На диком бреге - Борис Полевой

— Ну? — спросил он, смотря на Дюжева.

— Репетицию к чертям, начинаем спектакль… Разрешите?

Литвинов долго «смотрел на бородатого человека. Военная форма. Колодки орденских лент. До блеска начищенные сапоги. Светлые глаза возбужденно блестят. А усы, борода, которые Дюжев в последнее время вовсе позабыл расчесывать, совершенно спутались. Оба эти человека знали, что значит так вот сразу, без репетиции, без своевременного предупреждения Москвы, без разрешения министерства и приглашения гостей, начинать такое дело. Малейший просчет — Онь прорвет дамбу или собьет мост, унесет много миллионов рублей и авторитет их обоих. Но об этом не было произнесено ни слова.

— Кто у тебя на дамбе? — спросил Литвинов.

— Макароныч.

— На механизмах?

— Общее руководство, как всегда, у Сакко. — За автоколонны кто отвечает?

— Петрович.

Мгновение Литвинов думал, что-то прикидывая, взвешивая в уме.

— Координировать кто будет?

— Ворохов.

— Веришь ему?

— Как себе. Да ведь и я тут буду, рядом, Литвинов еще подумал.

— Ладно. Трусы в карты не играют. Валя, Москву! Центральный Комитет… Потом министра… Потом Старосибирск, обком партии, первого…

И через час после этого разговора, в разгар обычного рабочего дня, неожиданно для всех, кроме тех тысяч людей, разных профессий, которые были отобраны для участия в перекрытии, по диспетчерскому радио разнесся голос Дюжева — даже близкие его друзья не сразу узнали его, так он был взволнован:

— Товарищи! Мы приступаем к перекрытию реки Онь. — Короткая пауза. Взоры всех обратились к репродукторам. Голос, ставший уже обычным, отдавал распоряжения: — Всем покинуть котлован!.. Подняться до отметки критического уровня!.. Комендант Федоров, товарищ Федоров. проследите, чтобы в котловане не осталось ни души, и доложите в штаб!.. Проследите и доложите в штаб!..

В этот день Петрович с утра не был дома. Готовя своих ребят к репетиции, — он позабыл даже позавтракать. Машины с нарисованными на бортах номерами, со снятыми дверьми кабин, фырча и окутываясь сизым дымом, уже строились в колонну, когда приехал Капанадзе и попросил созвать участников репетиции. Все тотчас же собра| лись.

— Что-нибудь худое, Ладо Ильич? — спросил Петрович.

— Наоборот, хорошее, — ответил парторг, нетерпеливо следя, как водители сходятся к машине, у которой он стоял.

— А что?

— Репетиция отменяется. Будем перекрывать без репетиции. — И хотя слова эти были сказан вполголоса и слышали их немногие, эта весть каким-то образом сразу облетела всю площадку где теснились машины. Впрочем, это был самый короткий митинг из всех, в каких Петровичу ког да-либо доводилось участвовать.

— Ребята, — сказал Капанадзе, поднявшие на подножку и тиская в руках кепку. — Ребята начинается необычное дело. Пятой краснозназнамённой базе выпала честь идти головной колонной! Помните, ребята, за вами будут следить все советские люди. Все! Весь мир!

— Помним! — крикнул Петрович, и, прежде, чем вездеход парторга скрылся в направление карьеров, вся колонна, урча, окутываясь сизоватым дымом, стала перетасовываться в порядке номеров. А пока машины вястраивались, Петрович забежал домой, где, готовясь на смену, переодевалась жена. Он быстро сбросил «повседневный» пиджак и попросил:

— Давай кобеднишние штаны и чистую рубаху. И побыстрей, Мурочка, детка!

— Опять кошачья кличка! — грозно произнесла жена, но, должно быть, почувствовав, что происходит нечто йеобычное, бросилась к платяному шкафу, подала парадную тройку. — Ну что там у тебя?

— Перехитриваем.

— Кого? — Жена быстро застегивала ему пуговицы на рубашке.

— Кого же? Ее, Онь. — Петрович дрожащими от волнения руками приводил в порядок свой костюм, а жена, тоже заразившаяся его волнением, приглаживала ему щеткой голову, опрыскивала, одеколоном «Пиковая дама».

— Не надо бы на тебя такой хороший одеколон тратить. Ну, раз такое дело, дирекция на затраты не скупится. — И вдруг азартное выражение сошло с курносого лица, заменилось растроганной улыбкой. — Ладно уж, беги, а то выйдет, вокзал надул: купил билет и опоздал на поезд.

— Бу сде! — Петрович козырнул, сделал налево кругом, скрылся в дверях.

Жена видела, как он рысцой потрусил через двор, поправляя на ходу галстук. Машины продолжали реветь, двигаться, изрыгать дым.

