Путешествия вокруг света - Василий Головнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все сии суда проводят в Северо-Восточном океане по два, по три года и более, прежде нежели отправятся в свое отечество. Летом плавают они по проливам и у северо-западных берегов Америки, где выменивают у жителей на разные безделицы бобров, а на зиму удаляются из сей холодной, бурной страны в благорастворенный климат Сандвичевых островов, на которых проводят всю зиму. Весною же опять возвращаются к американскому берегу. Столь частые и продолжительные посещения их скоро познакомили сандвичан с употреблением многих европейских вещей и даже с обычаями просвещенных народов, к чему более способствовало сильное желание нынешнего их владетеля просветить свой народ. Честными и справедливыми поступками с европейцами[255] и ласковостью к ним он привлек к себе с купеческих судов многих матросов и даже мастеровых, которые поселились между сандвичанами и взяли себе жен из природных островитянок. Когда здесь был Ванкувер (с 1791 по 1794 год), то король имел уже в своей службе 11 человек европейцев; ныне же их считается на Сандвичевых островах около 150, в числе коих есть тимерманы{243}, слесаря, котельщики, столяры и много плотников и кузнецов. Теперь 40 лет только, как сандвичане узнали европейцев, и во времена посещения их Куком ружейный выстрел наводил на них ужас; но ныне они имеют до ста пушек разного калибра, коими умеют действовать, и более 6000 человек, вооруженных ружьями и всею нужною для солдата амуницией. На острове Воагу, самом прекраснейшем из всей сей купы, при гавани Гонолулу, построена у них каменная четвероугольная крепость по всем правилам, как строятся приморские укрепления; она выбелена и снабжена нужным числом крепостных орудий. Когда мы подходили к сей гавани, тогда стояли в оной два брига, принадлежащие сандвическому королю, и четыре американских судна. Увидев все их под флагами и сандвический флаг, развевающийся на крепости, я не мог взирать на такой шаг к просвещению сего народа без удивления и удовольствия.
Нынешний их король при капитане Куке был простым старшиною, но по родству с тогдашним их владельцем Терребу немало значил. Тогда он назывался Мейхамейха, но по смерти короля он сумел всю власть на острове Овайги захватить в свои руки, а потом, с помощью вступивших к нему в службу европейцев, покорил все прочие острова и ныне владеет один ими самовластно, бесспорно и покойно. Сделавшись королем, он переменил свое имя и стал называться Тамеамеа.
Порт Гонолулу
Из альбома к кругосветному путешествию О. Коцебу
Тамеамеа уже очень стар: он считает себе 79 лет от роду. Вероятно, что точное число лет ему и самому неизвестно, но наружность его показывает, что большой разности в его счете быть не может. Впрочем, он бодр, крепок и деятелен; воздержан и трезв; крепких напитков никогда не употребляет и ест очень умеренно. В нем видна разительная смесь ребяческих поступков и самых зрелых суждений и деяний, которые не обесславили бы и европейского государя. Честность его и любовь к справедливости могут показать в настоящем виде разные поступки. Недавно при берегах острова Овайги стало на мель английское судно, для облегчения коего, чтоб снять его с мели, капитан принужден был бросить из своего груза 90 слитков меди, каждый весом около 150 фунтов. Медь сия уже была потеряна для хозяина, и экипаж был весьма рад, что такою дешевою ценою избавил корабль от гибели. Некоторые из англичан, в службе Тамеамеа находящихся, советовали ему послать своих водолазов, чтоб достать медь и употребить ее в свою пользу. Он принял совет их, послал водолазов, и медь всю вынули, но он не хотел ее присвоить себе, что легко мог бы сделать, а спросил, как в таких случаях поступают в Европе. Когда ему сказали, что в Англии за спасение груза погибающего корабля одна осьмая доля принадлежит спасшим оный, то он, отсчитав себе 12 слитков, прочие возвратил капитану.
Один американец обманул короля Тамеамеа при покупке сандального дерева. Ему советовали остановить, или, по нашему сказать, конфисковать собственность, принадлежащую сему американцу, бывшую на берегу в его руках. Но он не сделал сего, а велел Элиоту написать на него просьбу американскому правительству, объявив, что, когда не получит удовлетворения, тогда поступит по-своему; но до того не хочет употреблять никаких насильственных мер.
