Меч на закате - Розмэри Сатклифф

— Если Нони Журавлиное Перо и его сыновья говорят правду, то Крэн Тара должен был быть объявлен весной, чтобы войско собралось ко времени жатвы. Если северо-западный ветер будет подгонять карраки, то скотты и Раскрашенный Народ не опоздают на праздник.

И мне показалось, что мое сердце скатилось, холодное и тяжелое, как кремень, куда-то мне в желудок; потому что ветер, который поднялся на закате и свистел в покрывающей песчаные дюны траве и на бастионах старого форта, дул с северо-запада…

Флавиан ударил ладонью по колену.

— Время жатвы! И три четверти войска сидят по домам в своих деревнях, убирая с поля ячмень.

— Значит, клич должен был быть брошен по меньшей мере за два месяца до того, как он покинул Венту, — подытожил я, но говорил я больше для себя, чем для остальных собравшихся у очага. — Пока он все еще сидел с нами за одним столом. Это правда, что по его глазам ничего нельзя прочесть…

— Он предусмотрителен и умеет ориентироваться в ситуации и ловить шанс — качества, подобающие Верховному королю, если уж на то пошло, — вполголоса и не без восхищения проговорил Мэлгун.

Верховному королю. Да, престол Верховного короля и был той дичью, за которой охотился Медрот. Пурпур был бы для него пустым звуком, поскольку принадлежал другому миру, нежели его собственный. Другого императора Западной империи не будет, все это уйдет вместе со мной. Если Медроту удастся победить, в Британии будет Верховный король, а за его спиной, так сказать, на полкорпуса сзади — сакс, обладающий самой большой властью в стране; так же, как было некогда с Вортигерном и Морским Волком Хенгестом. А потом, когда придет время — а оно должно будет прийти — для взаимного выяснения сил, останется только сакс, и Британия будет разорвана надвое между деревом и жеребцом; и концом, несмотря ни на что, настанет тьма.

Должно быть, я застонал вслух, потому что по кругу сидящих у очага людей прокатилось легкое быстрое движение, и внезапно оказалось, что все они смотрят на меня, словно я привлек к себе их внимание каким-либо звуком. Я рассмеялся, чтобы замаскировать этот звук, каким бы он ни был, бросил остатки ячменной лепешки ближайшему псу и обвел всех взглядом, собирая воедино.

— Мне думается, что раз Сердик и Медрот будут наступать из Виндкладии, то очевидным местом для высадки скоттов, а вместе с ними, вероятно, и Раскрашенного Народа, будет побережье ближе к верховьям Сабринского моря — где-нибудь в краю болот и камышей к северо-западу от Линдиниса; может быть, за Яблочным островом — низкие берега и узкие извилистые протоки, по которым можно провести боевые ладьи вглубь суши и вытащить их там на берег; а после высадки они пойдут напрямик, чтобы как можно быстрее соединиться с саксами.

— Старая игра — разрезать королевство надвое, — согласился Овэйн.

— Отчасти; а отчасти, конечно, стремление объединиться и набрать полную силу, прежде чем мы сумеем войти с ними в соприкосновение. Похоже, что успех им более чем обеспечен, и однако даже сейчас, если мы помчимся, как проклятые, у нас все еще будет шанс встретить одну половину их войска и успеть с ней разделаться до того, как к ней присоединится другая.

— Ну и что? — спросил Флавиан.

— Мы помчимся, как проклятые. Но прежде чем мы выступим, мне нужно объявить свой собственный Крэн Тара. Мэлгун, ты можешь достать мне чернила и пергамент или таблички?

— Нет, — высокомерно проронил Мэлгун. — Я не писец.

— Но, Господи ты Боже мой, дружище, неужели у тебя здесь нет писца, у которого было бы чем написать письмо?

В конце концов он собственноручно принес мне требник богатой монастырской работы — сплошь позолота и сверкающие краски — занимающий, как мне кажется, третье место в его сердце после его соколов и его женщин, хотя скорее из-за своей красоты, чем из-за содержания; и бросил его мне, словно какую-то безделицу. И я вырвал из него нужные мне страницы и перекинул его обратно Мэлгуну. Помню, половину одной страницы занимала заглавная буква "С", выполненная в подобии дракона с длинной выгнутой шеей и фантастическим разветвленным хвостом, похожего на королевский браслет-дракона, который я носил в течение двадцати лет. Другая страница была украшена листиками и крошечными цветочками с тремя лепестками, рассыпанными среди молитв, а еще одна окаймлена изысканным переплетенным орнаментом, заканчивающимся птичьими головами. Я положил их на колено чистой стороной вверх и начал писать, произнося торопливо ложащиеся на пергамент слова вслух, чтобы остальные знали, какие приказы я посылал и куда.

