Строптивая - Доминик Данн

Предыдущей ночью Арни Цвиллман позвонил Амосу Свэнку, когда его передача была уже в эфире и прервалась на первую рекламную паузу, и потребовал от него отменить появление в его программе последней гостьи, Фло Марч.

– Выкинь эту красотку, – сказал он.

– Роуз-Энн? Выкинуть Роуз-Энн? – спросил Амос, ужаснувшись.

– Нет, не Роуз-Энн. Фло Марч.

– Но у меня вся программа полетит к черту, – сказал Амос. – Мы уже в эфире. Я не могу получить замену.

– Передай Дому, что я прошу его спеть еще несколько песен, – ответил Арни. – Публика включила телевизор, чтобы смотреть на него, а не на Фло Марч.

Позже, когда Арни прослушивал единственную кассету, которую нашли в доме Фло Марч, по его лицу можно было бы наблюдать все стадии недовольства. Столкновение с Жюлем Мендельсоном в кабинете Каспера Стиглица, в то время как остальные гости, приглашенные на прием, смотрели фильм, было передано в деталях, и ему стало ясно, что Жюль сам рассказал об этом Фло. Слова «отмывание денег» появлялись в рассказе постоянно, раскрывая методы осуществления этой операции во время предполагаемого пребывания Жюля в Брюсселе.

Арни был глубоко убежден, что только неожиданное вторжение Паулины Мендельсон, оскорбленной намеками накачавшегося наркотиками Каспера Стиглица о лесбийских связях актрис, помешало скрепить их сделку.

– Господи, этой бабенке Марч следовало быть секретаршей. Она, должно быть, стенографировала все, что Жюль рассказывал ей, успевая при этом снимать с него брюки и разжигать его, – заметил Арни. Его замечание вызвало взрыв смеха в комнате, но Арни Цвиллман был не в том настроении, чтобы смеяться. Он поднял руку, и смех оборвался. – Где остальные кассеты? Должно быть сорок часов, а здесь только на час. Я хочу услышать, что там дальше говорится о Киппи.

– Это все, что мы нашли, – сказал Джо-Джо, его помощник.

– Кассеты, вероятно, в каком-нибудь банковском сейфе на хранении. Разыщи этого сладкоежку Сирила Рэтбоуна. Припугни это дерьмо как следует, – сказал Арни.

– Это мистер Рэтбоун. Меня ожидают, – сказал Сирил, как никогда на английский манер растягивая слова и глядя прямо в камеру кругового обзора у ворот «Облаков». Дадли, взглянув на его лицо на мониторе в дворецкой, не почувствовал расположения к писателю из «Малхоллэнда», который, по его мнению, написал постыдную и предательскую статью о Жюле Мендельсоне и женщине по имени Фло Марч, статью, вызвавшую, как он знал, кривотолки и сдавленные смешки в дворецких знатных домов города. Дадли даже позволил себе высказать хозяйке дома неодобрение, когда она сообщила, что ожидает прихода Сирила Рэтбоуна. Но Паулина Мендельсон на его замечание лишь пожала плечами и не ответила, показывая, что данное обстоятельство не зависит от нее.

Проехав по длинной подъездной дороге и повернув направо, Сирил оказался в той части поместья, которая была скрыта от глаз за воротами. Ему показалось, что он попал в волшебную страну, и его сердце сильно забилось. Его редактор Люсия Борсоди всегда испытывала разочарование, что его не допускали в этот знатный дом. Для нее не имел значения тот факт, что и другие репортеры светской хроники из городских изданий никогда не приглашались сюда, равно как и то, что Жюль Мендельсон в свое время всячески избегал общений с прессой. Люсия Борсоди не раз твердила ему, что в Нью-Йорке Долли Де Лонгпре, прославленную старейшину репортеров светской хроники, принимали в лучших домах старого и нового общества и даже во время ее приездов в Лос-Анджелес, что случалось раз в году, приглашали и на обед к Мендельсонам. Сирил каждый ее приезд воспринимал как свое фиаско. Но наконец-то и он сподобился посетить недоступное и роскошное поместье, в которое он мечтал попасть столько лет.

Въехав во двор, Сирил удовлетворенно улыбнулся. Огромный дом оказался именно таким, как он себе представлял. Не успел он подойти к двери, как она распахнулась, и он прошел в холл, даже не взглянув на Дадли, прикованный видом ажурной лестницы и шести картин Моне, как магнитом.

– О, замечательно, великолепно! – воскликнул он, поворачивая голову то вправо, то влево и разглядывая окружавшие его сокровища. Мысленно он подбирал слова, которыми опишет увиденное. Взглянув на свое отражение в зеркале в стиле «Чиппендейл», остался доволен: хорошо сшитый костюм из легкой полосатой ткани, голубая рубашка, розовый галстук.

Дадли, не сказав ни слова, провел его по коридору в холодный полумрак библиотеки. На улице было очень жарко, но полосатые бело-голубые занавеси предохраняли красивую комнату от лучей солнца. Сирил сразу почувствовал себя уютно среди роскоши комнаты. Направо, над камином, висела картина Ван Гога «Белые розы». Он хотел остановиться и рассмотреть ее, но дворецкий открыл дверь на террасу и вышел. «Миссис Мендельсон срезает розы в саду, – сказал он и жестом указал на большую скульптуру спящей женщины. – Сад находится за Генри Муром, налево». Он повернулся и вошел в дом.

Сирил растерялся и почувствовал разочарование. Он избегал солнца. Под лучами жаркого солнца его белая кожа быстро обгорала и покрывалась волдырями. Он бы предпочел провести встречу с Паулиной в прохладной библиотеке, сидя в удобном кресле под прекрасной картиной, попивая холодное вино из красивого бокала. Ему хотелось, чтобы она провела его по дому, показывая комнату за комнатой, картину за картиной, одно произведение античного искусства за другим, как того удостаивались почетные гости, если проявляли интерес к сокровищам дома, о чем он нередко слышал от Гектора Парадизо.

Провести встречу в саду было идеей Паулины. Она не хотела, чтобы до ушей Дадли или других слуг дошло то, что хотел ей поведать этот неприятный человек. Сирил, пересекая лужайку, пожалел, что не захватил соломенную шляпу, чтобы предохранить свою чувствительную кожу от сильных лучей солнца. Но как бы он ни был озабочен этим, он замечал и запоминал необыкновенные скульптуры, собранные Жюлем Мендельсоном. «За Генри Муром», – сказал дворецкий. Он запомнит это.

Паулина стояла к нему спиной, когда он наконец ее увидел. Она наклонилась, срезая огромную розовую розу, поднесла к носу и понюхала. На ней были садовые перчатки и большая соломенная шляпа. У ее ног стояла корзина, полная роз различных оттенков красного и розового цвета. Наблюдая за ней, он увидел, как она отгоняет осу, кружащую вокруг нее. Не замечая, что за ней наблюдают, она сохраняла элегантность, и ее вид был приятен взгляду Сирила.

– Паулина! – взволнованно окликнул он, словно гость, прибывший на пикник в саду и приветствующий хозяйку, а не автор непристойной книги о се умершем муже и его любовнице. Он знал, что она слышит его, так как расстояние между ними было незначительным, но не повернулась, и он снова крикнул: «Паулина!».