Мария постояла у окна. Потом решительнс сбросила рабочие полуботинки, комбинезон, разделась, кинулась к шкафу. Она достала оттуда любимое пестрое платье, тонкие чулки, туфельки с каблуками-гвоздиками. Кинув все это у зеркала, она стала переодеваться и, переодеваясь, все время косилась на свое отражение. Ах, как лю-била она эту ловкую, складную фигурку: высокую грудь, тонкую талию, стройные маленькие ножки! Она могла подолгу вертеться нагишом перед зеркалом, напевая, пританцовывая, делая себе глазки. Теперь низ живота был большой, тяжелый, соски на груди набухли. Это портило всю картину. Мурка показала своему отражению язык, сердито отвернулась от него, но сейчас же, упрямо встряхнув волосами, ловко и туго перетянула живот плотным поясом, быстро оделась, подкрасила губы, чуть-чуть подсинила веки глаз. Снова взглянув в зеркало, осталась довольна и набросила плечо ремешок старого цейсовского бинокля, хранимого Петровичем, как память о счастливейшем трофейном периоде войны.

Идти на каблуках-гвоздиках было трудно. Не долго думая, Мурка разулась и с удовольствием зашлепала босыми ногами по нагретому солнцем асфальту.

— Мурка, куда так расфуфырилась? — крикнули ей какие-то ребята, не без интереса следившие за тем, как семенят маленькие стройные ножки..

— Как куда? Вы что, ёлупени, не знаете: сегодня Онь перекрывают!

Впрочем, о перекрытии знал весь город. Множество людей, свободных от работы, прифранченные, в одиночку, стайками, целыми семьями шли на реку. Двигались вдоль магистрали, по тропинкам, ибо дружинники с Красными повязками уже расчищали пути для самосвалов. Котлован был безлюден. Гигантская чаша его, которая вчера еще кишела людьми, как муравейник, была мертва. На краю перемычек с. двух сторон стояли наготове два экскаватора. Им предстояло проложить новый путь реке. И Мурка знала: в одном из них, в том, над которым сейчас в безветрии обвисает красный флажок, ее брат Константин Филиппович Третьяк.

— Товарищи солдаты, матросы, сержанты, офицеры и генералы, — тоном полководца, принимающего парад, произнесла Мурка, обращаясь к бетонщикам. — Поздравляю вас по случаю перекрытия великой сибирской реки Онь!

И, послав им воздушный поцелуй, она ловко, как циркачка, перехватываясь руками по скобам крана и мелькая крепкими полненькими икрами, стала подниматься в кабину. Приняв смену и едва успев отнести десяток бадей, она услышала, как над котлованами загремел голос:

— Всем на дамбе! Отойти за красную черту! — И чуть спустя: — Запал!

Земля вздрогнула так, что кран ощутительно качнуло. Над дамбой взвились вихри песка. Ударив в небо острыми иглами, они стали неторопливо оседать, и, когда крепчайший ветер отнес пыль, вся дамба оказалась как бы изгрызенной. Но вода еще не шла по новому пути. Два экскаватора, будто проснувшись, на противоположных ее концах быстро заработали ковшами. Они торопились разбросать земляную, все еще державшуюся преграду. Марии, наблюдавшей сверху, казалось, что дамба уже прорвана и что река почему-то медлит, задумчиво крутясь возле этой, уже невидной издали земляной кромки. И тут крановщица увидела, как из кабины, на которой краснел флажок, выбросился высокий человек в комбинезоне. Утопая в развороченном взрывом песке; он добежал почти до середины дамбы и начал быстро разгребать руками невидимую сверху преграду. И вот потоки мутных вод хлынули в маленький проход, который он ' прокопал. Онь яростно рванулась в котлован, сметая взрыхленные пески. Теперь человек в комбинезоне уже убегал от догонявшего его потока, быстро слизывавшего земляной вал. Мутные воды как бы стремились схватить его за пятки.

Он все-таки убежал. Поднялся в машину. Даже в своей стеклянной будочке, вознесенной на десятки метров, в значительном удалении от места действия Мурка услышала возбужденные крики… Кран работал, Мурка продолжала подавать бетон. Она поняла уже, кто этот человек, только что руками освободивший путь воде. Подбородок ее съежился. «Костька, братик, это ж ты! Варьят ты эдакий!» И тут же подумала: «Вот уж сегодня опишу все это маме».

Под шумное ликование на берегах река быстро заполняла котлован. В бешеном потоке, как солома, крутились бревна, доски. «Мы покорим тебя, Онь!» — эта надпись, выведенная на бетонном волнорезе котлована, над которой когда-то несколько ночей трудились комсомольцы с Игорем Капустиным, начала постепенно исчезать в грязной пене бешеных потоков, рвавшихся к бетонной гребенке. Бетонщики продолжали работать. Кран, эта стальная голенастая птица, у которой был сейчас хорошенький веселый мозг, все так же старательно поднимал своим длинным клювом огромные бадьи и, задумчиво катясь по рельсам, относил их на плотину. А между тем все уже слышали высокий, хрипловатый голос, который многим здесь был известен.