Правда, мне сказывали американские капитаны, будто Тамеамеа не всегда исполняет свои обещания и нередко отпирается от данного им слова. Но они приводили такие примеры, по которым он мог быть прав или нет, смотря по силе условия его с ними. Например: недавно общество европейцев, под управлением одного чужестранного для них медика, поселилось на острове Атуай, с позволения владетеля сего острова, который, впрочем, находится, как то я прежде сказал, в полной зависимости от Тамеамеа. Сначала сандвичане полагали, что сии европейцы хотят жить между ними для торговли, но неосторожный доктор скоро обнаружил свои виды, что он хочет завести колонию на сих островах, пособить владельцу атуайскому завладеть всеми прочими островами и не позволять американским кораблям приставать к здешним гаваням. Он был до того прост, что, не приготовив старшин к сему предприятию, начал уже строить укрепления и поднимать флаг того народа, над отрядом которого начальствовал, и даже приезжал на остров Воагу с вооруженным караулом, который несколько времени имел у дверей своего дома, и также поднимал флаг. Наконец, известный Юнг, бывший тогда начальником на острове Тамеамеа, запретил ему угрозами сие делать и велел караул отправить на свое судно. Всего забавнее, что этот проказник в политических своих тайных переговорах с владетелем Атуая употреблял для переводов американских матросов, на сем острове живущих, надеясь подарками заставить их хранить тайну. Они подарки брали, а дело все открыли своим соотечественникам – капитанам американских кораблей. Сии, видя затеи и ухищрения против их торговли, тотчас объяснили Тамеамеа опасное его положение и убедили его немедленно согнать пришельцев с Атуая. На такой конец и дано было от него повеление владельцу острова, не делая им никакого насилия, требовать, чтоб они отправились туда, откуда пришли, а в случае непослушания употребить силу. Но как доктор храбрился и грозил им скорым прибытием к нему подкрепления, то Тамеамеа и не на шутку струсил, воображая, что какое-нибудь сильное государство в сем деле участвует. Однако американцы скоро его в этом разуверили и убедили, что предприятие сей партии произошло от своевольства и необузданности старшины одного малозначащего и малосильного заселения, а один из американских капитанов вызвался остаться с своим кораблем, доколе партия пришельцев не удалится, и в случае нападения их на него защищать его; за сие Тамеамеа обещал дать ему полный груз сандального дерева. Между тем доктору который имел плохую надежду на присылку пособия, показалось, что рецепт уступить и убраться домой гораздо спасительнее и здоровее, нежели ратоборствовать и возложить на меч руку, приобыкшую к ланцету. От сего союзник Тамеамеа не имел случая оказать ему помощь, но обещанный груз сандального дерева требовал, в чем, однако ж, сандвичанин отказал, утверждая, что сию награду обещал он дать за действительную помощь, а не за простой, за который он снабдил его большим количеством съестных припасов. Определить, кто прав и кто виноват в сем деле, – зависит от содержания договора, который был словесный и без свидетелей. Впрочем, если бы иногда он в подобных сему делах и обманул американцев, то что же за беда? Ведь тут дело идет о политике и дипломатических сношениях, а при заключении и нарушении трактатов где же не кривят душою, когда благо отечества, или, лучше сказать, министерский расчет, того требует?
По совету служащих у него европейцев, послал он в Кантон с сандальным деревом бриг[256] судно о двух мачтах, под управлением американца, но под своим флагом. Известно, что китайцы с иностранных судов, к ним приходящих, берут чрезвычайную пошлину, простирающуюся до нескольких тысяч рублей, за то только, что суда в их порте положат якорь, а продадут ли товары – до того им дела нет. По возвращении сего судна, когда Тамеамеа при отчете узнал, что такая сумма заплачена за положение якоря в китайской гавани, он заметил, что это очень дорого, и тогда же решил, что если другие державы берут за сие деньги с его судов, то и он должен то же делать, только не так много, и назначил, чтобы все приходящие в наружную гавань Гонолулу европейские суда платили ему по 60 пиастров, а во внутреннюю, где покойнее стоять, по 80.
Однажды, прогуливаясь с Элиотом по селению Кавароа в заливе Карекекуа, я хотел видеть место, где убит капитан Кук. Пришедши к морскому берегу на тот самый камень, где пал сей славный мореплаватель, я и бывшие со мною офицеры взяли по одному камешку и положили в карман в память сего происшествия. Это подало повод Элиоту рассказать нам анекдот. Будучи на сем самом месте, Тамеамеа рассказывал ему о ссоре, случившейся между островитянами и англичанами, и каким образом Кук был убит. Элиот, так же как и мы, взял камешек и хотел положить в карман. На вопрос Тамеамеа, для чего он ему нужен, сказал он, что хочет послать к своим приятелям в Англию. При сих словах сандвичанин переменился в лице, глаза его засверкали. Он вмиг вырвал камень из рук Элиота и бросил его в море, сказав, что он сею посылкою хочет напомнить своим соотечественникам о несчастном приключении, которое должно быть забыто, и что добрые люди после примирения старых ссор никогда вспоминать не должны.