Война Хонор - Дэвид Вебер

– Но если бы мы, как он того добивался, надавили на них раньше, у нас не осталось бы времени на ликвидацию отставания! – парировал Тейсман.

– Естественно, но неужели ты думаешь, что он собирается упоминать о таких мелочах? – с мрачным смешком поинтересовалась Причарт. – Конечно, об этом можем напомнить мы, но толку не будет. Кому интересно вспоминать, какова была ситуация три или четыре года назад. Важно, как обстоят дела сейчас. А сейчас – во всяком случае, по представлениям Арнольда – мы достаточно сильны, чтобы противостоять манти, если только нам хватит на это мужества.

– Следовательно, ты собираешься сделать именно то, чего он добивается?

Вопрос Тейсмана мог бы прозвучать как обвинение, но Элоиза всё поняла правильно. Было ясно, что адмирал по-прежнему не соглашается с её политикой, но, во всяком случае, понимает её мотивы и осознаёт её правоту. Выбирать приходилось не между лучшим и худшим, а между плохим и очень плохим.

– Другого выхода, кроме как использовать его же маневр, я не вижу, – призналась Причарт. – Если мы сами объявим о существовании новых кораблей и одновременно усилим нажим на манти за столом переговоров, то частично обезвредим его происки. Надеюсь.

– Если не перегнем с этим нажимом палку, – предостерег Тейсман. – Даже если манти воспримут это гораздо спокойнее, чем я ожидаю, неизбежно отставание между моментом, когда мы официально признаем существование Болтхола, и реальной перестройкой их стратегического и политического мышления. Предсказать, как они отреагируют на усиление давления с нашей стороны до того, как произойдет эта перестройка, очень трудно.

– Я понимаю. Но думаю, такую ситуацию будет легче контролировать, чем то, что начнется, если мы позволим Арнольду носиться по Новому Парижу, словно сбрендивший шар для боулинга в невесомости. Чтобы содержание наших пресс-релизов по поводу Болтхола стало известно на Мантикоре, потребуется как минимум месяц. Мы рассчитаем время так, чтобы наша нота, в которой мы заявим о более твердой позиции на переговорах, пришла в их министерство иностранных дел несколько дней спустя. И конечно же, постараемся облечь наши требования в дипломатически приемлемую форму.

– Ты собираешься в «дипломатически приемлемой форме» потребовать, чтобы они прекратили тянуть попусту время? – скептически осведомился Тейсман, и она хмыкнула.

– Я же не говорила, что им это должно понравиться. Но мы можем проявить твердость, настаивая на разумном компромиссе, и при этом не показаться похожими на шайку отчаянных психов, которым не терпится испытать новые военные игрушки!

– Поскольку я и есть тот мальчик, который держит эти игрушки в коробке, я такой подход одобряю, – с готовностью согласился Тейсман. Но уже в следующее мгновение он поскреб подбородок и нахмурился. – Но мне было бы намного легче жить, если бы Джанкола перестал быть госсекретарем. Этот пост дает ему слишком широкие полномочия в толковании всего, что мы скажем манти. Меня это тревожит.

– Меня тоже, – призналась Причарт. – К сожалению, если мы не можем ни отправить его в отставку, ни отдать под суд, нам придется его терпеть. Иногда мне остро хочется, чтобы наша политическая система была больше похожа на систему манти. Только имей в виду, я считаю, что главное преимущество нашей системы – стабильность. У нас просто исключены резкие перемены правительственного курса, вроде той, которая произошла у них после гибели Кромарти. Но раз члены нашего кабинета настаивают на утверждении их назначения и отставки Конгрессом, мы не в состоянии тасовать портфели, как это делается у них. А пока Джанкола остается государственным секретарем, его невозможно отстранить от дипломатической деятельности.

И хотя на публике мы с ним вынуждены демонстрировать сердечное согласие, он прекрасно знает, что не дождется от меня открытки на Рождество. И я не собираюсь мучиться бессонницей, гадая, как бы не задеть его нежные чувства. Я настою на том, чтобы все дипломатические материалы, уходящие в Звездное Королевство, до отправки проходили через меня.

Она усмехнулась, на этот раз почти искренне.

– Кто знает, вдруг он так обидится, что преподнесет нам подарок и сам подаст в отставку?

– Только не жди этого, затаив дыхание, – посоветовал Тейсман. – Кислородное голодание – очень паршивая штука.

– Женщине свойственно надеяться, – парировала она.

– Пожалуй. – Военный министр помолчал, а потом спросил: – Как ты собираешься обставить заявление о «Болтхоле»? Его должно сделать твоё ведомство или мое?

– Твоё, – сразу ответила Причарт. – Следом на меня обрушится лавина вопросов, на первой же пресс-конференции, но первым о проекте должен объявить флот.

– А если кто-то спросит у меня, почему операция никак не отражена в опубликованном бюджете?

– Признаюсь, я очень рассчитываю на такой вопрос. Потому что в ответ ты напомнишь всем, что в отсутствии официального мирного договора Республика формально пребывает в состоянии войны со Звездным Королевством. И обнародование военного бюджета стало бы большим подарком любому потенциальному противнику. При этом не надо сильно нажимать на ассоциацию между Мантикорой и «любым потенциальным противником», но и отрицать, если кто-то спросит впрямую, этого не надо. Может быть, это заставит манти задуматься еще до того, как они получат официальную дипломатическую ноту. А на внутреннем фронте это выбьет почву из-под ног у сторонников почтенного госсекретаря, если они попытаются обвинить нас в робости и бездействии. Не думаю, чтобы кто-то на самом деле забыл, как разделал нас Королевский Флот несколько лет назад, Но напомнить на всякий случай не помешает.

– Я тебя понял. И если уж нам все равно надо подойти к спящей сторожевой собаке и пнуть её в нос, то желательно добиться от этого пинка наибольшего эффекта. Но знаешь, – он покачал головой, – когда мы с Деннисом решили устранить Сен-Жюста, я и представить себе не мог, что правительству Республики и президенту, пришедшему к власти в результате открытых и честных выборов, придется идти на такие ухищрения, чтобы защититься от собственного министра.

– И поэтому ты предпочитаешь военных политикам, – печально сказала Причарт. – И мне трудно тебя винить за это. Но очень многое, Том, зависит от времени. Дай Республике лет пятнадцать-двадцать, чтобы избиратели по-настоящему привыкли к идее власти закона, и нам не придется так беспокоиться по поводу непомерных личных амбиций одного беспринципного политика. Я просто настояла бы на его отставке в полной уверенности, что Конституция выдержит любые последствия. Увы, пока нам до этого далеко.