Я написал Коннори в Дэву, чтобы он собрал северные отряды и как можно быстрее привел их на юг; они должны были подойти лишь через много дней после того, как завяжется сражение, но каким бы ни был его исход, они могли пригодиться потом. Я нацарапал приказ Аурелию Псу, лорду Глевума, немедленно послать всех, кого он сможет собрать, к Сабринскому побережью, чтобы предотвратить высадку, если еще не было слишком поздно. Но было уже слишком поздно; я чувствовал это всеми темными глубинами своей души. Я написал Кадору из Думнонии, чтобы он вывел свои войска, прежде чем вокруг них сомкнутся челюсти капкана, и присоединился к Кею в — я поколебался, обводя страну мысленным взором, — в Сорвиодунуме. Последнее письмо я написал самому Кею, удостоив его страницы с драконом; я приказывал ему отозвать людей с уборки урожая (но он и так уже должен был это делать), отвести подошедшие отряды на запад до Сорвиодунума и в ожидании моего появления сделать его местом сбора. Таким образом они должны были оказаться примерно на полпути между Вентой и южным Мендипсом. Если бы они продвинулись дальше на запад, то им, возможно, пришлось бы схватиться с неприятелем раньше, чем я успел бы подойти к ним на помощь, и я не осмеливался так рисковать.

Я уже разослал клич всем горцам с моих родных холмов, которые могли присоединиться ко мне до восхода луны, и приказал Мэлгуну собрать за следующий день всех, кого он только сможет, и выступить с ними следом за мной.

После того как письма были написаны, кто-то принес мне несколько шариков пчелиного воска, и я запечатал пергаменты вделанной в эфес моего меча большой аметистовой печатью Максима, изображающей орла с распростертыми крыльями, окруженного гордой надписью ИМПЕРАТОР. Потом я подозвал от нижних очагов трех молодых воинов, каждый из которых был известен мне как быстрый наездник, хорошо знающий горы и горные тропы, и дал первому из них письмо к Кадору, поручив ему следовать самым коротким путем на юг, к побережью Силуреса, и Бога ради держаться подальше от лап Вортипора, а потом переправиться на рыбацкой лодке в Думнонию. Двум другим я вручил письма к Аурелию Псу и к Кею с наказом ехать вместе до Глевума, где один из них должен будет прервать свое путешествие, в то время как второй помчится дальше прямо в Сорвиодунум. И когда они торопливо проглотили остатки ужина, набросили плащи и вышли из зала, у меня на руках остались только Коннори и север.

Я помню, что посмотрел поверх очага туда, где, привалившись к колену отца и почти засыпая, сидел Малек, и увидел, что рука Флавиана с большим поцарапанным изумрудом на пальце лежит на пыльном плече юноши. Последний человек, который носил это кольцо, погиб у меня на службе двадцать лет назад; Флавиан, судя по всему, должен будет погибнуть вместе со мной через несколько дней. Три поколения подряд — это было слишком много для рода одного человека.

— Малек, — позвал я, и когда он очнулся и, встрепенувшись, сел прямо, продолжил: — Сначала поешь, потом выспись. Я могу дать тебе на сон четыре часа, а после этого возьми свежую лошадь — присмотри за этим, Мэлгун, брат мой, поскольку я к этому времени уже буду держать путь на юг — и отвези мой приказ Коннори в Дэву. Если по дороге ты сможешь два раза сменить лошадь, то будешь там меньше чем через три дня.

— Сир… пусть это письмо отвезет кто-нибудь другой, — немного помолчав, отозвался он. — Я один из Товарищей, я был твоим оруженосцем. Мое место в твоем отряде.

— Твое место — повиноваться моим приказам, — заявил я, и он, встав, подошел и взял пакет, а потом, поколебавшись еще одно ощутимое мгновение, прикоснулся им ко лбу, прежде чем засунуть его за пазуху пропотевшей туники.

Когда он, как до него другие, накинул плащ и вышел в ночь, его отец поднялся на ноги и неторопливо последовал за ним. И я знал, что где-то в царящей снаружи темноте — возможно, Флавиан отведет его в свою спальную каморку — они попрощаются друг с другом, почти наверняка в последний раз.

Они не стали тратить на это слишком много времени; Мальку нужно было поспать эти несколько часов, а Флавиана, как и остальных, ждали дела. Он вернулся в обеденный зал один, когда мы как раз собирались выходить оттуда, — с виду почти такой же, как всегда, если не считать того, что старый шрам у него на виске проступал более четко, чем обычно; странно, что такая вещь может выдать человека. Он поблагодарил меня долгим, твердым взглядом, и я заметил, что видавшая виды печатка исчезла с его руки, и только полоска очень белой кожи указывала на то место, где она была.