Проклятые башни - Кейт Форсит

Мегэн заметила мальчика с собакой, и ее взгляд стал более острым.

— Ох, глупый мальчишка! Зачем он взял Джойус?

Старая ведьма направилась к нему, перешагивая через мертвых и раненых, плотно закутавшись в плед от холода. Позади нее на замерзшей реке стояли остатки армии Ри, подняв лица к небу. Все как завороженные смотрели на воздушные маневры драконов, паривших в потоках бешеного ветра с широко расправленными крыльями, тонкими, точно чеканное золото.

— Диллон! — закричала Мегэн. — Диллон, убери меч. Мы победили. Убери меч! — Она снова и снова повторяла слова, но он не слышал ее, убивая одного за другим, одного за другим. — Диллон, убери меч. Мы победили. Убери меч!

Он прикончил последнего и невидящими глазами оглянулся вокруг.

— Мы победили. Убери меч.

Мальчик посмотрел на нее и медленно поднял меч. Его глаза были пусты. Изолт натянула тетиву своего миниатюрного арбалета и подняла его к плечу.

— Ты победил, — мягко сказала Мегэн. — Больше не нужно убивать. Убери меч.

Диллона трясло от горя и усталости. В конце концов он пришел в чувство, и его неподвижные глаза увидели вытоптанный луг, горящий город, черный дым и кружащийся снег, а среди мертвых — тела Аннтуана и Парлена. Он упал на колени, глядя на окровавленный меч и собственные руки, красные по локоть, и, запрокинув голову, испустил отчаянный крик. Косматый пес завыл вместе с ним.

— Убери меч, — ласково сказала Мегэн, когда его вопль затих. — Мы победили. Больше не нужно убивать.

Диллон молчаливо уставился на Мегэн, его лицо было искажено горем и смятением. Потом медленно повиновался, обтерев меч о свою зеленую куртку и убрав его обратно в ножны.

— Зря ты взял меч, — хмуро сказала она, положив руку ему на плечо. — Джойус — не обыкновенный меч. Если его обнажили, то он не вернется обратно в ножны, пока не прольет кровь, и будет сражаться до тех пор, пока бой не будет выигран. Хотя того, кто им владеет, нельзя победить, этот меч, как и многие магические вещи, ровно настолько же проклятие, насколько и благословение. Те, кто им владеет, внушают ужас и редко обнажают его. Большинство из них умирает очень рано, хотя меч и делает их непобедимыми, ибо он никогда не сдается и никогда не отступает. Мне очень жаль, что ты выбрал его, Диллон, ибо теперь ты не освободишься от него до самой своей смерти.

Он непонимающе уставился на нее.

— Это волшебный меч?

Она кивнула.

— Некоторые говорят, что он проклят, хотя на самом деле он был выкован с самыми добрыми намерениями. Обычно тот, кто его носит, умирает от усталости, не в силах утолить его жажду крови. После его смерти кто-нибудь еще обязательно подбирает меч и продолжает сражаться, пока битва не будет выиграна. Говорят, как-то раз он убил шестерых хозяев за одну битву, пока не насытился. Джойус очень безжалостный меч.

Диллон взглянул на ножны, такой усталый и отупевший от горя, что слова Мегэн почти не проникали в его сознание. Она махнула Дайду.

— Отведи его обратно к Джоанне, — сказала она вполголоса. — Пусть она даст ему теплого вина с маковым сиропом и позаботится, чтобы его умыли и обогрели. Он заснет. Он ведь всего лишь ребенок. Со временем часть этого кошмара забудется.

Дайд кивнул. Он наклонился, поднял Диллона на ноги и повел, поддерживая за плечи. Джед жалобно заскулил и потрусил за ними.

Мегэн оглянулась на Арденкапль. Несмотря на вьюгу, город был все еще объят огнем. В небе с триумфальным ревом парили и пикировали драконы.

— Будем надеяться, что им не слишком понравилось мстить людям, — горько сказала она.

У Изолт был удивленный вид.

— Разве ты не рада? — спросила она. — Мы выиграли эту битву, да и всю войну тоже, если я не ошибаюсь. Теперь они дважды подумают, прежде чем снова нападать на нас.

Мегэн кивнула и натянула плед на свои белоснежные волосы.

— Да, наверное, ты права. И все же там заживо горят такие же люди, как и мы, и среди них есть и невинные. Я сыта по горло всей этой бойней. Неужели ты не чувствуешь их ужас и агонию?

Изолт оглянулась на горящий город и медленно кивнула.

— А я рада. Рада! Мой леаннан лежит как мертвый, а многие из тех, кого я знала и любила, погибли. Надеюсь, что тот, кто предал нас, тоже был в этом городе, и что он умрет не слишком быстро!

Мегэн отрывисто кивнула и отвернулась от нее, глядя на вьюгу.

Лиланте стояла в роще древяников, глубоко запустив корни во вкусную почву и раскачиваясь на теплом ветру, прилетавшем из долины. До нее доносилось негромкое журчание ручейка талой воды, стекающей в реку, и шелест листьев древяников. Они переговаривались между собой своими низкими грозными голосами, и она с удовольствием слушала. Им было пора возвращаться обратно в лес , говорили они. Зеленые радуются, свободные уходят странствовать…

Свободные уходят странствовать , отозвалась она, и они приветственно и одобрительно зашелестели. Потом несколько древяников зашагали к лесу, не оборачиваясь и не прощаясь. Древяники были вполне самодостаточными существами. Они бродили по лесам и редко чувствовали тягу к общению. Те, кто остался, сделали это только потому, что земля была вкусной, а воздух — теплым.

Лиланте оставалась с ними до тех пор, пока солнце не начало склоняться к горизонту. Тогда она тихо вытащила корни и пошла к огням, мерцающим у реки. Она не стала ни оборачиваться, ни махать рукой, ни что-то говорить, хотя ей и было мучительно больно расставаться со своими сородичами. Но Лиланте была наполовину человеком и не могла обходиться без общества.

На бревне сидел Дайд, играя на гитаре и напевая:

О Эйя, если смерти все ж

Никак не избежать,

Тогда послушай, как бы я

Хотел ее принять.

Меня настигнет пусть она

В объятьях моей милой,

С бутылкой крепкого вина

И с песенкой игривой.

Я прожил так всю жизнь свою,

И как я жил, так и умру.

Так пейте, парни, пейте,

Ни капли не пролейте,

А если чашу кто прольет,

Тот две пускай заместо пьет,

Велит нам наш обычай так,

Обычай пьяниц и гуляк!

Солдаты шутили и смеялись, подпевая Дайду. Лиланте уселась, положив подбородок на колени и спрятав ноги под подолом платья, и устремила на него свой взгляд. Повсюду вокруг сидели усталые солдаты, потягивая слабый эль. Многие раненные были просто перевязаны, поскольку силу Томаса решили приберечь для тех, кого искалечили пушечные ядра. Теперь, когда целительные способности Томаса усилились как никогда, все они были снова невредимы и полны сил. Исцеленные солдаты сейчас занимались погребением погибших и разбирали пепелище города, превратившегося в дотлевающую кучу углей на холме, а те, кто получил незначительные ранения, отдыхали и набирались сил с элем и песнями.