Записки охотника Восточной Сибири - Александр Черкасов

В первый период его возраста мать кормит теленка молоком, которое у нее желтоватого цвета, густое и несколько пахнет серою. В это время у изюбрицы вымя бывает большое, как у коровы, с надутыми сосками. С неделю спустя и более, когда уже теленок значительно подрастет и окрепнет, мать начинает водить его с собою и в случае опасности тотчас его прячет, а сама спасается бегством в совершенно противоположную сторону. Словом, в этом случае она поступает так же, как и сохатица. Впрочем, двухнедельный теленок до того уже крепок, что собака с трудом его догоняет. Если мать случайно убьют, то через несколько времени к ней непременно является и теленок, и наоборот — мать не замедлит явиться к трупу своего детища, если только все тихо и спокойно вокруг. В половине лета теленок уже всюду следует за матерью и даже сопровождает ее на солонцы и солянки. Он постоянно ходит сзади матери и никогда не опережает ее, нередко играет с нею и выкидывает преуморительные прыжки с необычайною легкостию и проворством, во время чего мать или принимает участие в игре, или лежит и с любовью смотрит на его проказы. Словом, все воспитание теленка и нежное обращение матери-изюбрицы со своим детищем во всем сходны с описанным мною воспитанием молодого сохатенка. Бывают такие изюбрицы, которые постоянно каждый год совокупляются с самцами, но стельны не бывают; их называют здесь яловыми, равно как и тех, которые приносят молодых через год или бессрочно. Такие самки бывают всегда жирнее тех, которые чреватеют ежегодно; кроме того, некоторые из них имеют еще небольшие рога. Теленок ходит с матерью до начала самой течки, а во время нее отделяется и присоединяется к прошлогодним телятам; по окончании же течки матери снова отыскивают своих телят безошибочно и ходят с ними до следующей весны, то есть до следующего отеления. Телята-одногодки здесь называются, как и сохатиные, лончаками, 2-х лет — наргучанами, 3-х — третьяками, а трехгодовалая самка называется просто нетелью. У наргучана-бычка в конце зимы начинают расти первые рожки, которые здесь и называются, как у сохатых, сойками или спичками, а у третьяка бывают отросли, или отростки, то есть рога начинают разветвляться, а потому в этом возрасте изюбры начинают входить в течку, а самки оплодотворяться. Некоторые охотники хотя и утверждают, что двухгодовалые изюбры уже скачут на самок, это правда, но и только; скачут, но не оплодотворяют. Изюбры достигают полного своего возраста в семь лет, и поэтому можно думать, что они могут жить до сорока и несколько более лет. Были примеры, что здесь убивали до того старых изюбров, что зубы у них были все уже истерты, глаза совершенно впали и помутились, по всему телу, а в особенности на голове, были видны седые волосы, мясо их было чрезвычайно сухо и вяло, а кожа дрябла и тонка. Мне не случалось видеть изюбров, которые бы имели более 12-ти отростков на одном роге и 24-х на двух.

Рога у изюбров сходны с рогами обыкновенных северных оленей: лопаты, как у сохатых, они не имеют. У них из главного стержня, непосредственно выходящего из грозда, прямо идут боковые отростки и располагаются в разных плоскостях между собою, без всякого порядка. Зимою, около рождества Христова или несколько позже, изюбры ежегодно теряют рога, которые и спадают у них вплоть до самого грозда, так что в это время издали довольно трудно отличать самца от самки. Вблизи различие покажет только одна кисть детородного члена, которую издали приметить невозможно. Сбрасывание рогов у старых изюбров совершается раньше, чем у молодых, а следовательно, и вырастание новых у молодых изюбров начинается позже, чем у старых. Обыкновенно в великом посту у самцов начинают показываться из грозда небольшие рожки, мягкие, кровавые внутри и опушенные снаружи мягкой пушистой шкуркой. В это время, время выхода молодых рогов, изюбры бывают осторожнее в движениях, они не бодаются между собою, не трутся об деревья и с величайшей осторожностию берегут свои рога. Они у них чрезвычайно зудят и чешутся, так что изюбры с особенной заботливостью и аккуратностью чешут их задними ногами, а об деревья трут только один лоб. Беда, если изюбр сломает молодой рог: крови идет чрезвычайно много, а бывают случаи, что самцы от этого и пропадают, в особенности тогда, когда поврежден самый грозд. По мере приближения весны рога их все более и более увеличиваются, выходят боковые отростки, и, наконец, к летнему Николе (9 мая) рога уже получают почти настоящую величину и огромное значение в торговом отношении у забайкальских промышленников. Весною эти рога, как я уже говорил несколько раз выше, именуются пантами. Вот эти-то самые панты и играют такую важную роль в охотничьем мире здешних промышленников; вот они-то и есть эмблема счастия здешних зверовщиков, они-то и тревожат и волнуют страстное сердце сибирского охотника весною!

