Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

Решено было сделать привал. Оливер срезал Топасу костыль получше, благо здесь, на плоскогорье, все чаще появлялись деревья, и принялся его обстругивать. И чуть не полоснул себя по пальцам, услышав вопрос, заданный Селией:

— Скажи, Топас, почему ты вчера заявил, что Козодой… ну, этот разбойник, был свихнутый на чернокнижной цифири?

— Ох! Слышали бы вы, что он у нас выпытывал! Если бы я мог, я бы хохотал! Только с ногами в костре не больно похохочешь… разве что в Тримейне в такой бред верят. У нас на Юге — ни за что!

— Какой бред?

— Да… сокровища Открывателей Путей. Он почему-то решил, будто они где-то здесь зарыты. И что мы за ними приехали… По двое, говорит, иначе здесь не ходили… Постойте, — он насторожился, — вас ведь тоже двое… вы что, тоже сокровища Открывателей ищете?

— Мы знаем про Открывателей, — сказал Оливер, — и знаем, что сокровищ у них не было. Во всяком случае, в том смысле, в каком люди обычно это понимают.

— Во-во! У нас даже говорили — если Открыватели брали с людей деньги, у них пропадала сила. То есть я думаю — какие-то клады в этих краях наверняка имелись. Может, и по сию пору имеются. Только не открывательские. В прежние времена здесь много беглых было. А как часовня в землю ушла, они и подались к морю, думали, сюда войска хлынут, и золотишко, конечно, прикопали. А войска и не пришли. Никого здесь не было, кроме нас, мирных купцов. Но сейчас, известное дело, как на Валу вышла заваруха, всякая сволочь набежит. Уже набежала… — Он поежился.

— А чем та заваруха кончилась? — поинтересовался Оливер.

— А кто тебе сказал, что она закончилась? И вообще, ребята, мы договорились — вы схолары, и все. Кстати, с чего это вы на ту банду напали?

— А ты предпочел бы, чтоб мы не напали? — съязвила Селия. — Подождали, пока они тебя прикончат? Подождать мы, конечно, могли, только после они принялись бы за нас. Вот мы ждать и не стали. У нападающей стороны — ты видел — преимущество. А наглость — главное счастье в жизни.

— Да… — вздохнул Топас. — И что это вас раньше не принесло. Глядишь, и ноги мои были бы целы, и Хакон бы жив остался. Эх! — махнул он рукой. — Хорошие мысли всегда поздно приходят… как вы вчера. И Хакон тоже не догадался… Послать бы их к Сломанному мосту, пусть бы искали там до скончания времен, а нас бы, глядишь, в покое…

— В полном покое, — ровно сказала Селия. — Не похож был Козодой на человека, который оставляет живых свидетелей… А что за Сломанный мост?

— Плохое место. Злое. Еще от Заклятия… а может быть, и раньше. — Он сделал знак, отвращающий зло, — южане до сих пор употребляли его вместо крестного знамения. — И главное, не так чтоб далеко отсюда. Дальше по плоскогорью, через Волчий ручей, потом через дубовую рощу, а там свернуть направо, к ущелью, и… — Он осекся. Поднял глаза, полные ужаса. — Вы что же… никак… туда?

— Успокойся, — сказал Оливер. — Ты же видел — сокровища мы не ищем, а всю колдовскую дрянь в огонь побросали.

Селия промолчала.

Топас сжал руки:

— Не ходите туда! Вы же хорошие люди, а место там дурное… страшное место… Поехали со мной, а? Я вас в тамошнее отделение торгового дома пристрою, вы же грамотные, наверное? А по весне вернулись бы в Фораннан… морем… я бы про вас хозяину рассказал, как вы, жизнью рискуя, его достояние спасали… — Голос его постепенно сошел на нет, очевидно, ничего более привлекательного он придумать не мог.

— Ты поезжай себе, Топас, — сказала Селия. — Ноги — они заживут. А в спину я через день стреляю, не чаще…

Оливера не обманывало легкомыслие ее тона.

Более Топас ничего на этот счет не сказал и хлеб из сумки выложил, но тем жестом, каким его в поминальный день выкладывают на могильную плиту.

Когда Оливер помогал ему усаживаться в телегу, (все его имущество сгрузили в одну, вторую пришлось здесь же бросить), приказчик неожиданно вспылил:

— Я к вам, дурням, по-хорошему, а вы… Всему же есть границы! Может, думаете, я от благодарности вслед за вами потащусь — так нет же!

