Кристальный пик - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы закончим твою броню к сроку, Рубин, и в ней ты сразишь Омелу, ярлскону Керидвена, а затем вернешь себе все восставшие туаты. Будет или так, или никак, ибо я не отступлюсь. Прими мой дар, как все это время принимала мою любовь, ибо эта броня станет высшим ее проявлением. Вот настолько ты дорога мне. Вот насколько я хочу, чтобы ты жила.
Солярис опустился обратно на жертвенник и вытянул руки вдоль тела, словно призывал меня саму занести над ним нож. Но мне бы ни за что не хватило духа на подобное. Мне не хватило его даже на то, чтобы действительно помешать Солу, ведь я знала: запрещу Гектору помогать, и он обратится к Ллеу. А если запрещу Ллеу, он найдет кузнеца из Столицы. А если запрещу и им всем, издам указ, то Солярис сделает все сам и оттого навредит себе лишь больше. Даже будучи королевой, прозванной хозяйкой королевскому зверю, я не имела над Солом реальной власти.
Таково было его искупление. То, что он сделал со мной однажды на крыше башни-донжона, он делал теперь с собой. Приносил себя в жертву за то, что однажды принес в жертву меня.
Броня, совершенная и прекрасная, как сам Солярис. Смогу ли я принять такой его подарок? Смогу ли не возненавидеть себя после, когда надену его?
— Ты уверена? — спросил Гектор изумленно, когда я вложила ему в руку страшный инструмент — иглу черную и матовую, как покрытое копотью веретено. — Рубин, ты точно хочешь, чтобы я сделал это?
— Конечно, я не хочу! — ответила я раздраженно, и жертвенник за моей спиной заскрежетал. Солярис снова клацнул по нему когтями. — Поэтому я буду помогать тебе, чтобы вы закончили как можно скорее.
— Что? — захлопал глазами Гектор.
— Рубин, это плохая идея… — начал Солярис.
— Как и все это, — огрызнулась я в ответ, обведя жертвенник рукой, и сняла с себя накидку, чтобы затем сложить ее на выступе одной из колонн, где уже лежала сложенная одежда Сола. Бархатные рукава были слишком длинными и широкими, чтобы не запачкаться, а молочно-белая ткань слишком маркой. Ночное платье всяко легче будет отстирать. — Что мне нужно делать, Гектор?
Он засуетился, заозирался по сторонам, будто сам не знал, с чего начать. Затем взглянул на терпеливо ждущего Сола и жестом подозвал меня к другой стороне стола. Мы встали, где положено, и сердце мое забилось где-то в горле, когда Гектор протянул мне комок чистой хлопковой ткани.
— Кровь, — сказал он. — Обычно главной проблемой является кровь. Она заливает чешую, и я не вижу, куда веду иглу. Поэтому, если ты сможешь вытирать ее… Будет славно.
Я собранно кивнула, не выдавая ужаса. В желудке от него забурлило, руки потяжелели, как если бы комок ткани обернулся чугуном. Сол смотрел куда угодно, но только не на меня, а затем и вовсе закрыл глаза, когда Гектор, закатав рукава и ненавязчиво посоветовав мне сделать то же самое, наконец-то взялся за иглу. Правда, не за ту, что я всучила ему. Он выбрал иглу потоньше и подлиннее, похожую на стрелу — с широким наконечником, но расплющенным. Твердо зажал ее между пальцев и наклонил под углом, вмиг лишившись своей мальчишеской робости. Движения стали резкими и отточенными.
— Готов? — спросил Гектор.
По ребрам Соляриса поползла чешуя, и уже спустя секунду весь его бок мерцал перламутром. Она была острой и твердой, как камень — я отлично помнила это, ведь столько раз очерчивала ее пальцами. На моей памяти ни копья, ни мечи не могли пробить ее. Однако Гектор вдруг направил иглу Солярису между ребер и заставил его чешую раскрыться, ощетиниться. Игла с трудом протиснулась прямо между пластами. Раздался треск, и я вдруг поняла, почему именно Гектору, а не его новому мастеру или Ллеу Солярис доверил ковать для меня броню — здесь нужны были не только талант, но и физическая сила. Челюсти Гектора сжались, на предплечьях выступили жилы — до того сильно ему пришлось налегать на иглу, чтобы протолкнуть ее дальше и отделить одну чешуйку от другой. Треск повторился, и тогда они наконец-то стали сниматься с плоти небольшими пластами размером с половину ладони. Вот на что было способно черное серебро — лишнее доказательство того, сколь омерзителен и опасен бывает сейд.
Солярис дернулся, но не закричал. Когти его снова лязгнули, входя в белый мрамор, как в топленое масло, и горячая драконья кровь зашипела, окропляя его. Она потекла из-под матовой иглы не каплями, а струей, и я, потрясенная, не сразу вспомнила, что должна приносить пользу и стирать ее, а не стоять с открытым ртом. Тут же приложив к краю свежей раны тканевый лоскут, я почувствовала, как тот разбухает и тяжелеет в пальцах, напитываясь драконьей кровью. Гектор не соврал — ее было много. Слишком много.
— Гектор… — выдавила я, чувствуя слабость в ногах и жар от ожогов, которые оставляла кровь Сола на моих пальцах. Ночное платье было уже не спасти: хоть я и старалась держать лоскут на расстоянии вытянутой руки, но чем дальше Гектор вел иглу, тем дальше и сильнее бежала кровь. В какой-то момент я и вовсе обнаружила, что не вижу за ней собственных рук — те утонули в багровом потоке. — Гектор!
— Все в порядке, — процедил Солярис, крепче вжимаясь спиной в жертвенник. — Не отвлекай его, Рубин.
Я не понимала, как он до сих пор не подорвался с места и не сбежал, повинуясь инстинктам, которые даже во мне трубили громче горна. Не было ни ремней, ни креплений — одна лишь сила воли удерживала Сола на месте. Он почти не дергался, чтобы не мешать Гектору выполнять его работу, но мелко дрожал, крутил головой и царапал стол. Иногда он все-таки не выдерживал и изгибался дугой, однако тут же заставлял себя выпрямиться и ложился обратно. Рычал, стенал, но и то не в голос, а сдавленно и приглушенно, как если бы кто-то пережимал ему горло рукой. На белых-белых щеках блестели пот и слезы, и глаза, прежде золотые, пылали, как огонь. Солярис превращался лишь там, где Гектору было удобно
