Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современные когнитивные исследования выделяют следующие «микротемпоральные» интервалы познавательной деятельности, отделяющие ее от момента воспринимаемого события:
1. От нуля до 200 миллисекунд (одна пятая секунды) – ощущение и восприятие на материальном уровне, через органы чувств.
2. От 200 до 400 миллисекунд – бессознательное познание (nonconscious cognition), прохождение сигналов через клетки головного мозга.
3. От 500 миллисекунд – сознательное познание[358].
Иначе говоря, сознание включается лишь спустя полсекунды после подачи материального сигнала. Компьютеры, «несознательные познаватели» (nonconscious cognizers – принципиальный оксюморон искусственного интеллекта), работают в измерениях, в которых сознание не успевает себя задействовать. Предполагается, что именно эти сверхбыстрые системы будут принимать решения, судьбоносные для людей.
Таким образом, в теориях искусственного разума проблема сознания отделяется от познавательной деятельности и превращается в проблему субъективности, которая выделяет «одинокий» человеческий род и в мире бессознательной природы, и в мире внесознательной техники.
✓ Мудрость, Мышление, Творчество, Ум
Судьба
…Здесь присутствует какая-то тайно действующая сила, вроде рока… которую все ощущают, которую не в силах объяснить ни один философ, религиозный же человек выбирается из ее тенет с помощью нескольких утешительных слов.
Иоганн Вольфганг Гёте[359]
Судьба обычно представляется как сила, управляющая жизнью человека независимо от его сознания и воли; как непостижимая предопределенность событий, высший закон и порядок, имеющий неминуемые последствия для каждого.
Судьба понятия «судьба»
В ХХ веке «судьбу» пытались сдать в архив суеверий, упразднить как пережиток религиозных идей и институций, унижающих свободу и достоинство человека. Роль судьбы в научном мировоззрении отводилась законам биологической эволюции, историческим обстоятельствам, производительным силам, общественным отношениям, воле масс, подсознанию («оно») и сверхсознанию («сверх-я»), статистическим закономерностям (игре больших чисел), генетическим кодам, глубинным структурам языка и знаковым системам культуры… Эта демистификация судьбы действовала на протяжении всего ХХ века в таких разных мировоззрениях, как дарвинизм, марксизм, психоанализ, структурализм, постструктурализм, различные теории эволюционного, генетического и культурного детерминизма. Именно детерминизм является общим знаменателем этих столь разных мировоззрений, которые, как ни странно, объединяются тем самым понятием «судьба», которое они исключают и которому пытаются найти более рациональную замену.
Две причины «отмены судьбы» – эмансипация и детерминизм – связаны между собой и вместе приводят к противоречивому результату. Человек становится как бы безгранично свободен – и тут же закрепощается новыми зависимостями, в сущности более тяжелыми и безысходными, чем привычная «судьба». Судьба может шутить, играть, быть благосклонной, милосердной – у нее в запасе есть те дары и щедроты, лазейки и обходные пути, в которых отказывает человеку новейший детерминизм.
Вообще, у судьбы много имен, которые отражают не только ее бытование в разных культурах и религиозных традициях, но и стремление людей иносказательно ее называть, отчасти для того, чтобы не привлечь ее внимания к себе, не накликать на себя ee злых действий. Судьбина, рок, доля, удел, участь, удача, случай, жребий, фортуна, фатум, мойра, парка, планида, крест, Промысел, Провидение, предопределение…
Сам человек – своя судьба
Обычно судьба противопоставляется свободе. Очевидно, человек – не всесильное существо, и многое из того, что составляет его жизнь, выступает как предначертанное, неотвратимое. Это не только сам факт моего рождения, круг обстоятельств, над которыми я не властен; это и мое собственное тело, голос, характер, способности, вкусы, пристрастия. Чем глубже мы всматриваемся в себя, доискиваясь «самого своего», тем больше находим это свое «уже рожденным». Самих себя мы получили в дар неведомо от кого, и если можно говорить о субъективности человека, то в своей основе это субъективность дательного, а не именительного падежа: не я, а мне. Любая «данность» потому так и называется, что дана мне как дар. В этом смысле судьбой человека является он сам, каким он «сужден» самому себе. Судьбу можно определить как дальнейшее развертывание той сущности человека, над которой он сам не властен: сначала она является ему в форме «врожденных черт», а затем – «независимых обстоятельств» и «внезапных происшествий».
Судьба – это человек, каким он сам себя не знает. Это как собственный скелет: его не видишь, но из него не выпрыгнешь. Только когда жизнь завершена, тогда обнажается остов того, чем человек был и чего ему не дано знать о себе. Так и судьба выявляется из всего состава человеческих дел, когда они подходят к концу, – то, что «делалось» с человеком независимо от его сознания и воли. Разница между «самостью» и «судьбой» в этом смысле – всего лишь разница между действительным и страдательным залогом или между личным и безличным глаголом. Можно ведь сказать: «я думаю» – и «мне думается»; «я дышу» – и «мне дышится»; «я живу» – и «мне живется». «Судьба» – это способ обозначить все мои действия в страдательном залоге.
Нрав человека и есть его судьба – эта мысль и древняя, и современная. Впервые мы находим ее у Гераклита: «Этос человека – его даймон» (Ethos anthropoi daimon). В переложении Менандра (комедия «Третейский суд») это звучит так: «Характер – наш бог, / И он виновник того, что один преуспевает, / А другой нет»[360]. Эта же мысль составляет один из главных мотивов в повествованиях Х. Л. Борхеса. В рассказе «Письмена Бога» герой, оказавшись в темнице, ищет среди скудных предметов своего окружения знак Бога, начертание судьбы, и вдруг постигает: «Быть может, магическая формула начертана на моем собственном лице и я сам являюсь целью моих поисков»[361].
Таким образом, в понятии судьбы вырисовывается апория, внутреннее противоречие. С одной стороны, судьба – нечто предустановленное, извне навязанное человеку: обреченность, неизбежность, которым он противопоставляет свое желание и волю. С другой стороны, у каждого человека своя судьба, и желать иной судьбы – желать иного себя, а это неосуществимо. Судьба над нами – и в нас самих.
Эта апория постоянно дает себя знать в истории «фатумологии», древней теории судьбы. Так, Хризипп, глава школы стоиков, искал такого объяснения действий судьбы, которое не исключало бы свободы, а значит, ответственности самого человека. Он приводит пример с цилиндром и волчком. Ни один из предметов не может двигаться, если внешняя сила – толчок, удар – не задаст им движения; но траектория их движения зависит от их собственной формы – цилиндр будет катиться ровно, волчок