«А тебе бы никто и не позволил», — хотел сказать Оливер, но почему-то промолчал и стегнул впряженного в телегу пегого мерина.

Негромко постукивали копыта — земля была еще мягкой после дождя, — и Топас покатил вперед вместе со своим табуном.

Селия не встала проводить Топаса, так и осталась сидеть на обочине. По ее омрачившемуся лицу Оливер решил, что она думает об ожидающей ее в недалеком будущем судьбе, однако она произнесла нечто совсем другое:

— А ведь Хакона тоже мы убили. Точнее, я. Если бы не наша писанина… если бы не моя шуточка с картой…

— Не терзай себя. Эта банда давно уже была одержима поисками сокровищ Открывателей… еще до встречи с нами… а каратели бы все равно согнали их с места. Они могли двинуться в любом направлении, но поступали бы точно так же и вместо Хакона был бы кто-то другой.

А ведь раньше бы он так не сказал, подумал Оливер. Он изменился, стал холоднее и жестче. Или он всю жизнь притворялся добрым, так же, как Селия притворилась злой и жестокой? Чтобы избавиться от этой мысли, он быстро добавил:

— Если кто-то и виноват во всем, так это Вальтарий, который на нас навел…

— А Вальтария-то не было среди убитых.

— Заметил. Так что мы с ним еще встретимся.

— Возможно… — протянула она и смолкла. После продолжительного молчания спросила: — И что ты думаешь?

— О чем?

— О чем? Как будто ты не знаешь? Будто не слышал, что Сломанный мост неподалеку! И я с пути не сверну! Но у тебя, черт побери, тоже есть право высказаться! Ты не просто мой спутник, как бы ты ни старался меня в этом убедить, ты свободный человек!

— Это так. И я считаю, что задерживаться не стоит. Это как с хирургической операцией: не вскроешь вовремя — загноится. — То, что он говорил, полностью противоречило его истинным чувствам, но он не видел иного способа успокоить ее. И способ этот подействовал.

— И все-то ты врешь… тихий мальчик… нас ведь обоих страшненькими назвали… но верно — затягивать не надо. Едем.

И они поехали — не ринулись вскачь, как можно было предположить. Ехали шагом, молча, под ветром плоскогорья.

К вечеру добрались до упомянутого Топасом ручья, где и заночевали. По-прежнему не разговаривали, и это было очень тяжело. Конечно, не в первый раз Селия замыкалась в себе, но сегодня… Он не верил — не хотел верить, что это, возможно, их последний вечер, но она в это верила несомненно. И он чувствовал, что ее стремление к желанной цели не столь непоколебимо, как она тщится доказать, и молчит она именно потому, что любое слово в их разговоре может стать неожиданным препятствием на пути. Поэтому все, что она сказала, это:

— Сторожим по очереди. Как вчера. Я — первая.

Как будто ничего не случилось. И не должно было случиться.

Поутру она долго, тщательно, даже истово умывалась. Но Оливер не рискнул пошутить насчет «богоугодного дела». Наоборот, умылся сам, а потом побрился. Может, они все же неосознанно тянули время? Иди вполне осознанно? Оставалось надеяться, что Топас, человек, безусловно, суеверный и приверженный, слухам, что-то напутал, указал неверное направление. Но Топаса не зря держали на службе в таком солидном торговом доме. Ничего он не напутал. Вскоре они въехали в дубовую рощу. Она была старой, очень старой, судя по толщине стволов, вздымавшихся в сырое небо. Неба, впрочем, не было видно — дубы не осыпали листья на зиму, а золотистые кроны смыкались в купол, которому предстояло продержаться до весны. Из-за странного преломления блеклых солнечных лучей, падающих вдоль темных стволов-колонн, и дурманящего запаха прелых листьев прошлых, позапрошлых и прочих годов, еще не успевших превратиться в перегной, возникало некое кощунственное чувство, будто они верхами въехали в собор.

Селия ссутулилась в седле, заметно выехала вперед, и Оливер не мог видеть ее лица.

Примерно около полудня они въехали на опушку дубравы, и здесь Селия остановилась, спешилась и молча принялась расседлывать Гая. Оливер тоже спешился и недоумевающе уставился на нее. Она сняла плащ, положила на него оба меча — свой старый и отбитый у разбойников. Туда же отправились арбалет и непременный моток веревки. Потом она отстегнула ремень с ножом, и, пока задумчиво держала его в руках, до Оливера постепенно стал доходить смысл ее действий. Вспомнил он, и как она умывалась нынче утром. Как в последний раз. Ритуал приготовления к казни.