею владеет шелудивая сволочь, Стодорог. Он кинул взгляд вправо. Уклон помягче, Клейлова стена охватывала его посередине и исчезала из виду там, где поле резко обрывалось к ручью. За ручьём, помнил он, леса полны союзных войск, так и порывающихся врезать во фланг его взлохмаченного строя и порвать его на клочки. Но невидимые враги являлись далеко не самой тягостной бедой Кальдера. Сотни, если не тысячи тяжеловооруженных всадников прямо по курсу, те, чьи драгоценные флаги он только что обоссал, — вот на чём требовалось сосредоточиться. Его взгляд метнулся к потоку конницы, из тьмы уже начали проявляться детали, контуры лиц, щитов, пик, гладкой брони.

— Стрелы? — прохрипел Белоглазый, придвигаясь к нему.

Лучше показать, будто он разбирается, как далеко стреляет лук, поэтому он немного выждал, прежде чем щёлкнул пальцами.

— Стрелы.

Белоглазый проревел команду, и Кальдер услышал позади звон тетивы, над головой мелькнули стрелы, слетая в колосья между врагом и ими, слетая на самих врагов. Неужто настолько мелкие деревяшечки и впрямь способны навредить этим закованным в броню громилам?

Их шум бил ураганом в лицо, отталкивая его назад, пока те приближались, ускоряясь, несясь потоком на север к Клейловой стене, к жалкой полоске кальдеровых бойцов. Копыта месили, сотрясали землю, взметали высоко вверх колосья. Кальдер почувствовал внезапную тягу бежать. Его затрясло. Оказывается, он пятится, сам того не ведая. Встать против этого потока — безумие, как стоять под рушащейся скалой.

Но вот он стал замечать, что с каждым новым мигом боится всё меньше, а возбуждение нарастает всё больше. Всю свою жизнь он избегал войны с помощью изобретательных отговорок. Теперь он встретил битву в лицо, и та оказалась не такой уж и страшной, как он всё время боялся. Он оскалил зубы рассвету. Почти улыбнувшись. Он — ведёт карлов на бой. Он — встречает грудью смерть. И, внезапно, он уже стоял и простирал приветственные объятья, и ревел незнамо что во все лёгкие. Он — Кальдер-лжец, Кальдер-трус, ведёт себя, как герой. Ни за что не угадаешь, кто окажется призван заполнить эту нишу.