По всему вероятию, слово панты не русское, а принадлежащее разноречивому языку здешних инородческих племен. Что оно означает — не знаю. Но слово панты здесь так общеизвестно, что маленькие ребята его знают, а промышленники обыкновенно говорят так: «Прошлого лета я убил панты; бивал ли ты панты?» и проч., то есть здесь под словом панты прямо означается изюбр-бык в весеннее время, когда рога его носят название пантов. Собственно пантами здесь называют такие весенние рога изюбра, которые внутри на оконечностях отростков мягки и покрыты все пушистою шкурой, то есть когда отростки рогов не получили еще настоящего вида остроконечных сойков, а оканчиваются мягкими желваками, которые бывают иногда в кулак величиною. Самое лучшее время для настоящих пантов — это конец мая и начало июня. Достоинство их главнейшее определяется тем, чтобы желваки на оконечностях будущих сойков или отростков были как можно больше и мягче, то есть сочнее и кровянистее. Лучшие панты считаются о 6, 7 и даже 8 отростках (желваках). Панты имеют свое значение только до тех пор, пока желваки их мягки и покрыты еще нежною пушистою шкуркою, что и бывает почти до Петрова дня, а с этого времени желваки уже начинают твердеть, присыхать, как здесь говорят — утончаться; шкурка на них лопается, оголяется роговое вещество, и они принимают вид настоящего, заостренного вверху костяного сойка. Все это совершается очень скоро, в продолжение 3-х или 4-х дней и много недели; тогда уже панты теряют свою ценность и значение в торговле и — увы! — сравниваются с обыкновенными рогами сохатого, то есть идут на какие-нибудь поделки и безделушки, а нередко и бросаются в лесу без малейшего внимания. Но панты в самом прыску или соку имеют огромное значение в торговле с китайцами и ценятся иногда до 150 руб. сер. за пару (два рога). В Кяхте сибирские купцы выменивают на панты у китайцев множество заграничных товаров, как-то: байховый и кирпичный чаи, китайские канфы, дабы, полушелковицы, даже шитые шелковые азямы и другие вещи. Китайцы хорошо знают это время и все выезжают сами в известные пункты на границу, что обыкновенно и бывает в Петров день или несколько раньше или позже, и променивают свои произведения на добытые весною панты. Для чего китайцы берут панты, не имеющие решительно никакого значения в торговле внутри России, решительно неизвестно, но здесь носятся темные слухи, что будто бы они из пантов приготовляют сильнейший конфертатив. Другие же слухи (менее общие) таковы: будто бы китайцы извлекают из пантов экстракт, которому приписывают могущественное целебное свойство в самых опасных болезнях, и будто бы этим средством в состоянии пользоваться в Китае только одни тамошние богачи, мандарины, потому что цена на экстракт очень высока. А этим последним обстоятельством и объясняют высокую цену на самые панты при покупке их китайцами в наших краях. Любопытно было бы узнать достоверно, для чего именно служат китайцам панты. Конечно, нет никакого сомнения, что они там играют важную роль в торговой промышленности: это уж доказывает высокая цена на панты, поднятая самими китайцами в наших краях. Ведь не берут же китайцы ни сохатиных, ни козьих, ни изюбриных рогов, когда последние перестают быть пантами! Хотя бы наша медицина обратила на это внимание.