Дорога шамана - Робин Хобб

Но вскоре Эпини, не обращая на меня внимания, пустила свою серую кобылу в галоп, заставив нас со Спинком пришпорить скакунов. Она приникла к шее кобылы и с пронзительным свистом мчалась вперед — кузина так и не выпустила из зубов свисток. Неужели она настолько глупа, с тоской подумал я, что не понимает: свист напугает лошадь, и Селеста помчится еще быстрее. Я пришпорил Гордеца, чтобы догнать Эпини, но тропа в этом месте сужалась, и мне мешал скакавший чуть впереди Спинк. Я крикнул, чтобы он пропустил меня, но, боюсь, он меня не услышал. Ехавший навстречу велосипедист испуганно ахнул и врезался в лавровую изгородь, дабы избежать столкновения с нами. Он что-то сердито завопил нам вслед.

Эпини направляла кобылу в сторону от цивилизованной части парка по совсем узкой тропе, поэтому нам пришлось скакать друг за другом по извилистой дорожке, окруженной зарослями куманики. Спинк оказался между мной и кузиной — в противном случае я бы легко догнал Эпини и заставил ее остановиться. Дважды тропинку перегораживали поваленные деревья, однако Селеста легко преодолевала все препятствия, но это не мешало мне представить, как мы везем безжизненное тело Эпини домой к моему дяде. Наконец мы вылетели на большую полянку на берегу реки, и только здесь Эпини натянула поводья.

Спинк первым оказался рядом с ней.

— Эпини, вы не ранены? — вскричал он, соскакивая с лошади.

Она уже успела спешиться и стояла возле Селесты, тяжело дыша. Щеки кузины раскраснелись от прохладного воздуха, волосы выбились из-под шляпки и рассыпались по плечам. Я подъехал к ним и спрыгнул на землю, а Эпини быстрым движением поправила прическу.

— Конечно, со мной все в порядке! — Она улыбнулась. — Какая чудесная прогулка у нас получилась. Нам обеим это было полезно. Селесте редко удается вдоволь поскакать.

— А я думал, что ваша лошадь понесла! — воскликнул Спинк.

— Ну да, но только потому, что я ее пришпорила. Давайте проведем наших лошадей по тропинке вдоль реки, чтобы они остыли. В это время года здесь очень мило.

Мое терпение лопнуло.

— Эпини, я глазам своим не верю — что ты себе позволяешь? Мы со Спинком ужасно за тебя испугались, не говоря уже о других посетителях парка. Как ты, молодая женщина, можешь вести себя, словно невменяемый мальчишка-сорванец?

Эпини уже двинулась вперед, ведя на поводу Селесту, но моя отповедь заставила ее остановиться. Она медленно повернулась ко мне. Ее лицо изменилось почти до неузнаваемости, словно она сняла маску — в некотором смысле, подумал я, так и было. Кузина наклонилась вперед, и будь она собакой, прижала бы уши и оскалила зубы.

— Тот день, когда я начну вести себя как женщина, а не как девчонка, будет днем моего согласия принять кандалы, приготовленные для меня родителями, чтобы вывести на продажу — и отдать тому, кто заплатит самую высокую цену. Я слышала, что на границе женщинам разрешено жить своей жизнью. И я рассчитывала, что ты, мой дорогой кузен, это понимаешь. Но ты оправдал мои худшие предположения. А я так на тебя надеялась!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — В моей душе пылали гнев и возмущение, но ее сердитые слова меня больно задели.

— А я понимаю, — тихо молвил Спинк. — Моя мать часто говорит об этом.

— О чем? — вскричал я.

Неужели он опять встанет на сторону Эпини? Я почувствовал себя, как в тот день, когда начал учить варнийский язык, — мой наставник произносил какие-то слова, но я абсолютно не улавливал их смысла.

— Речь идет о женщинах, которые сами управляют своими делами, — пояснил Спинк. — Я рассказывал тебе, как первый управляющий нас обманул. Мы с братьями были тогда еще совсем детьми. Моя мать сказала, что во всем виновато ее воспитание. Если бы она понимала, как вести счета и как управлять поместьем, мы никогда бы не оказались на грани нищеты и наши владения к совершеннолетию брата процветали бы. Вот почему, пригласив наставника для моего брата, мать тоже присутствовала на всех уроках. И научила обеих моих сестер всему, что требуется знать для управления поместьем, на тот случай, если они останутся молодыми вдовами с маленькими детьми на руках.

Я смотрел на него, не зная, что ответить.

— Совершенно верно, — горячо подтвердила Эпини, словно слова Спинка оправдывали ее странное поведение.

Тут ко мне вернулся дар речи.

— Я бы винил семью твоей матери в том, что твой дядя не пришел вам на помощь.

— Можно винить их сколько угодно, но это ничего уже не изменит. И хотя я сильно сомневаюсь, что мой брат оставит мою жену и детей в беде, никто не знает, будет ли он жив и сумеет ли найти возможность помочь им. Моя мать говорит, что ее дочери никогда не будут страдать из-за собственного невежества, как это случилось с ней.

Вот сейчас я бы многое мог ему ответить, но решил не обижать друга и поэтому повернулся к кузине.

— Я не понимаю, о каких кандалах ты говоришь, Эпини. Если ты будешь вести себя как благородная леди, то удачно выйдешь замуж и у тебя будет чудесный дом, полный слуг, где о тебе станут заботиться. У меня сложилось впечатление, что аристократки Старого Тареса озабочены лишь тем, чтобы сделать новую прическу и заказать модную одежду. И это ты называешь кандалами? И как тебе не стыдно говорить, что твои родители собираются тебя продать, словно ты призовая корова! Как ты можешь произносить такие жестокие слова, когда твой отец так тебя любит?

— Кандалы из бархата и кружев, мой дорогой кузен, могут связать женщину ничуть не хуже, чем холодное железо. О да, отец меня любит, как и мать, и они обязательно найдут для меня первого сына из уважаемой семьи, который будет счастлив получить мое приданое. Скорее всего, он станет хорошо со мной обращаться, в особенности если я вовремя нарожаю ему детей. Тот, кого они выберут для меня, станет важным союзником, вот здесь и начнутся трудности, поскольку мои отец и мать имеют разные политические взгляды, о чем ты уже наверняка в курсе.

Я понял, что она имеет в виду, но заметил:

— Но так было всегда. Мои родители выбрали жен для меня и для моего старшего брата.

— Бедняжки! — вздохнула она с искренним сочувствием. — Обручены с мальчишками еще до того, как они превратятся в мужчин, имея при этом столько же возможностей повлиять на свою судьбу, сколько есть у котят, лишившихся матери. Когда придет мое время выходить замуж, я намерена сама выбрать себе мужа. И это будет тот, кто станет уважать мой ум. — И тут она дерзко посмотрела в глаза Спинку.

Тот покраснел и отвернулся.

Я подавил гнев и лишь покачал головой, чтобы показать свое несогласие, но Эпини и Спинк решили, что я ей сочувствую.

— Давайте прогуляем лошадей, — предложил Спинк, и они неторопливо побрели вдоль берега.