Рубеж - Андрей Валентинов

Нет, нет, не так все это! Недоброе кнеж Сагорский затеял! Недоброе! Сперва напугать думали, после — в душу достучаться… Ведь если бы миру их беда грозила, стал бы ей «гишпанец» отраву смертную предлагать? Или он — самоубийца?

Нет, не для спасения посполитых все это нужно кнежу! Дороги, крепости, войска…

Молчать!

Молчать было страшно. Хоть и мало успела понять Ярина в делах той земли, куда попасть довелось, да кое-что все же увидела. Порядок тут всюду, чистота, посполитые законы чтут, по дорогам без охраны ездить можно, если не ночью, конечно. И ежели державный прокурор — око государево — САМ яд ей предлагает!..

Значит, она — вне закона. Так же как и в замке проклятого нелюдя Мацапуры. Только здесь не сыскать подмоги, не дождаться валковских Черкасов. Сотник Логин не встанет за свою бесталанную дочку.

Девушка поняла, что плачет. Сцепила зубы, провела грязным рукавом по лицу, но слезы лились, солью сползали к губам — бессильные, жалкие.

Эх, батька, батька!

Непутевая вышла дочь у коренного черкаса. Всего-то ее и хватило — на стременах привстать да обозвать трусами валковских мугырей. Верхом на коне, с дедовой «корабелкой» в руке каждый себя храбрецом видит!..

Вспомнилось, хоть и не хотела вспоминать. В детстве, когда Яринины сверстницы с куклами тряпичными играли, любила сотникова дочка с деревянной шаблей бегать да на коня взбираться. А еще любила батьку про войну расспрашивать — про баталии да про славных предков, что еще в седые давние годы прославились. Хмурился сотник Логин, нехотя цедил слова, 0 боях да походах повествуя, словно и не воевал с мальчишеского пуха под носом. И про дедов-прадедов говорить не особо любил. Справные черкасы были — вот и весь сказ. Лишь после рассказывать стал — про деда Якима под Лембергом-городом голову сложившего, про прадеда Северина, что самого Меншикова, Драконова фельдмаршала, в полон взял, да про иных, геройствами славных. Но более всего запомнились Ярине отчего-то не сотники, не старшины генеральные, а те, уже почти позабытые, что простыми черкасами были, — Захар Нагнибаба, что с гетьманом Зиновием Старых Панов под Пилявцами пластал, да батька его — лихой запорожец, Ондрий Зацно воевали они — и умирали не хуже. Когда схватили враги Ондрия Нагнибабу с товарищами да начали на пали набивать, сплюнул черкас да и молвил: «От и славно! А то боялся, что откажете вы мне, паны мойные, у нашей родовой столповой смерти!» А когда паля уже и в нутро вонзилась захохотал химерный черкас: «Ой, смешно! Нумо, хлопцы, посмеемся над вражьими ляхами!» И от того столпового смеха разбегались, крестясь, бесстрашные гусары со стальными крыльями за спиной.

Были черкасы!

Были.

Ярина вдруг представила, что какой-нибудь Старый Пан — толстый, кунтуш золотом да жемчугами шит, в пышных усищах каменья сияют — протягивает Ондрию Нагнибабе тот леденчик с отравой. «Действует мгновенно… Вы не будете страдать».

Ох и ответил бы ему удалой черкас! Ох и ответил! Всех бы родичей панских помянул, ни одного не пропустив!

Ладонь разжалась. Яркий леденчик соскользнул на пол…

…Они летели под холодными ледяными звездами, и его рука сжимала Яринины пальцы. Страх исчез, сгинул без следа. И даже мертвый оскал месяца уже не казался зловещим. Чужая вражья земля была далеко, далеко…

— Почему ты говоришь, что тебя еще нет. Денница? Ты еще не родился? Он улыбается, качает головой. Легкий ветер ерошит волосы под серебряным обручем.

— Уже успел. Но я еще… скачу на ивовом прутике. Как ты когда-то. Ярина улыбается в ответ, хотя понимает — в его словах приговор. Он не успеет.

— Скажи, когда я умру, я… попаду в Рай?

Его лицо хмурится — впервые за все их короткое знакомство.

— Нет.

— Значит… В Ад?

Рука дрогнула, ледяной воздух вновь превратился в трясину, и если бы не его пальцы…

— Ада нет, Ирина. Рая тоже. Есть мир. То, что вы ошибочно зовете «мирами», — это Сосуды. Части целого. Они очень разные. А Мир — один. Внезапно он смеется — весело, беззаботно.

— Вспомнил! В том Сосуде, откуда ты родом, живет один забавный народ. Очень неглупый. Их мудрецы первые поняли, что нет ни Ада, ни не Рая. Они даже написали об этом весьма толковую книгу. «Зогар» слыхала? Но все-таки кто-то не удержался и приписал, что самые умные из них после смерти отправятся в какой-то сад Эден и там будут беседовать с Высшим Существом. Будто Ему больше нечего делать — разговаривать с этими нудными старикашками!

Она смеется в ответ, ничего не понимая. Действительно — смешно! Жаль, нет времени расспросить подробнее — ни о чем. Разве что…

— Откуда ты все-таки пришел, Денница? Из будущего? На этот раз Несущий Свет не спешил с ответом. Тонкие брови сошлись к переносице. Сердился? Не хотел отвечать? Ярина даже успела пожалеть, что решилась спросить о таком.

— Будущего еще нет, Ирина. Века через два — по твоему счету — люди начнут выдумывать интересные байки о путешествии во времени — и станут неплохо на этом зарабатывать. Но это сказки. Нашего грядущего еще нет. Но есть Сосуд, где нет времени, — как во сне. Сейчас я в этом мире и могу заглянуть в твой сон. Скоро… Да, очень скоро я смогу приходить и наяву.

— Скоро?!

В сердце вновь вспыхнула надежда. Значит, еще не поздно!

Он понимает, уголки тонких губ еле заметно дергаются.

— Скоро… Но не так, как тебе нужно. Я не успею. И снова подалась ледяная трясина, и снова его теплая рука удержала, не дала провалиться в бездонную топь. Ярина подняла взгляд к равнодушным звездам. Все? Но как же! Ведь Денница обещал! Обещал!

— Я смогу помочь, если… Если тот, кто мною станет, вспомнит одну очень важную вещь. Он быстро учится, но времени мало.

Девушка кивнула, и тут же в глаза ударил серебряный свет месяца. Володимир недобро скалился, словно чуя смерть.

— Помочь нужно не только тебе. Многим. Очень многим! Почему-то вспомнились слова прокурора Иллу. Значит, правда? Выходит, этому миру и в самом деле грозит страшное!..

— Денница! Сегодня мне сказали… Пан державный прокурор Иллу… И снова его лицо хмурится, недобро блестят глаза.

— Знаю! Не верь им, Несущая Мир! Князь Сагор меньше всего думает о своих посполитых. Он страшнее Мацапуры — и сильнее. Если б я мог… Он замолчал, а Ярине не захотелось переспрашивать.

Небо.

Звезды.

Его рука…

Пусть это сон, пусть скоро все исчезнет, развеется морозной дымкой, но пока они вместе, и послушный воздух легко несет их в черную высь, и легкий ветерок ерошит волосы…

— Эта?

— Эта!

Свет факелов — в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.

— Тощая, сучка! Костистая!

— Ничего, щас помягчает!