Эксперимент - Теодора Игнатова

— Нестеров! Я с первого дня пытался с ней разговаривать, каждый день пытался. И что? Получилось?

— Видеть хочешь? Хочешь, хотя бы просто видеть. Знаешь, Богдан, что она мне сказала, когда я рассказал про Алису? Не поверишь! Что мы тупые ослы! Видите ли не понимаем, что они нас любят. Говорит: чего ты хочешь? Конечно, я любить хочу, видеть хочу, слышать хочу… Ну так иди говорит, чего сидишь ноешь, как баба. Не захочет, я пытался. Прямо так и сказала! Сгреби в охапку, говорит, спряч от всех, чтоб только ты и она. И заставь поговорить, убеди, что нужна. А то сидишь тут ничего не делаешь и жалеешь себя бедного и несчастного. Понял?

Богдан молчал, отпив из стакана хотел что-то сказать, да промолчал, отпив ещё раз.

— Я вот только сцепился с Уимбергом, хочешь, чтобы я ещё и с ней сцепился? Зачем ты мне это рассказываешь? Вот зачем?! — развернулся Богдан всем корпусом к другу.

Зарычав сполз с дивана и сел на пол.

— Затем, чтобы ты понимал её.

— Что я должен понять? Я уже и не знаю, что мне понимать. Не захотела со мной разговаривать, перешагнул через себя в который раз, побежал за ней, а ей нечего мне сказать, кроме как убери свои грязные лапы. У неё на две стороны, с ним, со мной, а я должен понимать?!

— Да не было у неё ничего с Уимбергом, не было. Показуха чистой воды. И ты был прав, мстила. Только вот за что? Вроде и говорит, и в тоже время недоговаривает. Я только одного не пойму, почему Уимберг повёлся? Тоже жертва её экспериментов?

— Потому, что повёлся. Как верный пёс за ней. Я не верю ей, что у них там ничего не было. Он не тот, кто будет играть в её игры и позировать ей для фото. Ещё скажи к океану насильно увёз. Вот не поверю.

— А она лично и не сказала, что не было, не может признаться. Сам вижу.

— Много ты видишь, уже в который раз и всё мимо.

— Вот увидишь! Как я говорю, так и есть, время покажет и ты тогда попомнишь мои слова и будешь жалеть, что не поверил.

— Всё Нестеров, всё, не побегу сгребать в охапку, пытать не буду. Хватит! Я устал. Я просто не знаю, что у неё в голове, когда всё было замечательно, она просто сбежала, а потом укатила типо с врагом своим тусить на вечеринках и пляжах ночами. Поздно, что-то изменить.

Димка вздохнул. Может и прав, может действительно поздно что-то менять и не зачем.

— Богдан, — тот угукнул, Димка сполз к нему на пол и продолжил: — я вот не пойму, удивительно просто, как вы раньше не пересекались ни разу. Постоянно рядом же были, ходили, ездили, тренировались, сидели в этом кабинете чёрт возьми, — изумлялся Нестеров.

— Не знаю, может и не надо было. Наверное не судьба.

— Да ладно… — упрямо Димка.

— Я часто думал, в последние дни находясь здесь, вот встреться она сейчас мне. Случайно. Хочу посмотреть в глаза, встряхнуть как следует, сказать нахрена она это сделала. Потом сгрести и прямо здесь в душе, в раздевалке, в машине, где угодно… — замотал головой Богдан. — Но ни разу не встретились, ни разу! Как часто она тренируется сейчас?

— Каждый день.

— И ни разу не пересеклись, ни разу. Давай Нестеров по домам, я грязный, сам себе противен. Вызывай такси.

Оба в дрезг пьяные вышли на улицу, Нестеров обнял Богдана за плечи.

— Поехали со мной, я не пущу тебя за руль.

— Нестеров, я не девка, мне твоя опека не нужна.

— У тебя права лишние?

— Нет, уж очень хочу подышать, надышаться, — ляпнул Богдан.

— Ну подыши, — смирился Нестеров, совершенно не понимая о чём говорит друг. Димку увезло такси, а Богдан привычным маршрутом направился в конец парковки к итальянке, верно ожидающей хозяина. Сел в машину и вдохнул полные лёгкие её всё ещё яркого аромата. Опустил голову на руль. Дура, просто дрянь…

— Поздно Нестеров, поздно. Больше не побегу, а если сама придёт, — усмехнулся горько, — не придёт.

Снова вдохнул, глянув туда, где обычно сидела она, вспоминая, как первый раз угнала его машину. Дрянь.

Больше никогда не позволит так с собой. Никогда не переступит через себя, побещал самому себе. Завёл машину и неторопливо поехал домой. Чему быть, того не миновать, проскользнула мысль.

* * *

Богдан с остервенением бил по груше. Не видел её больше двух недель. Тяжко, тоскливо, не хватает переписки, её вредности, сумасшествия. Поцелуев на грани, потрясающей кожи, неповторимого запаха кожи… Под холодными струями душа смывал с себя не только пот, воспоминания, мысли о ней, каждый раз казалось, что смыл её прикосновения. И так каждый раз. Разбила на мелкие кусочки сердце, перевернула жизнь вверх дном, отобрала сон. Эксперимент значит… По началу он распинал её всеми словами, что припомнил, но злость ушла, а боль осталась. Вдребезги разнесла его, как человека, как личность. Сломала… А он всё равно желает видеть, слышать, прикасаться, дышать ей. Придётся, как-то научиться жить с этим. Как упал так и поднимется.

Покинув здание спорт комплекса, неспеша шёл через парковку, глубоко вдыхая свежий, вечерний воздух. Больше некуда торопиться. Переживёт, жизнь-то продолжается, независимо с ней он или без неё. Смириться и вперёд в будущее. Скользнув в салон итальянки, завёл машину и плавно выехал на дорогу. Каждый из них получил по заслугам, что не убивает, то делает сильнее.

* * *

Спокойная и внутри и снаружи, уроган улёгся. Вышла из душа, холодная вода бодрит. За две недели она к ней привыкла, остужает воспаленный мозг и остывает бешеное сердце. Каждая мышца кричит о уже привычном перегрузе. Вроде совсем вот-вот, а будто и давно. Его взгляд на грани безумия в порыве страсти всё ещё преследовал ночами. Тело до сих пор помнит сильные руки. Иногда кажется слышит его голос. Самый опасный человек на земле для неё, который чувствует её, как себя самого. К лучшему, значит к лучшему. Никто и никогда не целовал так, как он, чтобы кружилась голова. Оделась, на автомате прошла по этажу спорт комплекса к выходу. Неспешной походкой миновала двери, не замечая восхищённых взглядов. Вдохнула свежего, вечернего воздуха и через парковку вдоль дороги, пешком домой, привычным движением закинув рюкзак на плечи. Теперь он в прошлом. Её эксперимент закончился и не ясно успех или провал… И то и другое результат, на то он