Путешественница. Книга 2: В плену стихий - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По команде вожака охотники с кольями подступили ближе. Вся эта череда событий ввергла меня в некий ступор, состояние отрешенности, пребывая в котором я даже не удивилась, узнав в вожаке охотничьей группы Измаила.
— Хау! — выкрикнул Измаил, сопровождая возглас энергичным движением поднятых вверх ладоней, значение которого представлялось очевидным.
Двое охотников подсунули колья под крокодилье брюхо, а третий, нанеся ловкий удар по мечущейся голове, засунул свой шест под грудь за передними лапами.
— Хау! — снова воскликнул Измаил, и все трое с усилием налегли на шесты.
Хлюпнула глина, и тяжелая туша перевернулась на спину. В свете факелов блеснуло чешуйчатое брюхо.
Факельщики снова заорали, да так, что у меня в ушах зазвенело. Но Измаил одним словом призвал их к молчанию и требовательно вытянул руку ладонью вверх.
Не знаю уж, что за слово произнес этот человек, но в тот миг он так напоминал хирурга за операционным столом, обращающегося к ассистентам, что мне едва не послышалось «скальпель». Интонация была той же самой, как и результат.
Один из факельщиков поспешно вытащил заткнутый за набедренную повязку нож для рубки сахарного тростника и вложил его в руку вожаку. Измаил развернулся на пятках и тем же движением, вложив в него весь свой вес, вонзил острие в крокодилье горло, как раз в то место, где челюсти соединялись с шеей.
Хлынула кровь, в свете факелов казавшаяся черной. Все охотники отступили назад, наблюдая за буйной агонией умирающей рептилии с безопасного расстояния; в их взглядах смешивались почтение и глубокое удовлетворение.
Измаил выпрямился, его рубашка выделялась в темноте белым пятном. В отличие от прочих охотников он был полностью одет, хотя и бос. С его пояса свисали кожаные мешочки.
Все это время я стояла столбом, и лишь теперь все более настоятельные сигналы от ушибленных ног достигли мозга и побудили меня торопливо опуститься на землю, раскинув юбку прямо по сырой глине.
Это движение привлекло внимание Измаила: узкая голова повернулась в мою сторону, и его глаза расширилась. Остальные охотники, проследив за его взглядом, повернулись тоже, за чем последовали удивленные комментарии на самых разных языках.
Я на все это особого внимания не обращала. Крокодил еще дышал с бульканьем и хрипом. Примерно так же, как я. Глаза были прикованы к длинной чешуйчатой морде со щелочками золотисто-зеленых, как турмалин, зрачков, странно безразличный взгляд которых был, казалось, направлен на меня. Крокодил лежал на спине, но его оскал оставался все тем же.
Глина подо мной была холодной и сырой, кровь, струившая из рассеченного горла рептилии, — густой и черной. Удивление в голосах смотревших на меня людей сменилось озабоченностью и тревогой, но я их уже не слышала.
Однако полной потери сознания не произошло; я смутно ощущала, что возле меня столпились люди, освещаемые колеблющимся светом, потом чьи-то крепкие руки подняли меня в воздух. Время от времени я слышала разговор, но воспринимала его лишь обрывками: слово здесь, слово там. Вроде бы у меня имелось туманное желание попросить, чтобы меня положили на землю и чем-нибудь накрыли, но высказать его не имелось никакой возможности, ибо язык мне не повиновался.
Мои сопровождающие проламывались сквозь камыши, раздвигая заросли плечами, и листья задевали меня по лицу. Казалось, будто мы спешим через поле, но без колосьев, одни лишь стебли да шуршащие листья. Разговоры больше не звучали, шелест и треск поглощал даже топот ног.
Но к тому времени, когда мы добрались до открытого пространства перед хижинами рабов, мои способности ощущать и мыслить полностью восстановились. Серьезных повреждений, не считая царапин и ушибов, я не получила, но не сочла нужным доводить это до чьего-либо сведения. Напротив, не открывала глаз и не шевелилась, а когда меня занесли в хижину, отогнала подступавшую панику, твердо вознамерившись до того, как мне все-таки придется «вернуться в чувство», придумать подходящий план.
Но где же, черт их побери, Джейми со всеми остальными? Прошло ли все как надо или нет? Что они будут делать, прибыв на место высадки и обнаружив вместо меня следы отчаянной борьбы?
И как насчет нашего приятеля Измаила? Что, во имя Господа, он там делал?
Снаружи доносились звуки празднования, а в спертом воздухе хижины висел стойкий запах спиртного, не рома, а чего-то более дешевого и вонючего, напоминающего перебродивший ямс. Я разлепила веки и увидела отсвет огня на утоптанной земле: в открытую дверь были видны мечущиеся тени. Выбраться отсюда незамеченной надеяться не приходилось.
Потом раздался извергнутый множеством глоток ликующий вопль, и все фигуры пропали из виду, устремившись, как я поняла, к костру. Предположительно, это имело отношение к крокодилу, которого притащили подвешенным кверху брюхом к шестам охотников.
Я осторожно встала на колени, гадая, не получится ли улизнуть, пока они заняты своими делами, каковы бы те дела ни были? Если только я доберусь до ближайших посадок тростника, можно быть уверенной в том, что меня уже не найдут. Но вот удастся ли в кромешной тьме выбраться назад, к реке? Не лучше ли пробраться в усадьбу в надежде встретиться с Джейми и его товарищами, которые придут мне на выручку? При мысли об этом мрачном молчаливом доме и его гостиной с черным полом меня передернуло. Но что толку гадать, куда идти, если в безлунную ночь, когда снаружи темно, как у черта под мышкой, найти усадебный дом ничуть не легче, чем реку и лодку?
Мои размышления были прерваны появлением в дверном проеме фигуры столь устрашающего вида, что у меня вырвался крик.
— Твоя не шуметь, женщина, — послышался приглушенный голос Измаила. — Это всего только моя.
— Ну конечно, — пробормотала я. Холодный пот щипал мне щеки, а сердце стучало, как молот. — Я тебя сразу узнала.
Они отрубили крокодилу голову, вырезали язык и нёбо, и теперь Измаил надел эту страшную маску себе на голову: его глаза поблескивали под козырьком верхней челюсти с ее страшными зубами. Нижняя челюсть отвисла в какой-то мрачно-насмешливой гримасе, закрывая нижнюю часть его лица.
— Этот эгунгун, он не причинить твоя никакой вред? — спросил Измаил.
— Нет, — ответила я. — Благодаря этим людям. Э-э, а ты не можешь снять эту штуку?
Вопрос остался без ответа. Измаил молча уселся на пятки, явно затем, чтобы как следует меня рассмотреть. Выражения его лица я не видела, но поза выдавала озабоченность и колебания.
— Почему твоя быть тут? — спросил он наконец.
Из-за отсутствия лучшей идеи я сказала правду. Он не имел намерения треснуть меня по голове, а может, уже сделал это, когда я свалилась без чувств в зарослях тростника. Влажная капля упала из крокодильей ноздри мне на руку, и я торопливо вытерла ее о юбку.